Горожане нрава кроткого и миролюбивого, пролистав эти тома, неизменно приходили в ужас; точно так же пугали их развешенные по стенам тут и там трофейные головы. Эти головы и в смерти выглядели в точности как живые, так что гости наиболее простодушные свято верили байкам мистера Снорема о том, что зверюги, дескать, погибли в попытке протаранить деревянную стену. Однако ж чаще всего Черри появлялась в общей зале с миссией более прозаичной: скажем, попросить кого-нибудь из подчиненных поправить струны для занавесок над двустворчатыми, доходящими до полу окнами вокруг бильярдного стола, куда стекались верные поклонники этой игры.И хотя более всего Черри занимала женская прислуга, приходилось ей надзирать и за мистером Джинкинсом и мальчишкой-подручным у пивного насоса всякий раз, когда отец ее отлучался. А порою мисс Айвз заходила настолько далеко, что распоряжалась и конюхом с его помощниками, ежели во двор въезжала карета: девушка бдительно наблюдала за тем, чтобы усталых, разгоряченных лошадей вовремя распрягли, а со свежей запряжки сняли попоны и поставили ее на место прежней. В результате в здешних горах не нашлось бы дома, что содержался бы в столь образцовом порядке; так что заведение мистера Нима Айвза, где, как утверждала молва, путешественников встречают со всей сердечностью и обходятся с гостями справедливо и честь по чести, стало главным перевалочным пунктом для экипажей на дороге между Вороньим Краем и Малбери, Хулом и местами еще более далекими.Как нетрудно себе вообразить, в рабочие часы отдыхать Черри было некогда – конечно, если не считать еженедельных завтраков в вафельной у мисс Кримп, где она и ее подруги с похвальной прямотой обсуждали последние события Шильстон-Апкота. Каждый день, в пору относительного затишья, пока слуги прохлаждались за табльдотом в кухне, Черри брала часть их обязанностей на себя, чтобы в отлаженной работе «Герба» не возникало простоев. Казалось, что отдых – это не для нее; она стремилась во всем поучаствовать лично, даже в таком простом деянии, как, скажем, поставить чайник или проводить прибывших гостей в их комнаты заодно с мистером Сноремом в его плотно облегающем жилете и черных рукавах из каламянки: этот громогласнейший из коридорных тащил наверх багаж. И хотя в течение всего дня именно Черри хранила ключи от заведения, до того момента, как часы пробьют полночь – к тому времени последние из завсегдатаев расходились по домам, последние из постояльцев – по комнатам, мисс Айзв запирала входную дверь, задвигала засов, устраивала смотр слугам и отпускала их до утра, пожелав всем спокойной ночи, а слуги, в свою очередь, желали доброй ночи ей, – как только часы били полночь, девушка покорно возвращала ключи отцу, а тот вешал их на доску у кровати рядом с саблей, кинжалом и шпагой, на случай, если его разбудят по какому-то срочному делу. Дочка хозяйничала от его имени в «Гербе» с утра до вечера, говаривал Айвз, так что по справедливости ему подобает и следует взять на себя все непредвиденные проблемы, что только могут возникнуть ночью. Впрочем, для своего отца мисс Черри Айвз все равно оставалась верховным авторитетом по всем вопросам, касающимся управления гостиницей.– Эге-гей, там! Карета прибыла!На знакомый зов Черри и ее отец, и мистер Снорем, и носильщики, и порою мистер Джинкинс, вынырнув из суматохи гостиницы, окунались в суматоху двора. Этот волнующий миг Черри просто обожала: карета, подпрыгивая и раскачиваясь, с грохотом проезжает еще немного и останавливается; о, конское всхрапывание, позвякивание упряжи, цокот подкованных железом копыт, о, измученные лица приезжих, тех, что едут внутри кареты, и тех, что разместились на империале; все эти люди глядят вниз устало и радостно, как водится в конце долгого, утомительного путешествия, – о, как они стосковались по божественному наслаждению: по еде, и питью, и избавлению от дорожных опасностей, – о, как отрадно им сознавать, что они наконец-то добрались до этого рая – рай предстал им в обличий «Деревенского герба» в дикой талботширской глуши… ну, возможно, это и не рай, зато мирная гавань, прибежище, где позаботятся как должно и о постояльцах, и о лошадях.– Добро пожаловать, леди! Добро пожаловать, уважаемые господа! Спускайтесь, мадам, спускайтесь! Сюда, проходите сюда, – восклицал отец Черри, едва откидывалась подножка, открывалась дверца, и пассажиры выбирались из кареты и спускались с империала. Гостей тут же вели в гостиницу, прямиком к регистрационной стойке, где распределением номеров и комнат заведовала Черри (ну конечно же!), а перенос багажа осуществлял мистер Снорем и его подручные носильщики, в то время как пропыленные пальто и шляпы путешественников немедленно отсылались в чистку (еще одна область специализации мистера Снорема!), а просьбы и требования отдельных гостей исполнялись так рьяно и живо (ведь в центре всей этой суматохи неизменно стояла мисс Черри), что просто загляденье, да и только!