лицо его было покрыто смертельной бледностью, а из раны в плече хлестала кровь, в точности как вы описали. Доктор распорядился, чтобы я посодействовал ему при перевязке: как я уже имел честь сообщить, рана выглядела весьма удручающе. То немногое, что я узнал относительно причины несчастья, сэр, я постиг только из уст вашего отца и доктора тем же утром: что-то я услышал краем уха, что-то мне сообщили напрямую. Повторюсь, тем же утром и не иначе, сэр, ибо впоследствии джентльмены об этом не заговаривали. И тем же утром ваш отец, едва шевеля губами от боли и слабости, умолил нас никому и ни за что не открывать, что в Клюквенных угодьях состоялся поединок чести, и он, Ральф Тренч, потерпел поражение.– Эгей! Дуэль? – воскликнул Оливер, оглядываясь на Марка.Дворецкий торжественно закивал.– Знали о ней лишь сами противники и их секунданты. Ранним утром дуэлянты сошлись в Клюквенных угодьях и сразились на шпагах. Насколько я понимаю, все произошло очень быстро. Ваш отец был ранен и возвратился в Далройд вместе с доктором Холлом, что состоял при нем секундантом. А второй джентльмен не получил и царапины.– Кто же он был? – вопросил Марк с яростной настойчивостью. – И из-за чего они дрались? Во имя чьей чести?– Понятия не имею, сэр, – извинился дворецкий. – Мне о том не сообщили, да и впоследствии ничего не прояснилось; все это дело старательно замалчивали. Возможно, ваша матушка узнала подробности, но только не я. Я рассказал вам все, что знал, сэр, – что ваш отец сквайр сразился тем утром на поединке чести, был побежден и скорее всего расстался бы с жизнью, если бы не доктор Холл.Выслушав Смидерза, Марк надолго уставился в пространство. Обрывки смутного полузабытого воспоминания, пробужденные к жизни голосом из колодца, терзали его и мучили своей недосказанностью. Перед глазами его вновь оживала та сцена в кухне, он снова видел и слышал глазами и ушами ребенка: душераздирающие стоны отца, слезы матери, ужас в лице экономки, доктор Холл, невозмутимо оказывающий пациенту первую помощь, успокаивающее присутствие Смидерза. Как, должно быть, тяжко пришлось тем утром его родителям, причем каждый страдал по-своему, что за муки пришлось им выдержать! Вспомнил Марк и то, как из его собственных глаз брызнули огромные горячие слезы и потекли по щекам, смешиваясь с отцовской кровью на каменных плитах пола.Но почему? Что за оскорбление повлекло за собою поединок? Кого вызвал на дуэль отец – или кем был вызван сам?Мистер Смидерз решил, что не его дело – выяснять подробности, тем более после того, как Ральф Тренч обязал его хранить тайну. После того свежего, холодного утра вся эта история старательно замалчивалась, сообщил дворецкий, и, похоже, не прояснится и сегодняшней лунной ночью; даже дворецкому нечего было добавить, кроме разве того, что спустя несколько месяцев после трагического происшествия девятый сквайр Далройдский исчез.Обогатившись этими сведениями, джентльмены оставили незаменимого Смидерза наслаждаться обществом трубки, «круглоголовых» и «кавалеров» «Круглоголовые» и «кавалеры» – прозвище пуритан и роялистов соответственно, сражавшихся друг с другом в период Английской буржуазной революции; здесь речь идет о персонажах романа «Вудсток». (Прим. перев.)

и возвратились в библиотеку.– Послушай, Нолл, ну разве не говорил я тебе, как похож на старикана Боттома наш деревенский доктор: за этой его безмятежной маской таится целая вселенная секретов! Как видишь, я не ошибся.Оливеру оставалось лишь согласиться.– Разумеется, пациенты поверяют ему все свои тайны; уж такая у него профессия. А теперь скажи, пожалуйста, что ты думаешь по поводу своего отца и этого «поединка чести»?– Кое-какие детали для меня по-прежнему загадка, однако сомневаться не приходится: версия моя очень близка к истине, – ответствовал сквайр. И в свой черед пересказал Оливеру свои предположения: мистер Ральф Тренч, будучи отцом ребенка мисс Марчант – сводного брата или сестры самого Марка, – был вызван на дуэль человеком, который каким-то образом выведал позорный секрет. Эти двое сразились в защиту чести девушки – или, скажем, чести сквайра, во всяком случае, того, что от нее оставалось. – Возможно, именно поэтому отец и запретил упоминать об этом деле. Он принял вызов, проиграл поединок и счел себя опозоренным. Надо думать, прежде чем скрыться в неизвестном направлении, матери он кое-что все-таки рассказал. Ох, если бы мне ее выслушать! Что за острую, непереносимую боль наверняка причинила ей отцовская исповедь, – горько посетовал сквайр, – а я-то ничего об этом не знал!– А как ты думаешь, кто его вызвал?– Ха! Отличный вопрос, Нолл. По всей видимости, кто-то, кто знал девушку и считал своим долгом защитить ее.