Он чувствовал, что возмужал благодаря двум сделанны
м открытиям: он нашел отца и родину.
Теперь все раскрывалось перед ним, как если бы он владел ключом. Он находи
л объяснения тому, что ранее ненавидел; постигал то, что ранее презирал. От
ныне ему стало ясно провиденциальное значение Ч божественное и челове
ческое Ч великих событий, проклинать которые его учили, и великих людей,
в ненависти к которым его воспитали. Едва успев отказаться от своих преж
них воззрений, он считал их уже устаревшими и, вспоминая о них, то возмущал
ся, то посмеивался.
От оправдания отца он, естественно, перешел к оправданию Наполеона.
Надо заметить, что последнее далось ему нелегко.
С раннего детства его пичкали суждениями о Бонапарте, которых придержив
алась партия 1814 года. А все предрассудки, интересы и инстинкты Реставраци
и стремились исказить образ Наполеона. Наполеон вселял этой партии еще б
ольший ужас, чем Робеспьер. Она довольно ловко воспользовалась усталост
ью нации и ненавистью матерей. Бонапарта она превратила в почти сказочно
е чудовище. Чтобы сильнее поразить воображение народа, в котором, как мы у
же отмечали, было много ребяческого, партия 1814 года показывала Бонапарта
под всевозможными страшными масками, от Тиберия до нелепого пугала, начи
ная с тех, что нагоняют страх, сохраняя все же величественность, и кончая т
еми, что вызывают смех. Итак, говоря о Бонапарте, каждый был волен рыдать и
ли хохотать, лишь бы только в основе лежала ненависть. Никаких иных мысле
й по поводу «этого человека», как было принято его называть, никогда и не п
риходило в голову Мариусу. Он утверждался в них благодаря упорству, свой
ственному его натуре. В нем сидел ненавидящий Наполеона маленький упрям
ец.
Однако чтение исторических книг, а в особенности знакомство с историчес
кими событиями по документам и материалам, мало-помалу разорвали завесу
, скрывавшую Наполеона от Мариуса. Он почувствовал, что перед ним нечто гр
омадное, и заподозрил, что в отношении Бонапарта ошибался не менее, чем в о
тношении всего остального. С каждым днем он все прозревал и прозревал. На
первых порах почти с неохотой, а затем с упоением, словно влекомый неотра
зимыми чарами, начал он медленное восхождение, поднимаясь шаг за шагом, с
перва по темным, далее по слабо освещенным и, наконец, по залитым сияющим с
ветом ступеням энтузиазма.
Как-то ночью он был один в своей комнатке под кровлей. Горела свеча. Он чит
ал, облокотившись на стол у открытого окна. Простиравшаяся перед ним дал
ь навевала мечты, и они смешивались с его думами. Как дивно твое зрелище, н
очь! Слышатся глухие, неведомо откуда доносящиеся звуки, раскаленным уго
льком мерцает Юпитер, в двенадцать раз превышающий по величине земной ша
р; небо черно, звезды сверкают, мир кажется необъятным.
Он читал бюллетени великой армии Ч эти героические строфы, написанные н
а полях битв; имя отца он встречал там время от времени, имя императора Ч
постоянно; вся великая Империя открывалась его взору. Он чувствовал, как
душа его переполняется и вздымается, словно прилив; минутами ему чудилос
ь, будто призрак отца, проносясь мимо как легкое дуновение, что-то шепчет
ему на ухо. Им все сильнее овладевало какое-то странное состояние: ему слы
шались барабаны, пушки, трубы, размеренный шаг батальонов, глухой, отдале
нный кавалерийский галоп. Он подымал глаза к небу и глядел на сиявшие в бе
здонной глубине громады созвездий, потом снова опускал их на книгу, и тут
перед ним вставали беспорядочно движущиеся громады иных образов. Сердц
е его сжималось. Он был в исступлении, он весь дрожал, он задыхался. Вдруг, с
ам не понимая, что с ним и кто им повелевает, он встал, протянул руки в окно и
, устремив взгляд во мрак, в тишину, в туманную бесконечность, в беспредель
ный простор, воскликнул: «Да здравствует император!»
В эту минуту со старым было покончено. Корсиканское чудовище, узурпатор,
тиран, нравственный урод, возлюбленный своих родных сестер, комедиант, б
равший уроки у Тальма, яффский отравитель, тигр, Буонапарте Ч все это исч
езло, уступив место в его уме загадочному, всепоглощающему, ослепительно
му сиянию, в котором на недосягаемой высоте сверкал бледный призрак мрам
орного Цезаря. Для его отца император был лишь любимым полководцем, кото
рым восхищаются н которому со всей преданностью служат. Для Мариуса он п
редставлял собой нечто большее. Он являлся избранным судьбой зодчим гос
ударства французской формации, унаследовавшего от государства римской
формации владычество над миром, мастером чудодейственного разрушения,
продолжателем дела Карла Великого, Людовика XI, Генриха IV, Ришелье, Людовик
а XIV и Комитета общественного спасения. Разумеется, у него были недостатки
, он совершал ошибки, даже преступления, иными словами Ч был человеком, но
царственным в своих ошибках, блистательным в своих недостатках, могущес
твенным в своих преступлениях. Он был избранником, заставившим все народ
ы заговорить о великой нации; больше того Ч олицетворением самой Франци
и; побеждая Европу своим мечом, он побеждал мир своим светом. Для Мариуса Б
онапарт был лучезарным видением, которому суждено, охраняя грядущее, веч
но стоять на страже границ. Он видел в нем деспота, но и диктатора; деспота,
выдвинутого Республикой и явившегося завершением Революции. Подобно т
ому как Иисус был богочеловеком, Наполеон стал для него народочеловеком.

