Склон невысокого холма, на котором она стояла, упирался прямо в небо, а вокруг была всё та же трава, трава, трава. И чувство безнадежной, страшной потери.
– Ниа!..
Она вскинула голову.
Там, на верхушке холма вырисовывался мужской силуэт, а в руке у него…
– Ниа, иди сюда, я нашел твою нитку!
– Папа!!! Папочка!!!
Сверкающие, разноцветные бусинки, самое главное ее богатство, и папа, какой же он добрый, какой хороший, папа, ты самый-самый, полдня бродил по жаре, по пригорку, где вчера мы с девочками играли «в секретики», и ты нашел, нашел, нашел мою ниточку!!!
Она с радостным визгом бросилась вверх по холму, навстречу человеку, которого любила больше, чем самую жизнь, не обращая внимания на острые стебли травы, которые нещадно секли ее по ногам…

***
Пустота. Вне зрения, вне слуха, вне времени и пространства. Я здесь. Я пришел отвечать к тебе, немилосердное, великое. Отвечать за то, что сделал – здесь и сейчас. За всё сразу.
По вискам резануло болью, но не физической, физическую боль можно вытерпеть, а эту… Боль, которая заполнила в тот момент его душу, он даже для себя не мог назвать – потому что ни в одном из тысяч языков, которые он знал, не было подобного слова.
Душа разрывалась на части от невыносимого, умирала – и тут же возрождалась вновь, для того, чтобы стало еще больнее. Отчаяние это не имело никаких причин, но подсознание, которое Сэфес сейчас выпустил на волю себе же в наказание, знало – за что. И карало – тем, чего он боялся больше всего.
Он умирал – тысячу раз. От сознания собственного бессилия, от страха, от тоски; по обнаженным нервам его души проходили тысячевольтные разряды – заставляя умирать снова и снова. В сумасшедшем танце иглистых всполохов в сознании и где-то, в невообразимом, он убивал себя снова и снова, не понимая уже, сможет ли остановиться, и надо ли вообще останавливаться…

***
Сидеть было чертовски неудобно. В спину упиралась какая-то дурацкая деревяшка, ноги затекли немилосердно, и еще его трясло от холода. Он попытался поглубже вздохнуть, но зубы выбивали дробь, а тело чуть судорогой не сводило.
– Эй, – позвали рядом. – Ты тут?
– А… ага… – с трудом выговорил он.
С трудом открыл глаза и огляделся.
Он, скорчившись, сидел на полу, рядом с диваном. Почему так холодно?..
– На вон, чаю выпей, он горячий, осторожно.
Какой на хрен чай?!
Полчаса назад все одеяла, которые имелись в доме, перекочевали к дивану. Ни помогло это совершенно – Пятого трясло, руки стали совершенно ледяными. Лин, доселе свершено спокойный, переполошился.
– Я его предупреждал, – завел он было свою любимую песню, но тут его осадила Кет:
– Ну и что? Давайте его укроем и просто подождем. Ничего с ним не сделается.
И точно. Ничего и не случилось.
…Чай действительно оказался горячим, и чашку пришлось отставить – пусть немного остынет. Постепенно он приходил в норму. Зубы перестали стучать, руки согрелись. Рауль помог ему перебраться на диван.
– Ну вот и всё, – сказал Пятый минут через десять. – Теперь точно – всё. Не могу сказать, что я в восторге, но…
Анжи долго смотрела на Пятого. Смотрела все это время то на него, то на Рауля. Молча. Откуда-то пришла неколебимая уверенность, что Рауль сейчас испытывает то же, что она. Желание подойти к этому худому, седому, странному. Обнять за плечи и прижать к себе. Нет, в этом импульсе не было ничего эротического. Упаси Господи. Просто.
Ну да. Жалко. Что же это за совесть такая больная у Сэфес, что за закон, зачем им каждый раз так мучаться? Какой в этом смысл? Чтобы Сэфес оставались людьми, понимали боль человеческую? Не забывали?
А зачем?