– Может, ее отец?– Вряд ли. Викарий в жизни не одолел бы в поединке одного из Тренчей, ни за что и никогда! Кроме того, эти ваши преподобные джентльмены к дуэлям не то чтобы склонны; уж слишком они дорожат своим славненьким, чертовски уютным бенефицием. И если память мне не изменяет, дуэли противоречат их доктринам и догматам – тем самым, что доверчивые олухи прихода почитают за прописные истины. Нет, держу пари, это не кроткий агнец-викарий! Здесь постарался некий отменный боец, фехтовальщик в превосходной форме, ведь отец мой всегда отличался крепостью и выносливостью – вплоть до того утра.– Как насчет Чарльза Кэмплемэна? – предположил Оливер.– Очень даже возможно, – не без готовности ответствовал сквайр. – Возможно, он раскаялся в том, как обошелся с девушкой, и, узнав о ее состоянии и сопутствующих обстоятельствах по ее возвращении из города, бросил вызов моему отцу. Вот Чарльзу Кэмплемэну она вполне могла довериться и рассказать ему обо всем в подробностях.– Но не забывай, что мистер Боттом описывал его как «книжника», как юношу, с головой погруженного в науку, любителя всяческой старины. По-твоему, такой человек мог обнажить шпагу против твоего отца в честном поединке – и одолеть его?– Искусные фехтовальщики зачастую обладают самыми разносторонними интересами, мистер Лэнгли, – заметил Марк. – Да ты сам тому подтверждение.– Благодарю за комплимент, пусть и незаслуженный, – ответствовал Оливер. – Хотя, полагаю, в общем и целом насчет зачинщика ты прав.Сквайр пожал плечами.– По всей видимости, в ту пору мистер Чарльз Кэмплемэн уже тронулся рассудком; усиливающееся безумие наделило его и жаром, и энергией, которых ему, возможно, прежде и недоставало. Возможно, именно в припадке одержимости он и послал отцу вызов.В этом гость позволил себе усомниться. С какой бы стати голосу Ральфа Тренча, доносящемуся со дна колодца, пробуждать в сыне именно это воспоминание, помимо всех прочих? Зачем рассказывать сыну о бесчестье и поражении?– Он просто-напросто был со мною честен, – пожал плечами Марк. – Он ведь понимал, что я хочу знать правду о его исчезновении.И все же Оливер этим объяснением не удовлетворился; в головоломке недоставало нескольких кусочков, и, похоже, предоставить их мог только доктор Уильям Холл. Однако деревенский целитель с бледным, точно пергамент, лицом был человеком молчаливым и скрытным и словами направо и налево не швырялся. Более того, он не был слугою в подчинении у хозяина Далройда. Скажет ли он друзьям то, что они так желают узнать?– Куда ж он денется, – уверенно заявил сквайр. – А ежели он станет упорствовать, я воззову к нему во имя милосердия и попрошу помочь нам ради моей бедной матушки.– А если он и тогда промолчит?– Тогда придется слегка надавить. Моя мать, Нолл! Она вышла замуж за отца совсем юной девушкой, почти ребенком, полюбила его всем сердцем – и оттого умерла до срока. Она была из числа тех женщин, у которых в жизни одна-единственная цель – брак; одна-единственная любовь – муж; одна-единственная великая страсть – семья. Стоит выпасть одному элементу, и вся постройка рассыпается. Она просто не смогла пережить утрату отца, трагедия истощила ее волю и загасила дух. Она ведь была совсем еще молода, Нолл; в тот черный день, когда она умерла, мне едва исполнилось восемнадцать.– Отлично помню, как ты получил известие о ее смерти: в наших комнатах дело было, в Солтхедском колледже, – отозвался Оливер, до глубины души растроганный. – Письмо шло почти неделю.– Я находился там, а она – здесь, – говорил Марк, отрешенно глядя в огонь. – Она в последний раз закрыла глаза… смерть исказила ее черты… душа ее отлетела из этого жалкого мира в вечную тьму – а меня с ней не было! Ее тело уже обернули в саван и положили в землю – а я ничего не знал! Зима сменится весной, весна – летом, пролетит год, и еще один, и еще – вот только матушка моя уже не вернется!– Марк, ты ни в чем не виноват.– Я понятия не имел, как она сдала, как стремительно она угасает. Матушка писала мне такие бодрые, радостные письма; о ней в них ни слова не говорилось. Я и не подозревал о ее смертельном недуге – до тех пор, пока она не скончалась и не упокоилась в земле на церковном кладбище. При жизни она целиком, безоговорочно вверила себя мужу, а он ее бросил; она вверила себя сыну – а он оставил ее умирать в одиночестве.– Ты судишь себя за преступление, которого не совершал, выискиваешь вину там, где ее нет, – запротестовал Оливер. – Откуда тебе было знать, как серьезно она хворает, если мы в ту пору учились в Солтхеде? Она сама так распорядилась; она не хотела тревожить тебя и отвлекать от занятий. Не кори себя.