Никто не спал в эту ночь в осажденном городе. Осада длилась уже восьмые сутки. Город был блокирован. Продукты были на исходе. Запасы пресной воды кончались. Укрепления Акры с большим трудом выдерживали натиск мамелюков. Короли Европы, занятые взаимными распрями, отказали Птолемаиде в помощи.Прибывшие посланцы римского папы, венецианцы и генуэзцы, имели в наличии столь малое количество бойцов, что вряд ли могли всерьез помочь городу. Лечебные травы и лекарства иссякли. Раненые умирали тысячами, не дождавшись подмоги. Пизанский и венецианский флот с большим трудом пробившиеся к Акре, чтобы вывезти мирных жителей, не смогли выйти из гавани, запертые кораблями султана. Все рушилось. Уже никто не рассчитывал на спасение.И только последний оплот Птолемаиды и всего франкского востока, рыцарские ордена Соломонова Храма и святого Иоанна Крестителя во главе со всеми своими вождями пока еще несокрушимо стояли на защите Акры, но силы их, увы, не беспредельные, таяли день ото дня.Со смотровой площадки крепостного бастиона монастыря святой Бернардины, принадлежавшего ордену рыцарей Соломонова Храма, невысокая женщина с бледным изможденным лицом напряженно всматривалась в открывающиеся ее взору мерцающие лазоревые дали. Утренний ветер трепал ее длинные золотые волосы, в которых за минувшие дни страдания появилось немало серебряных нитей, трепыхал длинные полы потрепанного белого плаща с потускневшим от пыли и гари алым крестом на нем, окутывавшим ее фигуру. Наступало Светлое Христово Воскресение. Горьким выдалось оно для Акры и для всех христиан Востока.«О, обманчивые страны восточные! О, Египет и Сирия, царство мрака! Неужели только для того сулили вы нам вначале радостные дни, чтобы повергнуть всех нас в мрачную тьму и самим остаться похороненными во мраке глубокой ночи?! – доносились из глубины молельного зала восклицания римского первосвященника, изложенным им в послании к защитникам Акры. – Неужели отступился ты, Господь Небесный, от детей своих, покинул Птолемаиду, как овцу среди волков?! Неужто отступились ангелы и святые твои от обители иерусалимской и покинули святилища Вифлеема и Галилеи? Надеждой на мудрый промысел Твой укрепляются надежды наши, о Господи!».Рыданиями откликнулись на скорбь пастыря тысячи и тысячи несчастных чад его, нашедшие укрытие за стенами монастыря. Истомленные женщины, старики, малые дети, стоя на коленях, горестно воздевали исхудавшие руки свои к беспощадным небесам, восклицая: «In te, Domine, speravi!» и истово молились перед вознесшимся над залом Распятьем Христовым.Но настоятельница монастыря, Командор ордена Храма графиня де Тулуз д'Аргонн не слышала сейчас их стенаний. Мысли ее унеслись далеко от Акры. Что видела златокудрая женщина в тамплиерском плаще за раскинувшейся песчаной косой побережья, за широкой зеленой равниной, занятой мусульманами, за фиолетово-голубыми верхушками холмов? Все сорок с лишним лет ее жизни пронеслись перед аббатиссой как один миг.Будущая настоятельница тамплиерского монастыря, созданного Великим Магистром Эдом де Сент-Аманом для женщин-христианок всех национальностей на Востоке, появилась на свет, когда героический дух первых Крестовых походов во славу Божью уже увял в Европе. Ее прадед, один из владетельных и богатых сеньоров Южной Франции отправился на Восток вместе со знаменитым Раймундом де Тулуз де Сен-Жилль, штурмовавшим Иерусалим и захватившим Триполи. От барона де Сен-Жилля получил ту-лузский сеньор в надел богатый фьеф недалеко от Бейрута, икту, с которого получал немалые доходы, продавая сахарный тростник, хлопок, плоды оливковых деревьев. Однако, поссорившись в могущественным сеньором из-за права владеть мельницей и печью для выпечки хлеба на его территории, граф де Тулуз д'Аргонн не сумел одержать верх в суде, и скоро жизнь его на восточной земле стала невыносимой. Продав свой фьеф за бесценок, он взял только ту добычу, которую смог унести или увезти с собой, и вернулся на родные берега Роны в Аквитанию.Из-за раздора с триполийскими принцами, власть которых на большей части франкского побережья была беспредельной, потомки графа ни с королем Людовиком Седьмым, ни с королями Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце, несмотря на все призывы и заманчивые обещания, больше на Восток не ходили.Только отец Алинор, граф Рауль де Тулуз д'Аргонн, сумевший впервые за прошедшие со дня ссоры почти что полтора сто летия наладить дружбу с Рай-мундом Четвертым Триполийским, по призыву папы Гонория Третьего прибыл со своими вассалами в Пто-лемаиду и принял участие в походе крестоносцев на Дамиетту под предводительством короля Иерусалимского Иоанна де Бриенна. Он наконец увидел то, о чем мечтал с детства: поросшие пальмами берега великого Нила, колыбели человечества, зеленые воды при-нильских лагун, множество каналов, построенных руками древних мастеров, пирамиды в Долине Царей и черно-белых ибисов с хищными клювами, вибрирующих над зеркальными гладями.