душевые кабины с ванной
В кафе „Рояль“! Одном из самых элитных и дорогих заведений в самом центре Лондона, на Регент-стрит!»
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
6 декабря
Сегодня с утра получил пренеприятнейшее письмо от этого чертова Монка. Там не только множество примеров злоупотреблений наших местных властей, но и прямые угрозы: если я не увеличу размер гранта, НТ Национальный театр – (прим. пер.)
закроется, и тогда наши доблестные СМИ с превеликим удовольствием разорвут меня на клочки. Это будет катастрофа!
Я сразу же вызвал Дороти, своего главного политического советника. По ее мнению, телезрители по определению не способны увидеть разницы между финансовыми злоупотреблениями на местном и национальном уровнях – хотя то и другое разбазаривается за их счет. Значит, они легко согласятся с убийственным аргументом Монка, что грошовая экономия на искусстве – это не более чем жалкая попытка правительства хоть как-то оправдать свою собственную некомпетентность.
Наверное, она права: Национальный театр собирается ответить своим блефом на мой.
– А в чем состоит ваш блеф? – спросила она.
– Мой? Я собираюсь ответить на их блеф.
– А в чем состоит их блеф?
– Их блеф в том, что они думают, будто я блефую, в то время как…
– В то время как вы на самом деле блефуете! – чуть ли не радостно воскликнула она.
Тут я понял, что толком пока еще не понял, кто, собственно, кого «блефует». Хотя, по мнению Дороти, это было очевидно. (Игра в жмурки? Или, может, в салки… – Ред.)
Бернард, как и положено главному личному секретарю, тут же предложил разъяснить ситуацию. Грамотно, связно и слитно говорил минут шесть или семь, но так ничего и не объяснил. Поскольку мой кассетный магнитофон стоял на письменном столе, так как я собирался надиктовать несколько отрывков из своих мемуаров, а также пару чисто личных писем, я попросил его повторить то же самое в микрофон.
– Господин премьер-министр, – сказал он, – вы считаете, что Национальный театр считает, что вы блефуете, а Национальный театр в свою очередь считает, что вы считаете, что они блефуют, в то время как ваш блеф состоит в том, чтобы руководство Национального театра поверило в то, что вы блефуете, хотя вы не блефуете, или вы блефуете, чтобы заставить их подумать, что вы не блефуете. А их блеф – попробовать убедить вас, что они блефуют, поскольку на самом деле совсем не блефуют.
Я вежливо поблагодарил его, и мы вернулись к нормальной части нашего обсуждения. Дороти спросила, чего мне, собственно, надо: то есть готов ли я рискнуть закрытием театра, если не увеличу размер гранта?
– Вообще-то я уже объявил о своих намерениях. Во всяком случае, как мне кажется… Ну не повторять же их из раза в раз? Или надо?
– Надо. До тех пор, пока вы сами точно не поймете, чего хотите, господин премьер-министр, – снова вмешался Бернард.
– Да, но ведь ситуация не терпит отлагательства. Иначе, если я ничего не буду делать, она превратится в банановую кожуру.
– Простите, господин премьер-министр, но ситуация не может превратиться в кожуру. Даже в банановую. Даже если вы ничего не будете делать. Она в любом случае останется просто ситуацией.
Время от времени у меня возникает вопрос: понимает ли мой главный личный секретарь, как часто он подходит к самому краю пропасти?
7 декабря
Дороти принесла мне хороший план действий. Нет, не просто хороший, а гениальный план!
Короче говоря, она рекомендует ответить на их блеф нашим – продать здание Национального театра! Вест-энд, в самом центре Лондона, с видом на собор Святого Павла, на «Биг Бен» Биг Бен – это огромные часы, установленные на башне Святого Стефана Вестминстерского дворца, где заседают обе палаты британского парламента – (прим. пер.)
… Место надо продать правильному застройщику. Тем более что, по имеющейся информации, сейчас его рыночная цена составляет как минимум 35 миллионов фунтов. Эти деньги можно вложить в доверительное владение Фонда по делам искусств. На условиях 10 процентов годовых, что будет приносить порядка трех с половиной миллионов в год.
