ГЛАВА 22
Побег

В Петропавловской крепости Чигирев бывал у себя в мире, как в музее. Видел казематы с восковыми фигурами жандарма и военного, которые охраняли заключенных в «тяжкие годы царизма». Но никогда он не мог предполагать, что сам окажется заключенным этой тюрьмы, да еще под стражей революционных матросов. Уже без малого четыре месяца он провел в каменном каземате. Крапивин сдержал свое слово. Бывшего товарища министра юстиции содержали весьма сносно, неплохо кормили, обеспечивали сменой белья, не выпускали на свободу, но и не подвергали репрессиям. Еще в ноябре следователи, назначенные Советом народных комиссаров, несколько раз допрашивали его о деятельности Временного правительства. Они старались добыть признание о якобы готовившемся аресте представителей всех левых партий и введении чрезвычайного положения по всей стране. Допрашивали без какого-либо давления, не говоря уже о пытках. Следователи проводили с арестованным «душеспасительные беседы», разъясняли преимущества социализма и изначальную обреченность буржуазного Временного правительства. Большей частью это были интеллигентные люди, поверившие в идеалы коммунизма, и Чигирев проводил время в интереснейших диспутах с ними о судьбах России, свободе, либерализме и перспективах социалистического общества. Разумеется, все обвинения в готовившейся узурпации власти Чигирев отверг.
Потом следователей особой комиссии сменили чекисты. Этих больше всего интересовали бумаги бывшего товарища министра юстиции и… его состояние. Эти уже особо не церемонились, активно использовали психологическое давление и с удовольствием насмехались над «бывшими». Впрочем, до пыток и на сей раз не дошло. Чекисты напирали на совесть, убеждали открыть всю правду о злодеяниях буржуазного правительства и передать победившему трудовому народу украденные у него средства.
«Ничего, — думал Чигирев, — это только начало. Скоро они станут применять совсем иные методы. Этому быстро обучаются. Сейчас они настолько опьянены своей победой, что думают, будто и дальше все так же легко пойдет. Скоро они столкнутся с сопротивлением и озвереют. К сожалению, деградирует человек значительно быстрее, чем развивается. Уже набирает обороты красный террор, уже расстреливают первых заложников. Скоро настанет и мой черед. Период революционного романтизма стремительно движется к концу. Со временем чекисты придут к выводу, что держать меня здесь дальше не имеет смысла. Время освобождений под честное слово заканчивается, и меня, скорее всего, поставят к стенке. То-то удивятся посетители музея „Казематы Петропавловской крепости“, когда я возникну перед ними как привидение в простреленном костюме.
Впрочем, рано себя хоронить. Я еще поборюсь. Попытка спасти Временное правительство не удалась. Ничего. Я постараюсь сделать все возможное. Хотя бы спасти максимум людей. Хотя бы поддержать белых. Вряд ли они будут жестче красных. Пусть диктатура генералов, но она закончится когда-нибудь. Даже самые радикальные из генералов, в отличие от коммунистов, допускают существование частной собственности и свободного предпринимательства. А частный собственник и предприниматель всегда хочет для себя каких-то гарантий, фиксированных прав. Значит, генералам придется дать их, чтобы иметь опору в обществе. А дальше… Свобода всегда найдет себе дорогу. Возможны реформы. Пришел же франкистский режим в Испании к необходимости реформироваться в гражданское общество. Передал же Пиночет власть свободно избранному правительству без революций и переворотов. Если я помогу белым одержать верх, то у России будет больше шансов на свободную и богатую жизнь, чем при коммунистах.
Легко сказать. Но, для того чтобы спасти Россию, мне надо сначала спасти себя. Надо бежать! Но как? За всю историю Петропавловской крепости ни один заключенный не сумел бежать отсюда. Вряд ли это удастся и мне. Если постараюсь вырваться — или скрутят, или пристрелят в первом же коридоре. Нет, помирать я не собираюсь. Не надейтесь, товарищ Крапивин. У меня еще здесь есть дела. Я еще здесь повоюю против вашей власти».
И тогда у него в голове начал созревать план. Из вопросов следователя Чигирев понял, что чекисты тщательно обыскали его рабочий кабинет, квартиру и вскрыли его банковскую ячейку. К тому же они ни на секунду не сомневались, что «буржуй» обязательно припрятал еще что-то: следователь Чернов неоднократно предлагал Чигиреву выдать все оставшиеся драгоценности, деньги и освободить в обмен на обещание не бороться с советской властью. Пока Чигирев отвечал неизменным отказом, хотя знал, что его тайник в спальне квартиры на Васильевском острове так и остался ненайденным. Там хранился запас золотых николаевских десяток и безотказный «люгер» на черный день. Лежали там и записи Чигирева о планируемых реформах в демократической России с поправками на «возможный ход событий». Конечно, рискованно было выдавать такое сокровище большевикам, но другого выхода не оставалось.
