ни малейшего отклонения во всех трех случаях заметить не удалось; так что вопрос вроде бы решился окончательно и бесповоротно. Последним, хотя, возможно, и излишним доказательством послужило следующее: по возвращении в Далройд друзья обнаружили, что с часами в доме совпадают показания стрелок на часах Оливера, а не Марка.– Так что видишь, Нолл, чем глубже спускался я в колодец, тем медленнее шли мои часы, – промолвил сквайр, устраиваясь с сигарой в руке в одном из мягких кресел перед камином.– Или тем быстрее шли мои и все прочие здесь, в Далройде, – отозвался Оливер, поворачиваясь спиной к огню.– Чертовски маловероятно. Суди сам: я спускаюсь в колодец на двадцать минут, твои часы показывают час; я снова спускаюсь на двадцать минут, но на сей раз глубже, и твои часы регистрируют уже два часа. Надувательство? По всей видимости, нет, ведь наши органы чувств подтверждают то же самое. Я сам наблюдал, как еле-еле ползут стрелки, отсчитывая двадцать минут, и, вцепившись в перекладины, чувствовал, как это мешкотное движение отзывается в руках ноющей болью. Нет-нет, Нолл, от фактов никуда не денешься. Чем глубже спускаешься в эту подземную впадину, тем медленнее течет время.Оливер, потупившись, уставился на свои туфли, возможно, надеясь прочесть там какую-нибудь иную разгадку тайны. Уж больно абсурдно звучали доводы сквайра!– Так что доведем-ка мы наши наблюдения до логического конца, – продолжал между тем Марк. – Можно предположить, что, чем ниже погружаешься в бездну, тем медленнее движутся стрелки времени – все ленивее и ленивее, пока в некоторой точке – ежели забраться достаточно глубоко – движение их не становится почти незаметным…В глазах Оливера отразилось потрясенное изумление, губы его беззвучно шевелились.– Просто голова кругом, правда? – воскликнул сквайр, вовсю дымя сигарой.– Чистой воды домыслы, как сам ты говаривал, и не раз. Господи милосердный, Марк, неужто это возможно – спуститься так глубоко под землю?– Как так, Нолл?– Так, чтобы… чтобы…– Наверняка там, внизу, есть предел, после которого время вообще останавливается и стрелки часов застывают на месте. Умопомрачительная перспектива, а?– Кошмарная перспектива; даже подумать страшно, – объявил Оливер. – При одной этой мысли у меня мурашки по спине бегают. Неужто такое возможно? – Мистер Лэнгли в свою очередь раскурил сигару, не отрывая задумчивого взгляда от носков туфель. – Как думаешь, а кому еще известно про колодец?– Со всей очевидностью, о нем знали монахи аббатства. И готов поспорить на пятьдесят гиней, в Шильстон-Апкоте по крайней мере один человек знает про шахту и сегодня.– Кто же?– Помнишь, как повел себя старик Боттом, когда ты заговорил с ним про Косолапа и про пещеры?– Хм-м… В самом деле, он как будто перепугался до смерти. Думаешь, это и есть один из его секретов?– Придется нам доставить себе удовольствие еще раз побеседовать с мистером Боттомом, – улыбнулся Марк. – Ведь церковный сторож и резчик по камню как раз с камнем и имеет дело, Нолл, – с тесаными плитами, и известковым раствором, и с пробитыми в земле шахтами. Кто и поможет нам в создавшихся обстоятельствах, как не он?Вскоре Оливер отправился спать, а сквайр еще какое-то время оставался в библиотеке, молча глядя в огонь и покуривая сигару, ибо ему было над чем подумать – ведь гостю своему он рассказал отнюдь не все. Марк счел за лучшее умолчать о тех последних минутах в колодце, уже на вершине лестницы, когда он потянулся было к свисающему концу линя. Ощущение движения и голосов повсюду вокруг, ощущение, будто тебя со всех сторон окружает нечто, чего и в помине нет, – это все можно было списать на игру воображения, ведь не он ли уже как-то раз принял за потусторонний шепот собственное свое дыхание? Сквайр Далройдский отлично знал, что докучным фантазиям отнюдь не чужд. Но вот чего он никак не мог вообразить – и чего со всей определенностью не мог объяснить с рациональной точки зрения, – так это ощущение, словно чья-то рука обвилась вокруг его ноги, пытаясь стянуть вниз, едва Марк схватился за веревку; твердая и вместе с тем манящая рука, что уцепилась за него на миг-другой – а потом взяла, да и разжалась.Однако Марку этого мига с лихвой хватило, благодарствуйте.Сквайр размышлял далеко за полночь, давно уже докурив последнюю сигару. Что все это значит, он не смел и думать; что из этого всего следует, он не смел и предположить. Часть втораяСвет Я к высшим сферам устремлюсь душой, И кто меня осудит?.. Джоанна Бейли (1762–1851) – английская поэтесса и драматург, близкий друг Вальтера Скотта. (Прим. перев.)

