Придумайте что нибудь поумнее... Хотя бы Люциферович.
Собравшиеся опять развеселились.
— А вы, молодой человек, не дерзите! — полковник пошел красными пятнами. — У вас могут начаться большие проблемы с аккредитацией! А вот фоторобот подозреваемого!
Камера показала неприятное вытянутое лицо с непропорционально маленьким ртом и низким, шириной в палец, лбом.
На этом репортаж прервался, улыбающаяся дикторша перешла к другим новостям.
Рокотов опустил глаза и хмыкнул,
— Это ты Барбекю? — догадался Вознесенский.
— Был грех. Только не я на ментовку нападал, а наоборот — они меня пытались внутри оставить. Я лишь наружу выбрался.
— Фоторобот вообще не похож, — деловито сообщил Димон. — Туфта... Но вернемся к нашим баранам.
Глава 11
КУТЕРЬМА В МИРЕ ВОРЬЯ
В полдень огромный восьмиосный трейлер втащил на стройплощадку укрытый брезентом короб центральной вентиляционной системы и развернулся у стены, точно под стрелой передвигающегося по рельсам крана сорокатонника.
К трем часам короб укрепили тросами, и бригадир скомандовал подъем.
— Хорошо пошел, — пожилой работяга толкнул в бок своего молодого товарища, показывая на медленно плывущий над бетонными блоками металлический куб с фигурными отростками.
— Точно! — строитель задрал вверх голову и придержал каску. — Теперь только перекрытия поставим, и всё.
— Не спеши... До перекрытий еще должны компрессоры установить.
Короб замер над зияющим проемом и по сантиметру начал опускаться.
По краям установочного места забегали такелажники в ярко оранжевых касках, подтягивая на себя свисающие тросы.
— А когда компрессоры привезут?
— Завтра, наверное. — Пожилой рабочий присел на сложенные стопкой пластмассовые зрительские места и вытащил мятую пачку «Примы». — Сегодня уже не успевают...
— Монтажники наши?
— Не, ихние, с фирмы. Они ставят, они и налаживают.
— Мы ж всю электрику делали то!
— А тебе что, работы мало? Получаешь денежку, и ладно...
— Подработать никогда не вредно. Деньги лишними не бывают.
— Брось ты, — работяга сплюнул, — не наше это дело. С кем начальство контракт заключило, тот пусть и вкалывает.
Короб наполовину вошел в проем и остановился.
— Чо это с ним?
— Правильно, — пожилой строитель мельком взглянул на суетящихся такелажников, — лишние тросы снимают. Эту хреновину уже обратно не вытащить. Так что с первого захода ставить надо. До вечера провозятся. Щас будут по полметра опускать...
— А мы чо делать будем?
— На сегодня свободны. А завтра, как штык, к восьми...
Вознесенского удалось уговорить уехать двухчасовым поездом. Димон пересел в «мерседес», оставив БМВ на стоянке, и они с Рокотовым сопроводили Ивана до гаража, где тот запер свою «девятку». Потом уже втроем отправились на Московский вокзал.
Проблем с билетами, как и предполагалось, не возникло.
Вознесенского затолкали в купе и строго настрого наказали не возвращаться без предварительного звонка либо Чернову, либо Рокотову. Разговор с супругой Ивана журналист взял на себя. Также пообещал обеспечить ей достойную охрану, свистнув кому нибудь из бывших корешей.
Иван убыл в Москву в расстроенных чувствах, переживая, что не может поучаствовать в мероприятии, суть которого осталась ему неизвестна.
На стрелке Васильевского острова Влад остановил джип возле деревянного забора, ограждавшего находящиеся на реставрации Ростральные колонны, и предложил Димону прогуляться к воде.
Там, в метре от серых, накатывающих на гранит волн, он в течение пятнадцати минут ввел своего нового товарища в курс дела. Не упустив ни единой подробности и честно предупредив об опасности.
Чернов швырнул окурок в Неву и выразил желание приступать немедленно.
Трудности его не пугали.
Даже наоборот — радовали.
— Я пока не знаю, с чего начать, — посетовал Владислав.
— Для затравки — погромим кабачок, где мочканули твоего друга, — внес предложение Димон, начав мыслить категориями бандитских разборок.
— Цель?
— Продемонстрировать силу и заставить их дергаться. Это архиважно. Когда конкурент нервничает, он начинает совершать ошибки. Заодно создадим превратное впечатление о нашем количественном составе... Так, надо пару трещоток, плюс гранаты... — Журналист достал из кармана пиджака записную книжку.
— Можешь не звонить. Два АКСУ у меня есть. Если что и надо, так только патроны.
— Ага, — Димон наморщил лоб. — С рожками?
— Естественно.
— Тогда поехали, заглянем в одно местечко возле зоопарка,
— Человек надежный?