Ну да, будет красиво. Верховные, блин, стабилизаторы вселенной. Тьфу, слово-то какое. Стабилизатор-трансформатор…
Сэфес должны выполнять свою задачу. Эти самоиздевательства, эти доходящие до мазохизма муки совести, от которых корежится тело – от этого что, Сэфес станут лучше делать свою работу? Сомнительно. Скорее уж, хуже. Или только 785-ый так сходит с ума? Они и в самом деле уникальны, ни у кого из экипажей нет схожей истории.
Анжи поймала взгляд Рауля, он смотрел на нее и, кажется, ждал. И просил – шевельнулось внутри, осторожное прикосновение мысли – просьба. «Давай, за меня… сделай».
Пятый полулежал, опираясь на подушку, смотрел куда-то мимо, в ночное окно.
Анжи подошла к нему и села рядом. Обняла – Пятый от неожиданности не успел воспротивиться – и прислонилась лбом к его плечу. Черные волосы почему-то пахли мылом. Пятый вздрогнул.
– Лучше бы ты мне врезала чем-нибудь, – пробормотал он. – Тяжелым. И посильнее.
– Пятый, что ты сделал? – спросила Кет.
Он задумался. Оглядел присутствующих полувопросительным взглядом. Все ждали.
– Отвел ее домой, – с трудом ответил он.
Анжи отодвинулась от него, в глазах ее тоже появился вопрос.
– Как – домой? – недоуменно спросил Клео.
– Она… когда была маленькой, отец ей рассказывал одну и ту же сказку, небогатая у него, признаться, была фантазия. Про то, что когда-нибудь они разбогатеют и уедут жить за город. У них будет свой домик на холме, под деревьями, а внизу будет речка, и они каждый день будут ходить гулять, и она подружится с другими детьми. Ее обижали в детстве, аутсайдер, классический омега в группе. И у нее будет своя комната на втором этаже, и в окно по утрам будут петь птички. Смешно?
Рауль отрицательно покачал головой. Кет нахмурилась. Пятый кивнул и продолжил.
– У нее была… нитка, на которую она нанизывала бусинки и камушки. Вот это уже совсем не смешно, но всё, что было в этот раз – из-за этой ниточки. Когда произошла реакция Блэки, Керр была вне Сети, а ее заветная ниточка лежала дома, в ее комнате. Забрать нитку стало нельзя. И она сошла с ума.
Все потрясенно молчали.
– Она не просто шла домой и плевать ей было и на детей, и на кварту. Она шла за одним единственным предметом. Когда дошла, на какие-то минуты к ней вернулся разум. И они позволила мне сделать то, что должно было сделать.
– А сейчас… – начала Кет, но Пятый отрицательно покачал головой.
– Нет. Сейчас она получила именно то, к чему стремилась подсознательно всю жизнь – тот самый домик на холме, папу, речку, деревья и птиц. И свою долгожданную ниточку. – Пятый тяжело вздохнул. – В обмен на всю память, которая у нее была раньше. Вечное детство. И невозможность стать несчастной снова. Я-мы-я думали о подобном, но не были уверены – всё это время.
Он говорил обыденно, голос его был глух и невыразителен, порой в нем сквозила обреченная смертельная усталость. Лин, скрестив руки на груди, стоял у окна и кивал в такт словам.
– Да, – подтвердил он, когда Пятый замолчал. – Я-мы-я догадывались, но не знали. Единственное, что мне не понравилось – то, что ты пошел на наказание, не предупредив меня, и не взяв с собой. Не делай так больше.
– Прости, – попросил Пятый. – Я просто не хотел, чтобы тебе было больно. И вот еще что. Чуть не забыл.
Голос его стал совсем тихим, едва слышным.
– По лесу, за излучиной, бежит ручеек, маленький лесной ручеек. Там, где он впадает в реку, стоит сторожка. Заброшенная, из красного кирпича. Девочки любят играть возле этого ручья, а в дождь – прятаться под ветхой крышей сторожки и рассказывать друг другу сказки. Я не знаю, зачем я это сделал.