Вот на эти 3.5 миллиона и можно будет содержать Национальный театр. То есть не сам по себе театр, который к тому времени уже будет продан, а застройщика, который его купит. В этом-то все и дело! По мнению Дороти, эти деньги лучше направить на реальное производство. Ведь Саймон Монк не далее, чем на прошлой неделе категорически утверждал, что правительственный грант должен расходоваться целесообразно – «театр – это вам не кирпичи и глина, а авторы, режиссеры и актеры!»
Вопрос: ну и где все эти авторы, режиссеры и актеры будут себя проявлять? Ответ: в Лондоне хватает театров. Не говоря уж о стране. Национальный театр может без проблем и на любой срок арендовать любой из них. Как это делают остальные.
Схема практически идеальна. Тогда театр сможет даже делать турне по стране и стать по-настоящему культурным достоянием страны. А не точкой по обслуживанию кучки привилегированных лондонцев и толпы иностранных туристов. Таким образом, искусство получит намного больше денег, не лишая при этом правительство заслуженных тридцати миллионов, которые потом могут быть выгодно реинвестированы в развитие национального театра в целом.
Я был в восторге.
– Теперь никто не сможет назвать меня мещанином!
Она довольно улыбнулась.
– Конечно же нет, господин премьер-министр. Никто из них вас не знает…
9 декабря
Вечер торжественной церемонии присуждения театральных премий. Мы с Энни, как и положено, прибыли туда в полном параде. Я был готов сражаться до последнего. И, само собой разумеется, победить. Премьер-министр должен быть только чемпионом, и никем иным!
Зная, что среди тех, кто меня будет слушать, немало опытных мастеров слова, я даже не поленился прорепетировать свое выступление перед зеркалом. А Дороти, в свою очередь, посоветовала увеличить амплитуду движений.
– Если жестикулировать руками только от локтя, то будете производить впечатление армянского торговца коврами.
В общем-то лично мне не кажется, что быть похожим на армянского торговца коврами хуже, чем быть похожим на актера. Но поскольку в данный момент я рассматриваю себя прежде всего как государственного деятеля, то и жестикуляция должна быть соответствующей. Мощные, решительные движения, но… всегда предваряющие значимую фразу! Если их поменять местами, жесты выглядят слабыми, робкими и неубедительными. Так, во всяком случае, считает моя жена Энни, и я ей верю.
Ну и, конечно же, оставалось уладить одно маленькое дело – перед выступлением переговорить с мистером Монком. Если все пройдет как надо, мне не придется говорить ничего лишнего или, что было бы еще хуже, противоречивого. Я никогда не забуду совет, который в свое время дал мне один мудрый член палаты лордов: «Если хотите стать членом Кабинета, учитесь говорить. Если хотите остаться в Кабинете, научитесь держать рот на замке».
В небольшом холле перед залой для торжественных приемов Хамфри подвел ко мне Саймона Монка, до которого, судя по всему, уже дошли новости о гранте. Я встретил его широкой улыбкой и искренним рукопожатием. Но ответной улыбки не получил.
– Плохие новости, господин премьер-министр, очень плохие, – мрачно произнес он. – В смысле гранта.
– Плохие новости? Да не может быть! – глядя ему прямо в глаза, невинно возразил я. – Его же, кажется, увеличили, разве нет?
– Да, но, мягко говоря, недостаточно!
– Зато вполне достаточно для того, чтобы вам не поднимать вопрос о закрытии театра.
– Боюсь, вряд ли, господин премьер-министр. – Вид у него был хмурый, но решительный.
– Напрасно, напрасно. – Я многозначительно помолчал, затем продолжил: – Потому что уже в следующем году мы сможем сделать для вас кое-что по-настоящему стоящее. Вы помните свою жалобу на то, что три миллиона фунтов из вашего гранта уходят на содержание здания театра?
– Да?