Джоанна Бейли Глава 1УИНТЕРМАРЧАМ ПЕРЕМЫВАЮТ КОСТОЧКИ Ярмарочный день в Шильстон-Апкоте!С первым светом дня торговцы и их подручные уже стекались на Нижнюю улицу, и на окраину, и на общинный выгон. Повсюду вырастали торговые ряды – и столь же стремительно заполнялись. Постепенно деревня оживилась, взбодренная животворящими рассветными лучами горного солнца. Из лавок на дорогу выкатили тачки – и установили в надлежащих местах; мальчишка мясника, рыбники и торговки фруктами, пирожник, помощник бакалейщика, кондитер и владелец табачного магазинчика – все нашли себе место. Начали прибывать окрестные фермеры, деревню запрудили телеги всевозможных размеров, типов и разновидностей: повозки с овощами, запряженные пони, возки, битком набитые скотом или птицей или заставленные тяжелыми молочными бидонами. Землю усеивают обрывки капустных листов, кукурузные кочерыжки, гороховые стручки, стебли сельдерея и прочие зримые свидетельства ярмарки в горном селении.Угрюмый мистер Джинкинс и мисс Черри Айвз во главе штата «Деревенского герба» торгуют из переносного пивного насоса сидром и хвойным пивом, а детишек оделяют сельтерской водой с мятой и вишневым сиропом. Мисс Вайолет Кримп тоже здесь – не спускает глаз с разложенных вафель. Пришли мисс Маргарет Моубрей и миссис Филдинг: они выставляют на продажу свежесрезанные цветы из своего сада и мед изобильных грей-лоджевских ульев.Из местных усадеб пригнали на аукцион овец, свиней и прочую скотину. Одного жирного борова на двадцать стоунов – этакий шмат сала! – продали просто-таки под фанфары, ибо поросенка здоровее «его свинства» в графстве доселе не видывали. Голуби, кролики, форель, миноги, птица, свиной холодец, говяжьи языки, пироги с гусятиной, слойки с олениной, картофель, листвянниковые оладьи – покупай чего душа желает! Вы про цену спрашиваете? На деревенские товары и цены деревенские! Ячмень – по четыре шиллинга за бушель, овес – по два; гуси и молочные поросята – от трех до четырех шиллингов за штуку; лесные вальдшнепы – пять шиллингов за пару; картошка – семь пенсов горка; свежие яйца – шиллинг за дюжину.Мельник в белом колпаке продает в розницу муку и хлебы, испеченные его улыбчивой супругой, а мистер Линкот, местный кондитер, раскладывает булочки и разливает по чашкам дымящийся кофе. Повсюду стряпухи и пирожницы-любители, среди них – жены и дочери выдающихся членов сообщества, выстроились, улыбаясь и краснея, рядом со своим товаром; для них ярмарочный день – это звездный час, праздник, когда в округе всяк и каждый может похвастаться своими кулинарными талантами. «Пирожки с пылу с жару, джентмены и леди, с пылу с жару пирожки!» – восклицают от избытка чувств торговки, в красках расписывая достоинства своих изделий. Сигары, сандвичи, ягоды горного листвянника, марципаны, золоченые пряники, виноградное вино, восковые свечи, мыло, патока… налетай, леди и жентмены, налетай и расхватывай!В толпу затесалось без числа музыкантов-любителей, главным образом здешних, деревенских, однако ж есть и те, что пришли из Тарнли, Джея и Кедрового Кряжа. Особенным успехом пользуется седой старикан, что самозабвенно наяривает на волынке да в придачу еще и свистит в точности как птица. Все присутствующие просто ладони себе отбили, ему аплодируя. Скрипачи тоже в большой чести. Кажется, вся деревня сюда стеклась: половина жителей делом заняты, а вторая половина явилась поглазеть на первую. Дважды в месяц, во вторую и четвертую пятницы, деревня стряхивает с себя сонную апатию и на целый день превращается в этакий провинциальный Вороний Край. Может статься, я и преувеличил малость; скажем проще: в ярмарочную пятницу деревня Шильстон-Апкот – место и впрямь оживленное.Часы летят незаметно. Солнце поднимается высоко над озером и рассыпает сверкающие лучи тут и там по долине, среди прогалин, и лощин, и горных лугов, заглядывает во все уголки и закоулки деревни, омывает синевато-пурпурный камень коттеджей и их красновато-коричневые черепичные крыши ослепительно ярким летним сиянием. Лето в горах мимолетно, такие дни, как этот, должно ценить на вес золота. А нынешняя ярмарочная пятница примечательна еще и тем, что ее почтили своим присутствием две дамы Уинтермарч из Скайлингден-холла, прикатившие из усадьбы в экипаже в сопровождении двух служанок. Все глаза тут же обращаются к ним. Хотя мать и дочь общения с деревенским людом не чуждаются, тем не менее держатся несколько замкнуто, в полном согласии со Своей репутацией и привычками. Миссис Уинтермарч довольно некрасива и вида какого-то мрачного; вот и платье у нее под стать внешности; юная дочурка куда милее матери, однако тоже глядит как-то удрученно. Впрочем, учтивости и приятства обеим не занимать; и сдержанность их объясняется не столько гордыней, сколько внутренней напряженностью – возможно, сказывается некое общее горе. В манерах дам ровным счетом ничего не говорит о заносчивости, чего деревня в целом не может не одобрить. Миссис Уинтермарч на глазах у всех вступает в переговоры с торговцами и закупает все необходимое; приобретения ее из рук в руки передаются служанкам, таким же некрасивым и угрюмым, как и хозяйка. Любопытно, что мистера Бида Уинтермарча в числе домочадцев нет. По чести говоря, мистер Вид Уинтермарч к домочадцам никогда не присоединяется; его внушительную фигуру и красивое ястребиное лицо в деревне почти не видят.