Египет покорно стелился под ноги его боевого коня. Город Дамиетта, выстроенный на правом берегу Нила, окружала бесплодная пустыня. Когда крестоносцы подошли к городу и встали на противоположном, левом берегу полноводной реки, солнце на небе померкло, и всю землю заволокла непроглядная тьма. Как выяснилось позднее, затмение знаменовало собой для армии де Бриенна скорое наступление величайшей из побед, а за ней – величайшего из страданий.На небольшом островке посреди Нила мусульмане возвели высокую сторожевую башню. Она соединялась с городом посредством деревянного моста. Разрушив мост, пилигримы соорудили две штурмовые башни, поставили их на суда, крепко связав их вместе. Избранные воины, среди них и граф де Тулуз д'Ар-гонн, двинулись на штурм башни. Суда бросили якорь у подножия ее стен. Сарацины осыпали крестоносцев градом каменьев и поливали потоками зажженной нефти, «греческим огнем».Бросившись на приступ, воины Креста вскоре достигли зубцов башни. Но счастье на мгновение отворачивается от них: пламя охватывает штурмовые башни, знамя короля Иерусалимского оказывается в руках осажденных. Дамиетта ликует. Но рано. Патриарх Иерусалимский и епископы воздевают руки к небесам и… о чудо! Пламя угасает, выстроенный под градом стрел надводный мост цел. Крестоносцы снова идут на приступ.Стены сарацинской башни с грохотом рушатся в Нил. Однако генуэзский флот, призванный оказать поддержку при переправе к Дамиетте, опоздал, разбросанный штормом в море. Сил развить успех у воинов Христа не было. Страшная буря разразилась над измученной армией, лагерь затопила горькая болотная вода. Начала свирепствовать неизлечимая болотная лихорадка, косившая еще фараонов.А в Дамиетте перед изумленными сарацинами предстал святой Георгий со своим небесным воинством. Он был облачен в белые одежды и держал в руках сверкающий голубой меч. Три дня слышали сарацины громогласный голос его: «Бегите отсюда, или погибнете вы!». И потрясенный султан Малик-Камил дал приказ своим эмирам выйти из города.Однако, опомнившись, созвали себе на подмогу все сирийские и палестинские войска сарацинов себе на подмогу. И снова закипела битва на Ниле. Снова зазвучали над христианским лагерем молитвы, и рыцари шли босиком за Крестом Животворящим. Трупы сарацин покрывали землю, как снопы почву во время жатвы, увяли от саднящего удушливого дыма рощи мимоз в парках Дамиетты, воды Нила окрасились алым от пролившейся в него крови.Глубокой ночью, когда ярилась над Нилом гроза, король де Бриенн решил вести свою армию на решительный штурм. Несколько крестоносцев почти неслышно подобрались к стенам города, взобрались на них и, убив стражей, подали армии знак, воспев псалом: «Gloria in Excelsis!». Выстроившись в боевой порядок, армия отозвалась: «Те Deum laudamus!» – прокатился, заглушая грозу, многотысячный отклик. В ту ночь армия воинов крестовых окончательно захватила Дамиетту.Граф де Тулуз д'Аргонн одним из первых ворвался на улицы города. Он увидел заваленные трупами площади, дома и мечети. Немногие оставшиеся в живых жители бродили вокруг своих подожденных домов как тени в могиле.Вскоре де Тулуз д'Аргонн заболел болотной лихорадкой. Долго мучился он смертельной для многих болезнью в походном лазарете тамплиеров, но все же остался жив. В горячечном бреду являлись ему лики мертвых Дамиетты, и оправившись наконец от болезни, он посчитал, что выполнил свой обет Христу, и вернулся во Францию. Многие, кто знал Рауля до отъезда на Восток, не узнали его, когда он снова вошел под своды своего родового замка на Роне. Беспечный и веселый провансалец превратился в мрачного и злого брюзгу, разочарованного в жизни, в людях и даже в Боге. Воспитывавшая его с детских лет, кормилица Марлон, перекрестилась, столкнувшись с ним на ступенях замка. Она не признала сходу своего любимца. Ей показалось, что сам диавол предстал перед ней. Позднее она говорила маленькой Алинор, что отца сглазили страшные чудища, которые захватили его в речной воде и лечили в своем госпитале. Назывались они тамплиерами.