– Так вот, у меня есть план, который поможет вам избавиться от этой тяжкой необходимости
Саймон расцвел прямо на глазах.
– На самом деле? Это было бы просто замечательно.
– Да-да, так оно и будет… Более того, это поможет нам сделать Национальный театр действительно национальным!
Он тут же насторожился.
– В каком это смысле?
– В том, что мы собираемся его продавать, – с удовольствием пояснил я.
Это известие сразило Саймона наповал. Он стоял с отвисшей челюстью и смотрел на меня, как на Аттилу Завоевателя. Аттила Завоеватель – вождь гуннов. Гунны считали Аттилу сверхъестественной личностью, обладателем меча бога войны, дарующего непобедимость. Для христиан V в. Аттила являлся «бичом Божьим», наказанием за грехи язычников-римлян, и в западной традиции утвердилось представление о нем как о самом страшном враге европейской цивилизации – (прим. пер.)
Особенно после того, как он услышал мой план сэкономить три миллиона на содержание здания. Затем к нему все-таки вернулся голос.
– Господин премьер-министр! Но это же невозможно…
– Нет-нет, это отнюдь не невозможно, а совсем наоборот, то есть легко! – заверил я его. – К вашему сведению, нам уже поступило фантастическое предложение на этот участок.
К нашему разговору присоединился сэр Хамфри, который, судя по выражению его лица, был ошеломлен не меньше Саймона Монка. Он ведь был уверен, что я поддамся на блеф с закрытием театра.
– Но господин премьер-министр… Национальный театр должен иметь свой собственный дом!
Я пожал плечами.
– А он и будет. В виде отделений в любом месте страны. Например, в Брикстоне. Или Токстете. Или, скажем, в Мидлсбро.
Саймон нервно залопотал что-то про театральные сцены, гримерки, костюмерные мастерские, декорации…
– Берите их в аренду, – посоветовал я. – Как и все остальные. Ставьте свои постановки где хотите, в самых престижных районах Лондона, в «Вест-Энд», «Олд-Вик»… И, естественно, в провинциальных театрах. Станьте снова бродячими актерами, а не государственными служащими. Разве не вы сами совсем недавно с пафосом утверждали, что «театр – это вам не кирпичи и глина, а авторы, режиссеры и актеры»?
И пока он бессильно «висел на канатах», я нанес ему нокаутирующий удар – предложил второй план Дороти Уэйнрайт, с которым она ознакомила меня не далее, как сегодня утром. Если кому-либо придет в голову пожаловаться, что Национальному театру необходим постоянный дом и никак иначе, мы можем без особых проблем переименовать все региональные театры Великобритании в национальные. Например, театр «Хей-маркет» в Лестере станет Национальным театром в Лестере; «Стоики» будут считаться Национальным театром в Шеффилде, «Граждане» – Национальным театром в Глазго, ну и так далее, и тому подобное…
– Таким образом, лично вы, – объяснил я Саймону, – будете управлять лондонским отделением Национального театра. Только и всего.
Затем я напомнил ему, что все они управляются абсолютно одинаково – режиссеры и ведущие администраторы назначаются местными советами попечителей, финансируются в основном за счет различных грантов Совета по делам искусств, местных органов самоуправления и кассовых поступлений. Соответственно, с чего бы это лондонскому отделению претендовать на неоправданно высокие привилегии? Зато теперь мы сможем эффективно использовать полученные 35 миллионов, или 3 миллиона годового дохода от процентов на оказание посильной помощи всем отделениям Национального театра!
– В театральной среде такое решение будет наверняка встречено с огромным одобрением, вам не кажется?
Хамфри, который с этой частью плана не успел ознакомиться, на какое-то время буквально лишился дара речи. Потом, глубоко вздохнув, сумел только не совсем внятно пробормотать:
– Но господин премьер-министр, это же… это же варварство!
– Варварство тратить деньги не на здания, а на актеров, режиссеров и писателей?
– Да! – возмущенно воскликнул он, но затем, осознав, что говорит, скороговоркой добавил: – Нет-нет, конечно же нет!
