Кинг Пауэрс сидел за круглым столом, сложив руки на краю стола, перед ним лежала открытая папка. Все как в театре.— С кем это ты пришел? — спросил Пауэрс безразличным голосом.— Мы — друзья, — ответил я. — Всегда ходим вместе.Пауэрс был высоким мужчиной с мягкими чертами лица, бледной кожей и рыжеватыми волосами, они были достаточно длинными и подчеркивались курчавыми бакенбардами. В одежде он, похоже, придерживался вольного стиля. Свободный костюм в темно-бордовую клетку, белый ремень, белые туфли, белая шелковая сорочка, воротник которой выпущен на лацканы пиджака. На шее, на кожаном шнурке, висел бирюзовый наконечник стрелы, торчащий прямо вперед, будто в насмешку над собеседником.— Я не просил тебя приводить друзей, — сказал Пауэрс Шепарду.— Вы будете рады, что он так поступил, — заметил я. — Я принес вам такое, от чего ваш ридикюль распухнет от денег.— Я не пользуюсь ридикюлями, — буркнул Пауэрс.— О, — сказал я, — простите. Я подумал, что на кровати лежит ваша любовница.За моей спиной Хоук пробормотал:— Черт меня возьми.Парень на кровати оторвал взгляд от «Уолл-стрит джорнел» и нахмурился.— Хоук, — сказал Пауэрс, — гони его в шею.— Это — Спенсер, — объяснил Хоук. — Я вам о нем рассказывал. Любит пошалить, но вреда никому не причиняет. По крайней мере, не всегда.— Хоук, ты меня слышал. Я сказал — выкини его.— Он говорит о деньгах, Кинг. Возможно, вам стоит послушать.— Ты на меня работаешь, Хоук? Делай что тебе говорят.— Нет. Я делаю только то, что хочу. Никогда не делаю того, что мне говорят. Как и старина Спенсер. Можешь весь изораться на него, но он и пальцем не пошевелит, чтобы сделать то, чего не хочет делать. Вы с Мейси лучше выслушайте его. Он говорит о деньгах и, вероятно, не шутит. Если вам не понравится то, что он скажет, я выведу его.— Хорошо, хорошо. Ради Бога, давайте послушаем. Выкладывай.Лицо Пауэрса слегка покраснело. Он тяжело смотрел на меня. Мейси сел на кровати и опустил ноги на пол. В левой руке он по-прежнему держал «Уолл-стрит джорнел», заложив указательным пальцем нужное место.— О'кей, Кинг. Во-первых, Харв сейчас не может рассчитаться.— Тогда его задница превращается в травку, а я становлюсь косильщиком, — сказал Пауэрс.— Стильно, — восхитился я.— А?— Стильно. Крутой темно-бордовый цвет, белая сорочка. А в довершение ты и говоришь здорово. Просто парень — все при всем.— Будешь шутить со мной. Спенсер, скоро пожалеешь.— Спенсер, — сказал Хоук, — почему бы не перейти к той части, где говорится о зелененьких? Про ридикюль.— У меня есть купец с сотней тысяч долларов, которому нужно оружие. Меняю купца на Шепарда.— С чего ты взял, что я могу достать оружие?— Кинг, за сотню тысяч зелененьких ты сможешь достать даже танцующего африканского муравьеда.Он улыбнулся. У него были пухлые губы и, когда он улыбался, верхняя губа выворачивалась наизнанку. И над верхними зубами были видны десны.— Возможно, и могу, — сказал он. — Но Шепард должен мне очень много денег. — Он скользнул взглядом по листу бумаги в папке. — Тридцать тысяч. Я многим рисковал, отдавая эти деньги под рукопожатие, понимаешь? Очень трудно списать все это.— О'кей, — кивнул я. — Обратимся в другое место. Пойдем, Харв.— Тебе выбирать, — сказал Пауэрс. — Но лучше, если у твоего приятеля окажутся при себе деньги, иначе мы ужасно рассвирепеем.— Платеж содержится в предложении, — сказал я. — Сам отказался, значит, ничего не получишь.Я повернулся, чтобы уйти. Между нами и дверью стоял Хоук. Его руки были изящно опущены на бедра.