– Что будет с ней в ее посмертии? – спросил Рауль. – Детство и домик на холме – на всю бесконечность? Вам не кажется, что это слишком бессмысленно и жестоко? Ее разум излечится? К ней вернутся память и понимание?
– Нет, – еще тише ответил Пятый. – До конца – никогда.
– Уверен? – переспросила Анжи.
– В этом – да, – ответил Пятый. – А вот в том, что… – Он осекся, недоговорил. Просительно посмотрел на Лина.
– Она не вернется, – закончил Рыжий. – Во всяком случае – такой, как была.
– «Господь бог» недоделанный, – в сердцах бросила Анжи. Она поднялась и сделала пару шагов к двери. – Чужая душа – как холстина, одно отрежем, другое пришьем! Идите вы все…
Анжи вышла из комнаты, хлопнув дверью.
– Она права, – кивнул Пятый. – Пойдем, что ли?..
– Утром, – ответил Лин. – Лежи уже, мститель. Куда тебе сейчас идти.

***
Утром Сэфес, судя по всему, решили слинять незаметно, но из этого ничего не получилось. Проснувшаяся на целый час раньше Кет тут же вышла из комнаты и вежливо поинтересовалась, куда это они собрались? Выслушав сбивчивый ответ, она осуждающе покачала головой и быстро загнала и одного, и второго на кухню, пить кофе, попутно заставив Пятого вытащить из голенища ботинка чайную ложку, которую он успел туда сунуть еще вчера, и отняв у Лина последний помидор – его она собиралась пустить на салат.
Сэфес пришлось покориться судьбе и ждать, пока проснутся остальные.
В кухню заглянул Клео. Аккуратности в его облике заметно поубавилось.
– Мы сегодня уходим обратно к себе, – сообщил он. – Приношу извинения, но у меня больше нет сил находиться в этом, гм… жилище.
– А ну подвинься, – Анжи бесцеремонно отодвинула Клео в сторону и протиснулась в кухню. – Буржуй, здоровенная квартира почти в центре города ему не нравится. Ну что, Кет, все расползаются по домам, остаемся только мы с тобой, как самые стойкие?
– А как же, – подтвердила Кет. – Клео, ты бы сел, что ли!
– Нормальная квартира, – тут же вмешался Лин. – Ты еще в панельных домах не был.
Клео возвышался в дверях, как башня. Садиться ему было просто некуда.
– Я предпочту постоять, – с оттенком надменности ответил он. – Я зашел попрощаться. Сейчас Рауль соберется, и мы уйдем.
– Народ, вы потом вернетесь? – спросила Кет. Она вытаскивала из сушки, висящей рядом с мойкой, разномастные чашки. Хоть кофе их угостить напоследок…
– Как получится, – ответил Пятый. Его вниманием целиком и полностью завладела ложка, лежавшая на столе. Столовая. Явно откуда-то стыренная. Роскошная ложка! Металлическая, с выбитой цифрой 5 и надписью «Дюна». Кет перехватила его взгляд – и тут же сделала вид, что ничего не видит.
– Ща сопрет, – тихо сказала Анжи. – Кет, мне тоже кофе сделай, плиз.
Она приняла от Кет большую кружку, наполненную черным кофе, и с наслаждением сделала глоток.
– Пусть уходят, – проговорила она. – У них свой дом, у нас – свой. Зато у нас, Кет, остались детекторы. Тоже польза. Хотя… Ладно, там видно будет. Но детектор я им не отдам.
– Очень надо, – огрызнулся Лин. – Я и не возьму.
Пятый взял со стола ложку и принялся задумчиво крутить ее в руках.
– Положи, – приказал Лин.
– Дай хоть подержать, – попросил Пятый.
– Забирай, – разрешила Кет. – Клео, уйти вы успеете, кончай выпендриваться и придираться. Сядь, пожалуйста.
Клео протиснулся в кухню и уселся на табуретку.