Я красноречивым жестом его успокоил. И в заключение довел до их сведения, что все сказанное – всего лишь один из возможных вариантов. Который легко можно пересмотреть. Все зависит…
– От чего? – Саймон наконец-то обрел дар речи.
– Давайте сменим тему беседы, – предложил я и одарил его милостивым взглядом. – Кстати, вы уже решили, о чем будете говорить в своем приветственном выступлении?
На его лбу выступили крупные бусинки пота.
– Еще не совсем, – трагическим шепотом протянул он, прекрасно понимая, что проиграл.
Пришлось проявить милосердие и протянуть руку помощи почти сдавшемуся противнику.
– Видите ли, Саймон, при обдумывании создавшейся ситуации у меня невольно создалось впечатление, что примеры неэффективного использования государственных средств совсем не смешны. Впрочем, решать вам и только вам одному. – Я сделал паузу. Не спуская с него глаз. Он ответил мне злобным взглядом. – Мне кажется, вы все правильно поняли, – закончил я и, слегка кивнув им обоим, отошел к стоявшей неподалеку Энни.
Так или иначе, но победа, судя по всему, была на моей стороне. Хотя полная ясность, в какую сторону все повернется, настанет только в самый последний момент.
Торжественный обед состоял, как всегда, из «резиновой курицы» Неизменный атрибут официальных приемов и обедов – жареная курица, которая с учетом большого количества участников готовится заранее и к обеду только разогревается, отчего становится «резиновой» – (прим. пер.)
, ну и всего остального, тоже весьма стандартного. Я произнес первый приветственный тост, курильщикам разрешили курить, время пробежало незаметно, и вскоре настала пора вручения наград и премий. Ведущий густым, хорошо поставленным профессиональным баритоном представил собравшимся Саймона Монка: «Господин премьер-министр, госпожа Хэкер, уважаемые гости, прошу внимания. Разрешите предоставить слово Первому заместителю директора Национального театра Великобритании мистеру Саймону Монку».
Когда он встал, его встретили не бурными, но достаточно теплыми аплодисментами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
6 декабря
Сегодня с утра получил пренеприятнейшее письмо от этого чертова Монка. Там не только множество примеров злоупотреблений наших местных властей, но и прямые угрозы: если я не увеличу размер гранта, НТ Национальный театр – (прим. пер.)
закроется, и тогда наши доблестные СМИ с превеликим удовольствием разорвут меня на клочки. Это будет катастрофа!
Я сразу же вызвал Дороти, своего главного политического советника. По ее мнению, телезрители по определению не способны увидеть разницы между финансовыми злоупотреблениями на местном и национальном уровнях – хотя то и другое разбазаривается за их счет. Значит, они легко согласятся с убийственным аргументом Монка, что грошовая экономия на искусстве – это не более чем жалкая попытка правительства хоть как-то оправдать свою собственную некомпетентность.
Наверное, она права: Национальный театр собирается ответить своим блефом на мой.
– А в чем состоит ваш блеф? – спросила она.
– Мой? Я собираюсь ответить на их блеф.
– А в чем состоит их блеф?
– Их блеф в том, что они думают, будто я блефую, в то время как…
– В то время как вы на самом деле блефуете! – чуть ли не радостно воскликнула она.
Тут я понял, что толком пока еще не понял, кто, собственно, кого «блефует». Хотя, по мнению Дороти, это было очевидно. (Игра в жмурки? Или, может, в салки… – Ред.)
Бернард, как и положено главному личному секретарю, тут же предложил разъяснить ситуацию. Грамотно, связно и слитно говорил минут шесть или семь, но так ничего и не объяснил. Поскольку мой кассетный магнитофон стоял на письменном столе, так как я собирался надиктовать несколько отрывков из своих мемуаров, а также пару чисто личных писем, я попросил его повторить то же самое в микрофон.