— Без базара. Кличка — Садист. У него всегда есть.
— Как перевозить будем?
— Это не наши проблемы. Садист доставляет на место своими силами.
— Удачно, — Рокотов кивнул. — А потом заедем ко мне. Я тоже в Петроградском районе обосновался.
— Мне переодеться надо, — Чернов оглядел себя с головы до ног, — в таком прикиде на дело не ходят.
— Верно. Ну, времени до вечера у нас достаточно. Всюду успеем... Черт, сутки уже не спал.
— Тогда поезжай домой и отдохни. Только до зоопарка подбрось. А вечерком я к тебе подтягиваюсь. Устраивает?
— Нормально. Пиши адрес...
— Куда доставить магазины?
— Сам то ты как думаешь?
— Можно к кабаку, чтобы твою хату лишний раз не светить.
— Это было бы идеально. — Рокотов сунул руку за пазуху. — Сколько он берет?
— Обижаешь, — отмахнулся Димон, — сам заплачу. Одно дело делаем.
— Только помощников больше не привлекай, — предупредил Влад.
— Знаю... Да мне никто и не поверит.
— А почему ты мне поверил? — нахмурился биолог.
— Спроси что нибудь полегче. Чувствую, наверное, что всё так и есть.
Несмотря на схожесть с гладко выбритым орангутаном, Дмитрий Чернов был далеко не прост. И многие обманывались, ориентируясь лишь на внешние данные и не подозревая о его умственных способностях.
— Что ж, меня это устраивает, — Рокотов прикинул, сколько ему потребуется времени на отдых, — в девять. А к половине одиннадцатого пусть твой Садист подносит магазины к моей машине. Номеров не даю, мы его сами подзовем...
— Сколько брать рожков?
— С запасом. Думаю, штук пятнадцать. Лишними боеприпасы не бывают...
Телевизионное интервью в стране, где каждый кадр проходит двукратную проверку военной цензуры, готовить далеко не просто.
Сначала нужно получить разрешение в спецотделе. Потом обсудить круг вопросов с интервьюируемым, который может опасаться цензуры ничуть не меньше, чем журналист, ибо от его ответов часто зависит дальнейшая карьера. Затем следует заверить список вопросов в том же спецотделе, и уж только после всего этого приступать непосредственно к съемке.
Но и это еще не конец.
Сразу после интервью видеокассета попадает в руки цензора, который без колебаний вымарывает из нее все «сомнительные моменты». Иногда от часового разговора остается две минуты, и работу приходится начинать заново. Опять идти в спецотдел за разрешением, опять высиживать часами в приемной «очень занятого» чиновника, опять выдумывать вопросы к интересующей тебя персоне.
Спорить с военными цензорами не рекомендуется.
У каждого из них есть свое личное мнение по любому вопросу, и они могут подтвердить его ссылками на инструкции и распоряжения военного командования республики. И одного цензора не волнует, что разрешил или не разрешил другой. Каждый отвечает за свой участок работы и подозревает остальных в «излишне либеральном» отношении к нахальным репортерам. Утвержденные в спецотделе вопросы к интервьюируемому могут вызвать шок у конечного цензора, и он забракует весь материал только потому, что вопросы эти поставлены «некорректно» и у него сложилось впечатление, что журналист украдкой подводит телезрителя «не к той» мысли, что утверждена свыше.
Особенно сложно разговаривать с военными.
У них, кроме спецотдела телевидения, есть еще и свои собственные особисты, зорко следящие за «потенциальными предателями», и число которых входят все без исключения солдаты и офицеры воюющей армии. Была бы их воля, особисты на пушечный выстрел не подпустили бы ни одного репортера к человеку в форме.
Но двадцатый век — век информации и телевидения, и цензура, стиснув зубы, дает таки разрешения на интервью и видеосъемки на линии фронта. Хотя и старается максимально осложнить работу журналистов и отбить у них охоту слишком часто обращаться к военной тематике.
Однако о другом в Югославии тысяча девятьсот девяносто девятого года просто не говорили.
Основной и единственной темой была война и всё, так или иначе связанное с ней — разрушения гражданских объектов, количество убитых и раненых, реакция других государств, дальнейшие планы Северо Атлантического Альянса и США, высказывания своих и чужих политических лидеров, поставки продовольствия, потоки беженцев, ущерб от бомбардировок.
Почти в каждом выпуске новостей говорилось о России.
Обсуждались возможности союза с ней и с Беларусью, строились политические прогнозы, демонстрировались кадры визитов российских чиновников и депутатов, объявлялись новые инициативы Скупщины.
Сербы верили в дружбу с Россией.
А зря.
Югославию давно, еще с начала реформ, променяли на кредиты и поступления на номерные счета высокопоставленных слуг российского народа. Цена вопроса оказалась для Запада вполне доступной — всего то около трехсот миллионов долларов. Сотня — любимой дочурке Президента, еще сотня распределились между чиновниками Администрации и кабинетом министров. Остаток пошел на обуздание аппетитов более мелких клерков аппарата правительства.