– А сегодня-то он где? – вопрошают селяне, считающие, что имеют полное право это знать.– Супруг неважно себя чувствует; он от природы слаб здоровьем, – неизменно отвечает миссис Уинтермарч. – Очень просил его извинить.Такой ответ лишь подтверждает всеобщие подозрения насчет того, что мистер Вид Уинтермарч на самом деле не кто иной, как Чарльз Кэмплемэн, и потому предпочитает не показываться в деревне из боязни быть узнанным. Кроме того, ходят слухи, будто джентльмен красит волосы – если, конечно, это не парик – и привержен к эксцентричным деталям туалета вроде галстуков в крапинку, так что, видимо, он и впрямь скрывает свое истинное лицо. Впрочем, никто, конечно же, этими подозрениями с миссис Уинтермарч не делится; скорее, собеседники выражают уверенность в том, что спустя неделю-другую мистеру Уинтермарчу станет значительно лучше и в следующую ярмарочную пятницу он уже сможет сопровождать жену и дочь. В толпе вполголоса обсуждают скромную непритязательность их экипировки, а также характер и количество приобретенной ими провизии – причем по самой низкой цене. Уэсли, подручный столяра и главный осведомитель семейства викария во всем, что касается Уинтермарчей, сообщает своим юным приятелям, что восстановительные работы в усадьбе уже не ведутся; стало быть, богатые денежные ресурсы, там якобы, запрятанные, почти иссякли – ежели вообще когда-то существовали. Мистер Ним Айвз из «Герба», услышь он последнее замечание, энергично закивал бы, ибо по-прежнему упорствует в своем убеждении, что главная беда семейства Уинтермарчей – это бедность и что мистер Вид Уинтермарч скопидомничает и жадничает и жалеет каждый пенс только потому, что жалеть уж почти ничего не осталось.Чудо из чудес! А вот и капитан Хой, долговязый и костлявый, шествует по Нижней улице. Впрочем, пожалуй, слово «шествует» не совсем уместно, ибо бедняга заметно прихрамывает и опирается на палку – огромную, шишковато-узловатую, чудовищную громадину, изрядно смахивающую на дубинку, такую же здоровенную, как жезл университетского педеля, и ничуть не менее зловещую. Капитан уже идет на поправку после «укухаривания» от руки философски настроенного Слэка; силы вернулись к нему настолько, чтобы лучший наездник Талботшира уселся в седло, галопом прискакал в деревню и теперь разгуливал себе среди торговых рядов и телег. Фигура его, облаченная в клетчатые красно-зеленые брюки на подтяжках, широкий черный плащ для верховой езды, высокие ботинки со шнуровкой спереди, и с внушительной палкой в руке выглядит весьма экстравагантно; крохотные глазки-пуговицы поблескивают из-за роговых очков, нафабренные усы торчат в разные стороны, нос смахивает на клубничину, и все это венчает обвисшая шляпа, слишком широкая даже для этого объемного черепа, так что поля ее опускаются к самым очкам, полностью закрывая лоб. Дополняет капитанский гардероб еще одна неизменная деталь – повязка на одном из пальцев, следствие очередной травмы, приключившейся со времен «укухаривания» (капитан, невзирая на все его заверения в обратном, к такого рода неприятностям и впрямь весьма склонен). Даже на расстоянии его подобный контрабасу голос перекрывает общий ярмарочный гул, пока капитан торгуется с продавцами.А вот и мистер Аркрайт, местный ветеринар, обладатель коротко подстриженной темной шевелюры – владелец такого «шлема» ни в каких головных уборах не нуждается! – кустистых бровей, смахивающих на длинную гусеницу, и подвижных глаз-окуляров; вот он – изучает экстерьер кобылы какого-то фермера. Неподалеку пристроились викарий с прелестной рыжеволосой супругой; преподобный джентльмен в гетрах и в шляпе с полями, слегка загнутыми с боков, кротко созерцает прохожих сквозь посеребренные очки, и тут же – Дина, в светло-бежевом костюме, замшевых перчатках и голубовато-зеленом атласном капоре, что так эффектно оттеняет ее огненно-рыжие локоны. Викарий как раз шепотом жалуется своей спутнице жизни, как это досадно, что мистер Бид Уинтермарч никогда не присутствует на воскресной службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56