– Вплоть до того дня, когда я видел ее в последний раз, – тихо проговорил сквайр, стискивая кулаки, – и, полагаю, вплоть до самой смерти она ждала, что на подъездной дорожке вот-вот захрустит гравий под шагами отца. И что ты думаешь? Она бы сей же миг приняла его назад. Сей же миг, Нолл! Что ж, ни он, ни я не заслуживали подобной преданности.С этими словами сквайр резко повернулся и выбежал из библиотеки, бросив Оливера на произвол судьбы и предоставив ему на свободе любоваться видом с балкона на удручающие просторы Клюквенных угодьев – ныне луна проливала на них словно бы иной свет. Глава 9ПОРТРЕТ ЧЕРРИ Бросаясь со всех ног то туда, то сюда, одобряя одно, порицая другое, сейчас содействуя судомойке, а в следующий миг – отчитывая официанта, проверяя то одну подробность, то другую, то обе сразу, причем повторно, выдавая инструкции, и перекрестные распоряжения, и контрприказы – вот в каком вихре суматохи и суеты вращалась мисс Черри Айвз из «Герба» едва ли не всякий день. Она была выше своего отца, трактирщика Айвза, не говоря уже о том, что куда прелестнее – стройная и хрупкая, с решительным лбом (дар покойной матери) и с живым, прямым и честным взглядом (отцовское наследство). Лицо, открытое и бесхитростное, принадлежало девушке открытой и бесхитростной же. Ее быстрая, целеустремленная поступь свидетельствовала об усердии, компетентности и безупречной исполнительности; она так и бурлила энтузиазмом, точно содовая вода в бутылке. Черри считала себя воплощением деловитости и в других отсутствия этого качества не терпела. В глубине души она была, что называется, перфекционисткой; во всех своих поступках являя прямоту и твердость духа, в подчиненных она ни малейшего проявления слабости не допускала. Черри нещадно подгоняла и подстегивала всех и каждого, стремясь приблизить к совершенству как себя, так и других. В «Деревенском гербе» она была ходовой пружиной, а все прочие – лишь крохотными, вращающимися по кругу шестеренками. В глазах тех, кто имел возможность высказывать подобное мнение, она считалась особой, достойной всяческого уважения, истинным украшением своего пола.В число прочих ее первоочередных обязанностей входила и самая отрадная: проследить, чтобы горничные должным образом вычистили и проветрили комнаты, чтобы не было недостатка в белом льняном белье и лаванде, и кувшинах с чистой и свежей колодезной водой, и грелках, и запасе свечей, и торфе для камина, – эти отрадные, чистенькие, светлые, украшенные цветами в горшках комнаты с видом на озеро и деревенскую окраину обладали всеми удобствами, что только может пожелать найти пропыленный, измученный путешественник в таком достославном заведении, как «Деревенский герб».– Не теряйте головы, девушки, не для того они вам даны, – всякий день наставляла Черри свой штат. – Всегда помните: нужды гостей – превыше всего. А теперь завяжите тесемки чепчиков и не забывайте, девушки, мы – это «Герб».Надзирать за работой кухни Черри тоже весьма любила. «Принеси то, принеси это», – без умолку твердила она всякой там мелкой сошке, и «Сготовь то, сготовь это» – высшим чинам, предварительно серьезно посовещавшись с верховным авторитетом, сиречь кухаркой, о бессчетных проблемах кулинарного плана – например, о выборе соуса к рыбе на вечер, и составе марципана, и меню завтрака на следующее утро. Суматошная перекличка голосов и звон посуды звучали для нее настоящей симфонией; зрелище того, как слуги носятся туда-сюда с выверенной четкостью, восхищало и ласкало ее взор с утра до вечера. Да, Черри любовно следила за тем, как по коридору спешат горничные, разнося усталым приезжим полотенца и мыло, и бегут сломя голову подать им горячей воды для умывания, и снуют вверх-вниз по лестнице с разными поручениями, но и последняя кухонная судомойка, начищающая сковородки и кастрюли, радовала взгляд Черри.Озирая собравшихся в общей зале завсегдатаев, Черри бдительно следила, не нужно ли кому чего. Если какой-нибудь гость просил перо, чернил и бумагу, чтобы отослать с почтой письмо-другое, мисс Айвз лично радела о том, чтобы все необходимое принесли как можно скорее. «Нет ли чего почитать?» – спрашивал другой визитер, и Черри направляла его к подшивке местных газет (безнадежно устаревших, зато в превосходном состоянии) или к шкафу с покрытыми плесенью книгами, где среди прочих сокровищ хранился зачитанный экземпляр «Книги стихов», и маленький песенник для музыкально одаренных (или наоборот), и сборничек анекдотов для тех, кто приуныл, и псалтырь для особо набожных, и полным-полно тех бульварных изданий, живописующих ужасы провинциальной жизни, что носят названия вроде «Горный трупоед», «Лицом к лицу с тупорылым» и «Моя жизнь среди саблезубых котов».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56