Оправившись от похода, Рауль женился на дочери соседнего феодала, графине Матильде де Пуа-тье-Кресси, с которой был обручен с детства по желанию еще отца своего. У них родилось трое детей: две дочери, Изабелла и Алинор, и долгожданный наследник – сын, которого назвали Жильбер. Счастливая семейная жизнь и рождение детей успокоили Рауля. Он снова стал прежним. Занимался хозяйством, писал, как было модно тогда, баллады, участвовал в турнирах и балах, с удовольствием проводил время со своими малышками и о походах на Восток больше не помышлял. Более того, когда его многочисленные знакомые и соседи пытались завести с ним разговор о тревоживших всех судьбах Иерусалима и долге каждого благородного рыцаря пожертвовать жизнью во имя Креста, он старался уклониться от ответов им. Супруга его Матильда объясняла такое поведение мужа тем, что многие из феодалов, беспечно болтавшие о подвигах в Святой Земле, на самом деле там не были и о подвигах этих и трудностях, сопряженных с ними, знали только понаслышке. А Рауль – был. И многое вытерпел там.Тем временем годы шли своей чередой, дети Рауля подрастали. Любимицей отца была золотокудрая черноглазая Алинор, задумчивая и тихая девочка, у которой с малых лет проявился необыкновенный дар к живописи и сочинению стихов. Наблюдая за ней, родители иногда с изумлением переглядывались – неужто это наше творение? Алинор совсем не походила ни на мать, ни на отца, ни на старшую сестру свою, хохотушку Изабеллу, ни на капризного плаксу Жильбера, которому никак не могли привить основы рыцарского стоицизма и чувства достоинства. Рауль подспудно чувствовал, но боялся признаться даже себе, что за все его страдания в далеком походе Господь отблагодарил его, послав ему не просто ребенка – избранную душу. Все в Алинор, начиная от ее необычной внешности, длинных шелковистых волос цвета расплавленного золота и огромных вишнево-черных глаз с редкостным янтарным отливом – при том, что брат и сестра ее были всего лишь сероглазые шатены, – до ее редкостной духовной одаренности, все внушало отцу ее не только восхищение и трепетную любовь, вплоть до поклонения, но и устрашающее изумление. Откуда?Но еще больше пришлось удивляться ему, когда однажды, взглянув на рисунки своей десятилетней дочери, рисовавшей до того лишь яркие цветы и диковинных зверей, он вдруг увидел… осаду Дамиетту, о которой никогда не говорил с ней. На рисунке юной графини рыцари-тамплиеры, о которых, как он считал, запертая в замке девочка и слыхом не слыхивала, в полном вооружении крушили мечами падающих с коней сарацинов в чалмах.И что больше всего поразило Рауля, так это рыцарские кольчуги, охватывающие головы воинов и их развевающиеся плащи с красными крестами на них. Откуда ребенок мог узнать об этом?На расспросы родителей немногословная и замкнутая в себе Алинор, отвечала кратко: «Мне приснился во сне рыцарь. Он просил меня нарисовать картину, а какую – рука сама догадается». Услышав ее ответ, отец долго стоял на коленях перед распятым Иисусом Христом в замковой церкви, моля Его заступиться за его дочь.Пройдут годы, и Командор ордена Храма, настоятельница тамплиерского монастыря святой Бернарди-ны в Акре, графиня Алинор де Тулуз д'Аргонн воспроизведет свой детский рисунок во фресках, которыми украсит Магистрский зал величественного замка храмовников Крак де Шевалье.Захватив после долгой осады Крак, жестокий и беспощадный мусульманский султан Бибарс будет в детском изумлении стоять перед огромным художественным полотном, изображающим осаду Дамиет-ты. И будет с волнением требовать от своих слуг во что бы то ни было узнать имя неизвестного художника. А узнав, еще более изумленный тем, что рисунок принадлежит женщине, повелит захватить франкскую графиню живой и невредимой, дабы она, перейдя в ислам, украсила рисунками из Корана строящуюся в честь его побед мечеть. А когда узнает, что не захотела она сдаться его воинам и лишила себя жизни вопреки вере христианской, в ярости будет рубить султанским мечом головы тех, кто принес ему весть. И плакать. Плакать о ее смерти…Предчувствовал ли отец судьбу своей дочери, но тревога его за Алинор росла день ото дня. Едва девочке исполнилось четырнадцать лет, он начал подыскивать ей достойного жениха. Рауль надеялся, что став женой и матерью, она забудет о своих видениях, ибо плащи тамплиеров все чаще и чаще появлялись на листах, которые она целыми днями, сидя в розовом саду за стеной отцовского замка, покрывала изображениями героев. А на оборотной стороне листов Алинор писала свои стихи. В отличие от своей старшей сестры, так и не овладевшей до конца грамотой, Алинор быстро выучилась читать и писать не только по-французски, но и по-немецки, по-испански, а по привезенному еще прадедом с востока трактату Авиценны, пыталась только ей ведомым способом каких-то сравнений осилить арабскую вязь. И однажды заговорила на языке Магомета перед остолбеневшими домашними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41