– Господин премьер-министр, – сказал он, – вы считаете, что Национальный театр считает, что вы блефуете, а Национальный театр в свою очередь считает, что вы считаете, что они блефуют, в то время как ваш блеф состоит в том, чтобы руководство Национального театра поверило в то, что вы блефуете, хотя вы не блефуете, или вы блефуете, чтобы заставить их подумать, что вы не блефуете. А их блеф – попробовать убедить вас, что они блефуют, поскольку на самом деле совсем не блефуют.
Я вежливо поблагодарил его, и мы вернулись к нормальной части нашего обсуждения. Дороти спросила, чего мне, собственно, надо: то есть готов ли я рискнуть закрытием театра, если не увеличу размер гранта?
– Вообще-то я уже объявил о своих намерениях. Во всяком случае, как мне кажется… Ну не повторять же их из раза в раз? Или надо?
– Надо. До тех пор, пока вы сами точно не поймете, чего хотите, господин премьер-министр, – снова вмешался Бернард.
– Да, но ведь ситуация не терпит отлагательства. Иначе, если я ничего не буду делать, она превратится в банановую кожуру.
– Простите, господин премьер-министр, но ситуация не может превратиться в кожуру. Даже в банановую. Даже если вы ничего не будете делать. Она в любом случае останется просто ситуацией.
Время от времени у меня возникает вопрос: понимает ли мой главный личный секретарь, как часто он подходит к самому краю пропасти?
7 декабря
Дороти принесла мне хороший план действий. Нет, не просто хороший, а гениальный план!
Короче говоря, она рекомендует ответить на их блеф нашим – продать здание Национального театра! Вест-энд, в самом центре Лондона, с видом на собор Святого Павла, на «Биг Бен» Биг Бен – это огромные часы, установленные на башне Святого Стефана Вестминстерского дворца, где заседают обе палаты британского парламента – (прим. пер.)
… Место надо продать правильному застройщику. Тем более что, по имеющейся информации, сейчас его рыночная цена составляет как минимум 35 миллионов фунтов. Эти деньги можно вложить в доверительное владение Фонда по делам искусств. На условиях 10 процентов годовых, что будет приносить порядка трех с половиной миллионов в год.
Вот на эти 3.5 миллиона и можно будет содержать Национальный театр. То есть не сам по себе театр, который к тому времени уже будет продан, а застройщика, который его купит. В этом-то все и дело! По мнению Дороти, эти деньги лучше направить на реальное производство. Ведь Саймон Монк не далее, чем на прошлой неделе категорически утверждал, что правительственный грант должен расходоваться целесообразно – «театр – это вам не кирпичи и глина, а авторы, режиссеры и актеры!»
Вопрос: ну и где все эти авторы, режиссеры и актеры будут себя проявлять? Ответ: в Лондоне хватает театров. Не говоря уж о стране. Национальный театр может без проблем и на любой срок арендовать любой из них. Как это делают остальные.
Схема практически идеальна. Тогда театр сможет даже делать турне по стране и стать по-настоящему культурным достоянием страны. А не точкой по обслуживанию кучки привилегированных лондонцев и толпы иностранных туристов. Таким образом, искусство получит намного больше денег, не лишая при этом правительство заслуженных тридцати миллионов, которые потом могут быть выгодно реинвестированы в развитие национального театра в целом.
Я был в восторге.
– Теперь никто не сможет назвать меня мещанином!
Она довольно улыбнулась.
– Конечно же нет, господин премьер-министр. Никто из них вас не знает…
9 декабря
Вечер торжественной церемонии присуждения театральных премий. Мы с Энни, как и положено, прибыли туда в полном параде. Я был готов сражаться до последнего. И, само собой разумеется, победить. Премьер-министр должен быть только чемпионом, и никем иным!
Зная, что среди тех, кто меня будет слушать, немало опытных мастеров слова, я даже не поленился прорепетировать свое выступление перед зеркалом. А Дороти, в свою очередь, посоветовала увеличить амплитуду движений.
– Если жестикулировать руками только от локтя, то будете производить впечатление армянского торговца коврами.