Все безоговорочно доверяли Черри. Она была живое воплощение добросовестности – этой ее чертой отец девушки, Ним Айвз, и крестный ее отец, мистер Кодди Бинкс, коротышка-аптекарь и завзятый охотник, особенно восхищались, – так что путешественники, везущие с собою ценности, поручались именно ее заботам.– Приберите вот этот ларец, милая, будьте так добры, как собственность супружеской четы из номера двадцать три, – доверительно просит ее пожилой джентльмен, на которого блестящие глазки и очаровательная улыбка дочки трактирщика произвели сильнейшее впечатление, тем паче после дорожной пыли и скуки. – Он деньгами доверху набит.– Да сумма-то, по правде говоря, пустячная, – вмешивается супруга джентльмена, ласково, но твердо увлекая старого простофилю прочь. – Однако ж и ее оберегать надо, вот прямо как законного мужа. Пойдем, сердце мое.И не кто иной, как Черри, позаботится о том, чтобы поместить ларец на ночь в надежное место; а утром джентльмен (или, что вероятнее, его супруга) заберет свою собственность перед посадкой в карету.Благодаря юному пылу и трудолюбию дочери мистер Ним Айвз имел возможность большую часть времени слоняться по гостинице, давая выход своему пресловутому компанейскому жизнелюбию: он шутил, он смеялся, он развлекал собравшихся – как завсегдатаев, так и приезжих, он весело надзирал за происходящим у дубовой стойки, прохаживался по общей зале или затворялся вместе со своим избранным кругом, утешаясь сознанием того, что управление гостиницей находится в надежных руках дочери, этой «ходовой пружины», и подведомственных ей «шестеренок».Так что мистера Нима Айвза вполне можно было застать за беседой с красноносым джентльменом из Вороньего Края касательно туманов в метрополии или за непринужденной болтовней с солидным пастором из Малбери о том, что разумнее – установить сбор на ремонт церковной колокольни или же устроить подписку; а не то он, чего доброго, хвастался дородному детине с рыжеватыми усами, что в погребах у него, дескать, на сегодня хранится здоровущих бочек самого что ни на есть отменнейшего хвойного пива во всем Талботшире, прозрачного и мягкого, точно мед, сладкого, точно сливки, и крепкого, точно листвянниковое бренди. Вот так дочка освобождала Гербового Айвза от повседневных хлопот, давая ему возможность проявить себя с лучшей стороны, что репутации заведения шло только на пользу: трактирщик славился гостеприимством и сердечностью на много миль и вверх, и вниз по дороге – а все потому, что заправляла в гостинице его дочка, живое воплощение рачения и компетентности.Кое-кто из местных молодых джентльменов находил, что у этой самой дочки трактирщика очаровательные глазки (что истине вполне соответствовало) и что глазки эти в самый раз для них (а вот здесь они глубоко ошибались). То-то недоумевали они, эти щеголи, не в силах разобраться в Черри! Да, у нее нет поклонника, и жениха, и «дихотомии», но разве это – повод изводиться и горевать? – считала про себя мисс Айвз. Она, одна из первых красавиц деревни, затмевала прочих девушек и серьезностью, и трудолюбием и к тому же была всей душою преданна отцу и его гостинице (а уж эта причуда охладила бы пыл самого настойчивого ухажера!). Не то чтобы Черри вовсе не нравились их знаки внимания, их нескромные поползновения или, скажем, они сами; просто девушка в общем и целом находила этих молодых джентльменов прескучными; по чести говоря, общаться с ними Черри было куда менее интересно, нежели руководить повседневной жизнью «Герба». Мистер Тони Аркрайт, верно, сказал бы: вот норовистая кобылка, такая двойного ярма не потерпит! Так что мисс Черри не нуждалась ни в знаках внимания молодых джентльменов, ни в их нескромных поползновениях, ведь судьба одарила ее не только живыми серыми глазами, но и недюжинным умом, посредством которого она понимала многое из того, что укрывалось от ее сверстниц. В том заключалось ее благословение – и ее проклятие.