Чигирев поднялся с койки, подошел к двери и изо всех сил забарабанил по ней. Через некоторое время железное окошечко в двери открылось.
— Чего тебе? — недовольно буркнул караульный матрос.
— К следователю веди, — потребовал Чигирев. — Важные сведения сообщить хочу.

Чернов насмешливо смотрел на арестованного:
— И что же вы хотите сообщить мне, гражданин бывший товарищ министра юстиции?
Слово «бывший» он выговаривал с особым смаком, растягивая и подчеркивая, словно стремясь всякий раз напомнить собеседнику, что тот лишен всех прав и состояния и должен теперь поминутно благодарить новую власть в лице Чернова за оставленную ему никчемную жизнь.
«Лестно, видать, бывшему малограмотному приказчику из суконной лавки бывшим товарищем министра помыкать», — подумал Чигирев, но вслух произнес:
— Вы мне говорили, гражданин следователь, что в случае, если я передам новой власти все свои деньги, драгоценности и служебные бумаги, то могу рассчитывать на освобождение под честное слово.
— Говорил, — хищно оскалился Чернов. — Неужели все сдать решили?
— Если вы мне обещаете освобождение.
— Если вы мне передадите все.
— Вы обыскали мою квартиру и кабинет, вскрыли банковскую ячейку. Тайник вы, очевидно, не нашли. Кроме этого тайника, у меня ничего нет.
— Тайник?! — Следователь схватил лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. — Где он?
— Сначала обещайте, что выпустите меня.
— А что в тайнике?
— Немного бриллиантов. Золотые монеты. Мои заметки о планируемых реформах в России.
— Замечательно, — довольно потер руки Чернов. — Где же тайник?
— Вы обещаете, что отпустите меня после этого?
— Да, конечно.
— Тайник в спальне, в моей квартире на Васильевском острове. Он хорошо замаскирован.
— Поподробнее, пожалуйста, чтобы мы могли его найти.
— Это я могу рассказать. Но мне хотелось бы присутствовать при вскрытии.
— Зачем? — подозрительно прищурился Чернов.
— Тайник с секретом. В него вмонтировано взрывное устройство. Там есть одна проволочка, которую надо убрать, прежде чем открыть его полностью.
— Зачем такие предосторожности?
— Заметки, которые там хранятся, очень ценны для меня. Там программа действий, которая могла бы сильно скомпрометировать Временное правительство.
— Так. — Чернов снова потер руки. Кажется, сначала он не придал особого значения заметкам и заинтересовался лишь бриллиантами и золотом. Но теперь, когда арестованный сказал, что в тайнике есть документы, которые могли бы свидетельствовать об антинародных замыслах Временного правительства, он понял, что речь идет о его личной карьере, и воодушевился. — Что это вы решили открыть его нам?
— Да вот, ожидал, что смогу освободиться пораньше, а сейчас, вижу, дело затягивается. Четыре месяца в тюрьме вправляет мозги, знаете ли. Короче, я предлагаю вам сделку. Я вам — все оставшееся у меня имущество, вы мне — свободу.
— Да уж, мы в России надолго и всерьез, — самодовольно заметил Чернов. — Ладно, выкладывайте, где тайник и как нам его обезвредить.
— А разве у вас есть толковые минеры в ЧК? Давайте так. Я поеду с вами и сам обезврежу тайник. Думаете, я сбегу от конвоя? Я даже могу закрыть глаза на то, что вы не занесете в протокол часть найденных ценностей. В обмен вы отпустите меня прямо там. Должен же я иметь определенные гарантии.
На лице Чернова отразилась борьба чувств. С одной стороны, у него наверняка был приказ ни за что не отпускать арестованного. С другой — соблазн обогатиться и получить ценные бумаги без риска для жизни был слишком велик.
«Ну, давай, — мысленно убеждал его Чигирев. — Решайся. Ты ведь жаден до чужих денег. Захочешь хапнуть мои несуществующие бриллианты. Значит, и конвой возьмешь поменьше, чтобы не делиться со многими. Ведь если начальство узнает о таких „вольностях“, то тебя и к стенке поставить могут. Так что лишних свидетелей тебе не надо. Остальное уже мое дело. Ну же, решайся».
— А бриллиантов и золота там много? — спросил наконец Чернов.
— Тысяч на двадцать царскими, — небрежно бросил Чигирев.
«Вот идиот! — раздраженно думал он. — Убежден, что, если человек был у власти, значит, наворовал миллионы. Сам при реквизициях наверняка себя не забывает, значит, и все другие для него воры. Ладно, мне это на руку».