— Хоук, — сказал Пауэрс, — Шепард никуда не уходит.— Сто тысяч — это совсем неплохая капуста, Кинг, — сказал Хоук.— Хоук прав, мистер Пауэрс. — Мейси, все еще сидя на кровати, отбросил в сторону журнал и достал аккуратный пистолет двадцать пятого калибра с перламутровой ручкой и никелированными накладками. Вероятно, в масть к его запонкам.— Твой интерес, Спенсер? — спросил Пауэрс.— Тридцать процентов, — сказал я. — Можешь взять их себе в счет погашения займа Шепарда.Пауэрс молчал. Мы все тоже. Как стоп-кадр в мгновенном повторе.Хоук, спокойно стоящий около двери. Шепард, кожи которого, казалось, не хватало для тела. Мейси со своим милым пистолетиком. Пауэрс, сидящий за столом в раздумье.Окно находилось за его спиной, и струящийся сквозь него свет озарял его сзади, как подсвеченную фотографию. Маленькие завитки пуха на пиджаке были ясно видны на рукавах и плечах. Бакенбарды в том месте, где они приближались к усам, казались в таком свете больше золотыми, чем медными.— Кто твой заказчик?Хоук что-то насвистывал сквозь зубы. Тихо.— Если я скажу, то во мне, как в посреднике, отпадет всякая надобность, верно?Пауэрс снова задрал губу и хихикнул. Потом повернулся к худому:— Мейси, мне нужно поиграть в гольф. Обговори с ними детали. — Посмотрел на меня: — Лучше, если все пройдет как надо. Если нет, ты червей отправишься кормить. Понял? Поганых червей отправишься кормить.Он встал и прошел мимо меня к двери.— Червей, — повторил я.Он вышел. Мейси убрал свой пистолет и сказал:— О'кей, за работу.— Он собирается играть в гольф в этой своей визитке? — спросил я.— Переоденется в клубе, — сказал Мейси. — Ты никогда не играл в гольф?— Нет, когда я был подростком, мы больше увлекались разбойными нападениями при отягчающих обстоятельствах.Мейси улыбнулся один короткий раз, как будто включил и выключил свет. Хоук отошел от двери, лег на кровать и закрыл глаза. Шепард на негнущихся ногах подошел к бюро, где была выпивка, и налил себе солидную порцию. Мейси сел за круглый стол, я присоединился к нему.— О'кей, — сказал он. — Рассказывай о деле. 20 В данный момент договариваться с Мейси было особенно не о чем. Я сказал ему, что должен связаться с другой стороной, а потом опять с ним, но сто тысяч совершенно четкая сумма, и он может звонить поставщикам.— Оружие будет дорогим, — сказал Мейси. — Есть фактор риска, добавляется проблема удара по рынку. Такие большие количества всегда вызывают круги на воде, о чем вы, конечно, знаете.— Знаю. И знаю также, что вы можете с этим справиться. Именно поэтому я к вам и обратился.— Угу. — Мейси достал карточку из нагрудного кармана своего полосатого пиджака. — Позвони мне, — сказал он, — когда переговоришь со второй стороной.Я взял карточку и положил ее в бумажник.— Значит, работаем.— Несомненно, — подтвердил Мейси. — Если предположить, что сделка представляет именно то, что ты сказал.— Да, и это тоже. Это означает, что, если мы в деле, вы оставите в покое Харва. Верно?— Конечно, — сказал Мейси. — Ты слышал, что сказал мистер Пауэрс. Мы занимаем, даем в долг, мы — не животные. Здесь не будет никаких проблем.— Возможно, — сказал я. — Но мне хотелось бы услышать еще небольшое подтверждение. — Хоук?Хоук неподвижно лежал на кровати, скрестив руки на солнечном сплетении и закрыв глаза. Не открывая их, он сказал:— С Шепардом все будет в порядке.Я кивнул:— О'кей. Пошли, Харв.Шепард поставил недопитый стакан и вышел из комнаты, даже не посмотрев вокруг. Я вышел следом. Никто не сказал нам «до свидания». Когда мы сели в мою машину и уже выезжали со стоянки, Шепард спросил:— Мы можем быть уверены, что они сдержат слово?