– Еще Рауля сюда – и можно писать картину «сельди в бочке», – прокомментировала Анжи. – Лин, скажи, пожалуйста, а у нас будет хотя бы теоретическая возможность уйти, скажем, на Окист. Не сейчас, потом, через много лет? А то, знаешь, мне как-то не улыбается изображать персонажей фильма «Горец».
Лин усмехнулся.
– Не боись, до пятисот лет всё равно не проживешь. Во-первых, тут они корректно работать не будут. Во-вторых, вы, мадам, пардон, мясо кушаете и настройки собьете на раз. В-третьих, я их всё равно заблокировал, ибо не фиг вам светиться лишнего. В-четвертых, только вас еще бедному Окисту не хватало.
– Так вы вернетесь? – снова спросила Кет.
– Не всё зависит от нас, но если получится – вернемся, – пообещал он. – На счет Окиста. Не торопись, Анжи. У вас тут слишком много дел, а мир склонен меняться. Всему свое время.
– Всё, люди. И не-люди, – подытожил Лин. – Время. Пошли?
– Идемте, – с готовностью сказал Клео и поднялся. – Давно пора.

***
– Ну, вот и всё. – Кет стояла у раковины, и мыла гору чашек. – И будем мы тут сидеть, скучать, вспоминать и. И не знаю даже. Немножко обидно.
– Кстати, интере-е-есно, – протянула Анжи. – Орион наш в сети еще не проявлялся?
– Домою – посмотрим, – Кет поставила в сушилку очередную чашку. – Может, в какой-нибудь парк смотаемся? Надоели эти вегетарианцы, шашлыка хочется.
– Договорились. Давай за город.
Анжи подождала, пока подруга домоет чашки (и хочешь помочь, но ведь не подпускает к мойке, зараза) и потащила Кет в комнату. За комп Анжи влезла сама и привычно раскрыла форум, где любил развлекаться Орион. Дождалась, пока откроется один из тредов, и вдруг расхохоталась.
– Ну, я так и знала! Так и знала! Ты погляди, что наш зайцевладелец пишет! Ну, Сэфес, ну, паразиты! Бедный парень!

***
Лешка сидел за машиной в полной растерянности. Несколько раз он начинал набирать пост, но каждый раз сносил всё начисто. Всё было не то. И всё стало не так. Куда девался весь скепсис, куда пропало желание покуражиться и поиздеваться? И откуда, черт возьми, откуда это жуткое ощущение реальности того, что с ним произошло?! Он отчаянно сопротивлялся той правде, которая поселилась у него внутри, но она брала верх. И где-то к ночи он сдался. «Пускай смеются, уроды, дебилы… Я всё равно расскажу. И будь, что будет».
«…Народ, это не гонево было. Ну, серьезно. Я сам всё видел! А у них правда зрачки вертикальные. И тарелка…»
Поздней ночью за навороченным компьютером в пустой летней квартире сидел за монитором и плакал от отчаяния двадцатилетний парень Леша, живущий в сети под ником Орион. А под его темой в форуме появлялись всё новые и новые комментарии:
«Народ, дивись, Орион с катушек съехал»
«Чё ты пил там, мурло?»
«Отпусти меня, чудо-трава!»
«Вот это тема! В мемориз»
«Аффтар жжот!»
«В Бобруйск, жывотное!»
«Киса, ку-ку, как тарелка? Салатику положишь?»
Настала его очередь.
Теперь он начал понимать, что это такое – когда тебе не верят…

***
Таэни Френо стояла у трапециевидного окна библиотеки, выходящего на городскую площадь. Стояла неподвижно, опустив безвольно руки. Она уже всё знала, но и сейчас в ее душе теплилась безумная, иррациональная надежда на то, что всё – неправда, всё не так, всего этого не было, и не происходит сейчас.
На окраине Далиара в это время садился корабль официалов Орина, который нес на борту тела тех, кто еще недавно был Серыми Птицами. «Он мертв, – отрешенно думала Таэни. – Я осталась совсем одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48