— Хорошо, попробуем сделать так, — решился наконец Чернов. — Лучшие минеры действительно брошены под Нарву против немцев. — Он снял трубку телефона и сказал в нее: — Товарища Урицкого, пожалуйста. Товарищ Урицкий? Чернов у аппарата. Арестованный бывший товарищ министра Чигирев дал показания, что в его квартире имеется тайник с документами, касающимися деятельности Временного правительства. Прошу вас выделить автомобиль и конвой… Думаю, двух человек достаточно… Да куда он побежит? От балтийских матросов-то? После четырёх месяцев отсидки?.. Нет, без него нельзя. По показаниям арестованного, тайник заминирован. Требуется, чтобы он сам обезвредил заряд… Да, я все помню. Конечно… Черный «руссобалт»? Понял. Спасибо. По возвращении немедленно доложу.
Чернов положил трубку на рычаг аппарата:
— Что же, собирайтесь, арестованный. Покажете нам ваш тайник.
И в этот момент Чигирев прочел в глазах чекиста уготовленную ему судьбу. Конечно же, Чернов не собирается отпускать арестованного. Нет у него таких полномочий. Да и товарищ Урицкий только что напомнил, что отпускать Чигирева нельзя ни в коем случае. Но и возвращать бывшего товарища министра в камеру нельзя. Поняв, что его обманули, тот может сболтнуть начальству о прикарманенных следователем Черновым золоте и бриллиантах. Значит, арестованный будет убит «при попытке к бегству». Взятки гладки. Бумаги, разоблачающие антинародную сущность Временного правительства, лягут в ЧК. Драгоценности достанутся товарищу Чернову. Ну а бывший товарищ министра… Что ж делать, так получилось. Не он первый, не он последний. Все одно контрой был.
«Но, по крайней мере, пока не открыт тайник, время у меня есть», — подумал Чигирев.
До квартиры Чигирева от Петропавловской крепости ехали в вечерних сумерках минут десять с небольшим. Но и за это время, сидя на заднем сиденье автомобиля рядом с Черновым, историк сумел рассмотреть город. Петроград представлял собой печальное зрелище. Столица даже в сравнении с дореволюционным Петроградом казалась безжизненной. Чигиреву, который сидел в заключении с первого дня октябрьского переворота, было больно видеть, во что превратился этот великолепный город за считанные месяцы. В редких окнах мелькал тусклый свет. Заметенные снегом улицы были почти пусты. Никто даже не попытался убрать многочисленные прокламации и листовки, которые в невероятном количестве висели на стенах домов, валялись на тротуарах и проезжей части. Редкие прохожие с опаской жались к домам. Только патруль из десятка солдат, матросов и каких-то непонятных личностей в штатском и с красными повязками на рукавах брел прямо по середине улицы, по-хозяйски, лениво и безразлично. Патрульные отрешенно посмотрели на машину и, увидев водителя в кожанке и двух матросов с винтовками, отвернулись.
«Неудивительно, — подумал Чигирев. — Судя по воспоминаниям тех, кто пережил революцию, все автомобили были реквизированы в первые же дни переворота. Значит, для патрулей машина — это свой. Что ж, мне только на руку».
Парадная произвела на Чигирева еще более гнетущее впечатление. Большинство лампочек были вывернуты из светильников или разбиты. Исчезла ковровая дорожка, и лестница сейчас была грязная, затоптанная, а на площадках валялись окурки. Давно не мытые витражи местами были выбиты. Да, не такую парадную покинул Чигирев, направляясь в октябре на аудиенцию к Керенскому.
«Эх, если бы тогда удалось предотвратить все это!» — мелькнула горькая мысль.
Чернов даже не стал звонить в дверь, а изо всей силы забарабанил по ней кулаком. Через некоторое время из квартиры послышался испуганный старушечий голос:
— Кто там?
— ЧК, открывайте! — рявкнул Чернов.
Защелкали засовы, и дверь распахнулась. Чигирев следом за Черновым шагнул в квартиру и замер на пороге. В нос ударил запах квашеной капусты, мочи и махорки. Весь коридор был перегорожен бельем, развешанным на веревках. На полу и на мебели Чигирева валялась всякая рухлядь. Из дверей, ведущих в комнаты, высунулись несколько испуганных физиономий.
«Уплотнили, — догадался Чигирев. — И имущество, видать, „трудовому народу“ перешло. Быстро они профессорскую квартиру в вонючую коммуналку превратили».
— Спокойно, товарищи, — поднял вверх руку Чернов. — Мы прибыли сюда для дополнительного обыска и изъятия документов и ценностей, принадлежавших бывшему хозяину квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46