Как всякий неофит, опьяненный новой верой, Мариус стремился приобщиться
к ней Ч и хватал через край. Это было в его натуре. Стоило ему отдаться как
ому-нибудь чувству, и он уже не мог остановиться. Им овладело фанатическо
е увлечение наполеоновским мечом, сочетавшееся с восторженной приверж
енностью наполеоновской идее. Он не замечал, что, восторгаясь гением, зао
дно восторгается и грубой силой, Ч иными словами, создает двойной культ:
божественного и звериного начала. Он допускал много других ошибок. Он пр
инимал все безоговорочно. В поисках истины можно выйти и на ложную дорог
у. Преисполненный безграничного доверия, он соглашался со всем. Осуждая
ли преступления старого режима, оценивая ли славу Наполеона, он, однажды
вступив на новый путь, уже не признавал никаких поправок.
Как бы то ни было, шаг чрезвычайной важности был сделан. Там, где раньше он
видел падение монархии, он увидел возвышение Франции. Угол зрения его из
менился. Теперь то, что казалось закатом, стало восходом. Он повернулся в п
ротивоположную сторону.
Родные Мариуса и не подозревали о совершавшемся в нем перевороте.
Когда же в процессе этой скрытой работы над собой ему удалось, наконец, ок
ончательно сбросить с себя старую бурбонскую и ультраправую оболочку, с
овлечь одежды аристократа, якобита и роялиста и превратиться в революци
онера, демократа и почти республиканца, он отправился к граверу на набер
ежную Орфевр и заказал сотню визитных карточек, на которых стояло: Барон
Мариус Понмерси.
Все это явилось следствием происшедшей в нем перемены, всецело определя
вшейся его тяготением к отцу. Но так как у Мариуса не было знакомых и он не
мог оставлять карточки у портье, он положил их в карман.
Другим естественным результатом этой перемены явилось следующее: чем б
лиже делался Мариусу отец, чем дороже ему становилась память о нем и все, з
а что в течение двадцати пяти лет боролся полковник, тем больше внук отда
лялся от деда. Нрав Жильнормана, как указывалось выше, давно был не по душе
Мариусу. В их отношениях замечался разлад, обычный между серьезными мол
одыми людьми и фривольными стариками. Легкомыслие Жеронта всегда оскор
бляет и раздражает меланхолию Вертера. Пока оба придерживались одинако
вых политических взглядов, это служило для Мариуса своего рода мостом, п
ереброшенным от него к Жильнорману. Стоило мосту рухнуть, как между ними
образовалась пропасть. Помимо этого Мариуса приводила в неописуемое не
годование мысль, что именно он, Жильнорман, из-за каких-то глупых соображ
ений безжалостно отнял его у полковника, лишив, таким образом, отца сына, а
сына лишив отца.
В чувстве глубокой любви к отцу Мариус дошел почти до ненависти к деду.
Впрочем, как мы уже сказали, все это никак не проявлялось внешне. Мариус ст
ановился только все холоднее и холоднее. Бывал молчалив за столом и редк
о оставался дома. Когда тетка бранила его за это, он кротко ее выслушивал и
ссылался на занятость, на лекции, экзамены, семинары и т.п. А дед, продолжая
считать непогрешимым свой диагноз, все твердил: «Влюблен! В таких делах м
еня не проведешь».
Время от времени Мариус отлучался из города.
Ч Да куда же он ездит? Ч недоумевала тетка. В одну из таких поездок, всегд
а очень коротких, выполняя завет своего покойного отца, он отправился в М
онфермейль и попытался разыскать бывшего ватерлооского сержанта, трак
тирщика Тенардье. Трактир оказался закрытым. Тенардье, как выяснилось, р
азорился, и никто не знал, что с ним сталось. Занятый розысками, Мариус чет
ыре дня не был дома.
Ч Ну, разумеется, куролесит, Ч заявил дед.
Между тем стали замечать, что на груди, под рубашкой, Мариус что-то носит н
а черной ленточке, надетой на шею.

Глава седьмая.
Какая-нибудь юбка

Мы уже упоминали о некоем улане.