— Оставят тебя в покое?Шепард кивнул.— Хоук так сказал.— Хоук? Этот ниггер? Именно он устроил, чтобы меня избили.— Он всегда держал свое слово, — сказал я. — К тому же я просил тебя называть его Хоуком. Больше повторять не буду.— Да, конечно, извини, я забыл. Но, Бог мой, верить ему? Я имею в виду, что этот Мейси выглядит достаточно благоразумным человеком, с которым можно иметь дело... Но Хоук...— Ты ничего не понимаешь. Мейси выколет тебе глаза из-за одного доллара. Ты решил, что с ним можно договориться, только потому, что он разговаривает как выпускник Вартон-Скул? Может, он и закончил это заведение, но благородства в нем не больше, чем в жабе. Он на все способен. Хоук — нет. Существуют вещи, которые Хоук ни за что не станет делать.— Например?— Он не может сказать «да», а потом сделать вид, будто сказал «нет».— Надеюсь, ты знаешь свое дело. Где, черт возьми, ты собираешься взять деньги?— Это не твоя проблема.Мы остановились у дома Шепарда. Он засосал две солидные порции спиртного, пока я говорил с Мейси, и сейчас с трудом ворочал языком.— Спасибо, Спенсер, — пробормотал он. — Просто за то, что сходил со мной, не говоря уже о сделке с оружием. Я был напуган до смерти.— Так и должно быть, — сказал я.Мы пожали друг другу руки. Шепард вышел из машины и направился в дом. Я поехал к мотелю. Сьюзен не было видно, как и ее машины на стоянке. Из своего номера я позвонил Пам Шепард.— Девушки звонили? — спросил я.— Роуз звонила. Они встретятся с нами. Я понимаю, что вы большой шутник, только не называйте их девушками.— Когда?— Когда мы с ними встретимся.— Хорошо.— В Милтоне. Там есть обсерватория на вершине Грейт-Блу-Хилл. Знаете, где это?— Да.— Они встретятся с нами в обсерватории. Сегодня в пять.Я взглянул на часы. Час двадцать пять. Время еще было.— О'кей, — сказал я. — Я заеду за вами. Сейчас же выезжаю. Буду у вас около трех. Начиная с этого времени поглядывайте в окно. Я остановлюсь на улице, когда увидите, спускайтесь.— Что будем делать?— Скажу вам по пути в Милтон.— Хорошо.— Скучно?— Господи, просто с ума схожу.— Осталось совсем недолго.— Надеюсь.Я вернулся к машине и снова отправился в Бостон. Если я еще несколько раз проеду этим маршрутом, то смогу спать за рулем. К своей квартире я подъехал в три десять. Примерно через сорок секунд из дверей вышла Пам Шепард и села в машину. И снова в путь, к Голубым холмам.Верх был опущен. Пам Шепард откинулась на подголовник и глубоко вздохнула:— Господи, как приятно выбраться оттуда.— Вы говорите о моем доме, — сказал я. — Мне в некотором роде хотелось бы поскорее попасть туда.— Я не имела в виду, что там неприятно жить, и времени прошло не так уж много, но, если вы знаете, что не можете никуда выйти, развивается нечто вроде клаустрофобии.Ее чистые темные волосы были так же стянуты сзади, как при первой нашей встрече, и ветер не слишком растрепал их. Я поехал по Парк-авеню, Ямайка-уэй и Арбор-уэй к югу, к шоссе № 28. Прямо за рекой Непонсет от шоссе № 28 ответвлялось шоссе № 138, и мы направились по нему, нисколько не торопясь. Въехали в Голубые холмы и припарковались рядом с музеем Трейлсайд в четыре часа.— Мы приехали ужасно рано, — сказала Пам Шепард.— Я так и хотел. Хотел, чтобы мы ждали их. Не хотел, чтобы они занервничали, ожидая нас, и ушли.— Я не против. Что будем делать?— Пойдем к обсерватории на вершине. А когда они придут, я объявлю, что нашел им продавца.