Выплаты депутатам Государственной Думы шли отдельной строкой и составляли еще сто пятьдесят миллионов. Депутаты были жадными, но дело свое знали туго. Ни один вопрос, прямо или косвенно затрагивающий интересы мирового сообщества на Балканах, в российском Парламенте не проходил. Его тут же забалтывали на комиссиях и в комитетах, и в результате на свет появлялся усеченный уродец, более годный в качестве постановления заштатной жилконторы, а не как решение высшего законодательного органа самой большой страны мира. Причем в едином порыве под дудку США плясали и непримиримые коммунисты, и вечно оппозиционные всему сотоварищи «непорочного Грини» Яблонского, и члены «партии власти» во главе со своим косноязычным и вороватым лидером.
От агентов влияния в парламенте не отставали и российские дипломаты вкупе с телемагнатом Индюшанским, изображавшим сербов продолжателями традиций карательных отрядов вермахта.
Каждый выпуск новостей с Балкан начинался со стенаний о судьбе несчастных беженцев, которых злобная солдатня Милошевича и Ражнятовича не только выгнала из домов, но еще и изнасиловала, лишила документов и денег, избила, поприжигала сигаретами и наконец «выдавила» за пределы края Косово.
Бомбардировки показывали мельком.
Как обычную заставку.
Гибель сербов никого не тревожила.
Пострадавшими оставались албанцы. О переживаниях десятилетней албанки, рассказывающей журналистам странноватую с точки зрения логики историю про то, как она случайно выжила при нападении на ее семью «Тигров» Аркана, кричали с неделю, а гибель двух десятков сербских малышей в детской больнице удостаивалась лишь беглого упоминания. Да и то в каком нибудь коротком выпуске новостей в перерыве трансляции футбольного матча, который почтил своим вниманием московский градоначальник со свитой. О присутствии на трибунах мэра говорили не в пример дольше...
Мирьяна выложила перед Брониславом Лаиновичемлист с вопросами.
Генерал быстро прочел семнадцать строк и поднял глаза на журналистку.
— Это, как я понимаю, официальная часть?
— Да.
— Что остается за кадром?
— Всё, что не соответствует мнению цензуры. Реальные потери, участие добровольцев, спецоперации...
— Я видел много ваших репортажей. — Бронислав галантно дал Мирьяне прикурить и подвинул к ней пепельницу. — Вы жестко работаете.
— По другому не умею, — ослепительно улыбнулась сербка.
— Да и не надо, — согласился генерал, разминая сильными пальцами ароматную сигару. — После войны цензура ослабнет. И все ваши репортажи пойдут без купюр.
— Хотелось бы надеяться...
— На три вопроса из списка я отвечать не буду.
— Я понимаю. — Мирьяна стряхнула пепел. — А без камеры?
— Полностью к вашим услугам. Только вы должны мне дать слово, что не будете пользоваться диктофоном.
— И вы мне поверите? — журналистка хитро блеснула огромными глазами.
— Милая девушка, — кряжистый седой десантник отрубил кончик сигары миниатюрной настольной гильотиной, — мне достаточно вашего слова. Я уже навел справки и знаю, что вы собой представляете...
— Женщины такие непредсказуемые, — Мирьяна закинула ногу на ногу, чуть не смахнув взметнувшейся полой бордовой юбки бумаги с края стола.
— У ваших коллег о вас иное мнение, — невозмутимо заметил Лаинович.
— Хорошо. Даю слово, — сербка засунула руку в сумочку и с притворным вздохом выключила маленький «Olimpus».
— Что вас интересует?
— Русские добровольцы.
— Они есть, — генерал покрутил в руке так и не зажженную сигару, — но эта тема полностью закрыта. Мы не имеем права подставлять этих парней.
— Недавно был случай, когда шептары убили одного из них и продемонстрировали документы. Некий капитан из Министерства по чрезвычайным ситуациям России.
— Да, я слышал об этом, — кивнул генерал, — но точной информацией пока не располагаю. Российский МИД ведет свое расследование. Много неясностей...
— А подробнее? Ведь информация уже прошла.
— Непонятны три вещи. Первая — как он оказался на границе Косова с Македонией, в десятке километров от передовой линии наших подразделений. Вторая — почему при нем обнаружены внутрироссийские документы и российские деньги, совершенно ненужные здесь. И третья — вооружение. Один старенький АК «сорок семь» и всего два магазина по тридцать патронов. Ни ножа, ни гранат, ни пистолета, ни достаточного или хотя бы разумного боезапаса. Равно нет фляги с водой и никакой еды, — Лаинович отвечал коротко и с военной точностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33