Это был внучатный племянник Жильнормана с отцовской стороны, проводивш
ий жизнь в гарнизоне, вдали от родных и семейного уюта. Поручик Теодюль Жи
льнорман отвечал всем требованиям так называемого военного душки. Тали
я у него была, как у «барышни», саблю он волочил на какой-то особо молодецк
ий манер, усы лихо закручивал. В Париж он приезжал очень редко Ч так редко
, что Мариус даже ни разу его и не видел. Кузены знали друг друга только по и
мени. Мы, кажется, уже говорили, что Теодюль был любимцем тетушки Жильнорм
ан, отдававшей ему предпочтение по той причине, что ей почти не доводилос
ь его видеть. Не видя человека, можно предполагать в нем любые совершенст
ва.
Однажды утром мадмуазель Жильнорман Ч старшая при всей невозмутимост
и своего характера вернулась к себе крайне возбужденная. Мариус опять пр
осил деда разрешить ему куда-то ненадолго уехать, добавив, что хочет отпр
авиться сегодня вечером. «Поезжай!» Ч ответил дед, а про себя, многозначи
тельно подняв брови, буркнул: «Повадился таскаться по ночам». Мадмуазель
Жильнорман поднялась в свою комнату крайне заинтригованная, бросив на л
естнице в знак негодования: «Это уж чересчур!», а в знак удивления: «Куда ж
е в самом деле он ездит?» Она заподозрила, что здесь не без какой-нибудь пр
едосудительной сердечной истории, что здесь не без женщины, не без свида
ния, не без тайны, и была не прочь сунуть сюда свой оседланный очками нос. Л
юбовный секрет Ч не менее лакомый кусочек, чем свежеиспеченная сплетня
, и святые души не прочь его отведать. В тайниках ханжества всегда найдетс
я запас любопытства к амурным делам.
Итак, она томилась смутным вожделением узнать, что это за романтическое
приключение.
Дабы отвлечься от этого несколько непривычно волновавшего ее чувства л
юбопытства, она прибегла к помощи своих талантов и принялась выводить бу
мажными нитками по бумажной материи фестоны, вышивая один из распростра
ненных узоров эпохи Империи и Реставрации, с многочисленными кружками в
роде каретного колеса. Работа была скучная, работница угрюмая. Она прове
ла в своем кресле несколько часов, как вдруг дверь отворилась. Мадмуазел
ь Жильнорман подняла нос; перед ней стоял, приветствуя ее по всем правила
м воинского устава, поручик Теодюль. Она вскрикнула от радости. Можно быт
ь старухой, недотрогой, богомолкой, тетушкой и все-таки испытывать удово
льствие, видя у себя в комнате улана.
Ч Ты здесь, Теодюль! Ч воскликнула она.
Ч Проездом, тетушка.
Ч Поцелуй же меня!
Ч Рад стараться! Ч отвечал Теодюль и расцеловался с ней.
Тетушка Жильнорман подошла к секретеру и открыла его.
Ч Ну, уж недельку-то ты у нас погостишь?
Ч Уезжаю нынче же вечером, тетушка.
Ч Не может быть!
Ч Совершенно точно.
Ч Теодюль, дружок, прошу тебя, останься!
Ч Сердце говорит «да», а устав Ч «нет». Дело в следующем. Нас переводят в
другой гарнизон. Мы стояли в Мелуне, а нас посылают в Гайон. Из старого гар
низона в новый надо ехать через Париж. Я и сказал себе: «Дай-ка повидаюсь с
тетушкой».
Ч Вот тебе за труды.
Она вложила ему в руку десять луидоров.
Ч Вы хотите сказать, за удовольствие, дорогая тетушка.
Теодюль опять поцеловал ее, и она испытала приятное ощущение, когда галу
ны его мундира царапнули ей шею.
Ч Ты едешь с полком, на коне? Ч спросила она.
Ч Нет, тетушка. Мне хотелось во что бы то ни стало повидать вас. Я получил р
азрешение. Денщик ведет мою лошадь, а я еду в дилижансе. Да, кстати, у меня к
вам вопрос.
Ч Что такое?
Ч Разве мой кузен Мариус Понмерси тоже куда-то уезжает?
Ч Откуда ты знаешь? Ч воскликнула тетушка; ее любопытство было возбужд
ено.
Ч По приезде я пошел в контору дилижансов, чтобы оставить за собою место
в карете.
Ч И что же?
Ч Оказалось, что один из пассажиров уже приходил и оставил себе место на
империале. Я видел в списке отъезжающих имя этого пассажира.
Ч Кто же это?
Ч Мариус Понмерси.
Ч Дрянной мальчишка! Ч возмутилась тетка. Ч Нет, твоему кузену далеко
до тебя, он совсем не паинька. Смотрите, что он затеял Ч ночевать в дилижа
нсе!
Ч Как и я.
Ч Но ты это делаешь по обязанности, а он по своему беспутству.
Ч Бездельник! Ч бросил Теодюль.
И тут мадмуазель Жильнорман Ч старшую осенило. Будь она мужчиной, она, на
верно, хлопнула бы себя по лбу.
Ч Твой кузен знает тебя? Ч живо спросила она.
Ч Нет. Я-то его видел, а он ни разу не удостоил меня вниманием.
Ч Значит, вы поедете вместе?
Ч Он Ч на империале, я Ч внутри кареты.
Ч Куда идет дилижанс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13