Черри доставляло немалое удовольствие прерывать такого рода свиданьица, ежели вдруг наталкивалась на счастливую парочку во время очередного обхода; взять хоть тет-а-тет на лестничной площадке в глубине четвертого этажа между мисс Элизой Строхилл, горничной верхних покоев, и смехотворным Ларкомом, слугой и управляющим Проспект-Коттеджа. Вульгарный Ларком, потерпев неудачу с мисс Бетти Брейкуиндоу и ей подобными, в порядке убывания привлекательности, наконец-то дошел до бедняжки Элизы, которая, при наличии некоторого здравого смысла, тем не менее в силу необъяснимых причин купилась-таки на ухаживания слуги поверенного. Ларком только что поведал мисс Строхилл, в пятнадцатый раз, никак не меньше, о несправедливом обращении с ним хозяина, мистера Томаса Доггера. «Да не стоит это место таких мучений!» – бурчал он, втискивая в одно предложение больше слов, нежели когда-либо в Проспект-Коттедже, и мисс Строхилл, должным образом ужаснувшись, уже собиралась в свою очередь пожаловаться на собственную свою мучительницу, мисс Черри Айвз, когда эта неутомимая, деятельная людоедочка словно из ниоткуда возникла на верхней ступени лестницы.– Элиза Строхилл, – промолвила Черри, скрестив руки на груди.Ничего иного ей добавлять и не требовалось; тет-а-тет прервался и распался. Мисс Строхилл, медленно и тяжело ступая, поднялась к хозяйке, а надменный Ларком, качнув желтой шевелюрой и треуголкой с пером, удалился на длинных, костлявых ногах, затянутых в бриджи и яркие хлопчатобумажные чулки.В тот же самый день произошло еще несколько примечательных эпизодов, привлекших внимание мисс Айвз.– Черри, милочка, – говаривал в таких случаях ее отец, – ты сходи разберись.И так она и поступала. Взять хоть задиристого буяна в сюртуке и брюках, столь же неопрятных, как и его волосы, что словно встали дыбом от его же хвастовства, – этот коротышка вот уже с полчаса мыкался у дубовой стойки, упорно кренясь направо и тщетно выпрашивая еще хоть каплю спиртного у сурового мистера Джинкинса.– Гнусный ты вонючка, – возмущается клиент, разумея Джинкинса.– Сэр? – отвечает длиннолицый буфетчик.– И трусливая собака в придачу. В-вы меня понимаете, сэр?– Сэр?– И еще крысолов. Подлец и гад! Баранья отбивная! Ха-ха!– Сам такой, – парирует Джинкинс.– А еще – хныкающий… хныкающий…Тут джентльмен снова требует грога, ибо так разобиделся на отказ буфетчика, что новых оскорблений уже и выдумать не в силах; более того, угрожающе пошатывается на ногах. В этот миг прелестные черты мисс Черри оказываются для него чем-то вроде тоника. Побуждаемый уговорами девушки, он ковыляет в направлении общей залы. В последний раз он там замечен распростертым на одном из комфортных, хотя и грубо сработанных диванов у камина: задира спит как убитый, а голова саблезубого кота неотрывно глядит на него сверху вниз.В тот же день ближе к вечеру, по прибытии кареты из Вороньего Края, в дверь вносят даму преклонных лет, в состоянии весьма близком к бессознательному (и гостиничный пивной насос тут вовсе ни при чем!). Проезжая через Талботские горы, эта дама, весьма склонная к панике, выглянула в окно и обнаружила, что за экипажем гонится тупорылый медведь (кучер и прочие пассажиры опознали в нем резвящегося вилорога). Поскольку никто, даже затюканный супруг-подкаблучник упомянутой дамы, не в состоянии ее переубедить, не кто иная, как Черри, с помощью двух горничных препровождает гостью в комнату, согревает ей ладони, растирает виски уксусом, подносит к носу флакончик с нюхательными солями и пускает в ход все прочие средства, дабы привести горемычную горожанку в чувство. Вечером та же самая дама, придя в себя, утверждает, будто по спальне ее бродит привидение; но это только Бетти Брейкуиндоу в белом халатике и чепце зашла подлить свежей воды в умывальник и проверить, все ли в порядке на туалетном столике. Леди приподнимается на постели, слабым голосом спрашивает: «Не принесет ли мне кто-нибудь печеное яблочко?», видит Бетти в свете восковых свечей – и с визгом откидывается на подушки; все это – к вящему ужасу ее супруга. Едва новость доходит до бильярдной, муж дамы, уже изготовившись к очередному удару, хихикает себе в бороду и разыгрывает блестящий карамболь, при виде которого все зрители разражаются восторженными аплодисментами.По завершении суматошного дня, в сумерках, пока отец развлекает избранный круг у дубовой стойки, добросовестная Черри выходит во двор – подышать свежим воздухом и полюбоваться на дремотно угасающий свет летнего вечера.Мистер Снорем кивает и улыбается девушке со своего поста в прихожей.– Отменный вечер, мисс Черри, по-отрясающе погожий, ей-богу! – восклицает сей джентльмен, обладатель свирепого взгляда и железных челюстей, да так громко, что в горах того и гляди обвал приключится.Черри поднимает глаза на встающую луну, на звезды, что уже переливаются в небе, задерживает взгляд на одной из них – на мерцающем алом кристалле; капитан Хой некогда рассказывал девушке, что это воинственный лик Марса. Возможно, такой вот драгоценный камень, или комета, озарившая небесный свод, или падучая звезда обрушилась встарь на землю и вызвала великое Разъединение;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56