— Продавца?— Торговца оружием. У меня есть человек, который может продать им оружия столько, на сколько у них хватит денег.— Но почему? Зачем вы это делаете?— Разве вы не для этого украли деньги?— Да, но вы же не одобрили наши действия, верно? И вряд ли хотите нас вооружать.— Это не имеет значения. Я занимаюсь чрезвычайно щекотливым делом и не хочу, чтобы вы пытались делать вид, что ничего не знаете. Поэтому ничего не скажу вам. И вам не придется притворяться. Примите к сведению, что я на вашей стороне, и поддерживайте всякий раз, когда в этом возникнет необходимость.— Это я уже сделала. По телефону, когда они позвонили. Они вам не верят, вы им не нравитесь.— Трудно представить себе подобное, правда?Она улыбнулась, потом закрыла глаза и покачала головой.— Все, — сказал я. — Пора прогуляться.Голубые холмы на самом деле были зелеными, как ели, и формировали центр огромного заповедника лесов и прудов в районе пригородов Бостона. Самый высокий холм приютил на своем склоне природный музей природоведения, а на вершине — каменную наблюдательную площадку, с которой можно было хорошо рассмотреть приятные глазу очертания Бостона или воспользоваться прекрасным ветром для запуска змея, чуть ниже сооружения. Путь наверх занимал минут пятнадцать и в основном пролегал через лес и несколько оврагов. Среди торчащих на поверхности земли синеватых камней обычно сновали группы каб-скаутов Каб-скауты — младшие группы бойскаутов, 8-10 лет.

и членов общества «Одубон» «Одубон» — Джон Джеймс Одубон (1785-1851), натуралист.

. При переходе через первый овраг я предложил Пам Шепард опереться на мою руку, но она отклонила предложение. У следующего оврага я ничего не предлагал. Быстро учусь.У наблюдательной площадки наверху были две лестницы и два балкона, по которым носились дети и что-то кричали друг другу. Над нашими головами танцевали в воздухе несколько змеев, один — в форме летучей мыши.— Благоприятный признак, — сказал я Пам Шепард, кивнув на змея.Она улыбнулась:— Каких только причудливых змеев не появилось в последнее время! А у наших детей уже прошло время увлечения змеями. Нам с Харви никогда не удавалось запустить их в воздух... Впрочем, как и нас самих, если вдуматься.— Это еще можно сделать, — сказал я.Она пожала плечами, снова улыбнулась и покачала головой. Мы стояли на верхнем балконе наблюдательной площадки и смотрели на очертания Бостона на севере.— Что именно, — сказала Пам Шепард, — в очертаниях далеких небоскребов вызывает чувство... Чего?.. Романтики? Меланхолии? Возбуждения? Вероятно, возбуждения.— Обещания, — подсказал я.— Чего?— Всего. С такого расстояния они обещают все, к чему ты стремишься. Выглядят чистыми и непоколебимыми на фоне неба. С близкого расстояния сразу же видны собачьи экскременты возле стен.— Вы хотите сказать, что они выглядят нереально? Я имею в виду — на расстоянии.— Нет, достаточно настоящими. Но собачье дерьмо такое же настоящее, и если вы будете все время глазеть на шпили, то непременно вступите в него.— В каждой жизни должно присутствовать немного дерьма.— Ах, — воскликнул я, — насколько более изящно вы сказали об этом.Она засмеялась.Ниже и левее, там, где тропинка выбегает из деревьев на лужок перед обсерваторией, показалась Джейн. Она осторожно осмотрелась, потом глянула вверх на балкон. Пам Шепард помахала рукой. Я безобидно улыбнулся. Джейн повернула голову и что-то сказала, из-за деревьев появилась Роуз и встала рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23