В общем-то лично мне не кажется, что быть похожим на армянского торговца коврами хуже, чем быть похожим на актера. Но поскольку в данный момент я рассматриваю себя прежде всего как государственного деятеля, то и жестикуляция должна быть соответствующей. Мощные, решительные движения, но… всегда предваряющие значимую фразу! Если их поменять местами, жесты выглядят слабыми, робкими и неубедительными. Так, во всяком случае, считает моя жена Энни, и я ей верю.
Ну и, конечно же, оставалось уладить одно маленькое дело – перед выступлением переговорить с мистером Монком. Если все пройдет как надо, мне не придется говорить ничего лишнего или, что было бы еще хуже, противоречивого. Я никогда не забуду совет, который в свое время дал мне один мудрый член палаты лордов: «Если хотите стать членом Кабинета, учитесь говорить. Если хотите остаться в Кабинете, научитесь держать рот на замке».
В небольшом холле перед залой для торжественных приемов Хамфри подвел ко мне Саймона Монка, до которого, судя по всему, уже дошли новости о гранте. Я встретил его широкой улыбкой и искренним рукопожатием. Но ответной улыбки не получил.
– Плохие новости, господин премьер-министр, очень плохие, – мрачно произнес он. – В смысле гранта.
– Плохие новости? Да не может быть! – глядя ему прямо в глаза, невинно возразил я. – Его же, кажется, увеличили, разве нет?
– Да, но, мягко говоря, недостаточно!
– Зато вполне достаточно для того, чтобы вам не поднимать вопрос о закрытии театра.
– Боюсь, вряд ли, господин премьер-министр. – Вид у него был хмурый, но решительный.
– Напрасно, напрасно. – Я многозначительно помолчал, затем продолжил: – Потому что уже в следующем году мы сможем сделать для вас кое-что по-настоящему стоящее. Вы помните свою жалобу на то, что три миллиона фунтов из вашего гранта уходят на содержание здания театра?
– Да?
– Так вот, у меня есть план, который поможет вам избавиться от этой тяжкой необходимости
Саймон расцвел прямо на глазах.
– На самом деле? Это было бы просто замечательно.
– Да-да, так оно и будет… Более того, это поможет нам сделать Национальный театр действительно национальным!
Он тут же насторожился.
– В каком это смысле?
– В том, что мы собираемся его продавать, – с удовольствием пояснил я.
Это известие сразило Саймона наповал. Он стоял с отвисшей челюстью и смотрел на меня, как на Аттилу Завоевателя. Аттила Завоеватель – вождь гуннов. Гунны считали Аттилу сверхъестественной личностью, обладателем меча бога войны, дарующего непобедимость. Для христиан V в. Аттила являлся «бичом Божьим», наказанием за грехи язычников-римлян, и в западной традиции утвердилось представление о нем как о самом страшном враге европейской цивилизации – (прим. пер.)
Особенно после того, как он услышал мой план сэкономить три миллиона на содержание здания. Затем к нему все-таки вернулся голос.
– Господин премьер-министр! Но это же невозможно…
– Нет-нет, это отнюдь не невозможно, а совсем наоборот, то есть легко! – заверил я его. – К вашему сведению, нам уже поступило фантастическое предложение на этот участок.
К нашему разговору присоединился сэр Хамфри, который, судя по выражению его лица, был ошеломлен не меньше Саймона Монка. Он ведь был уверен, что я поддамся на блеф с закрытием театра.
– Но господин премьер-министр… Национальный театр должен иметь свой собственный дом!
Я пожал плечами.
– А он и будет. В виде отделений в любом месте страны. Например, в Брикстоне. Или Токстете. Или, скажем, в Мидлсбро.
Саймон нервно залопотал что-то про театральные сцены, гримерки, костюмерные мастерские, декорации…
– Берите их в аренду, – посоветовал я. – Как и все остальные. Ставьте свои постановки где хотите, в самых престижных районах Лондона, в «Вест-Энд», «Олд-Вик»… И, естественно, в провинциальных театрах. Станьте снова бродячими актерами, а не государственными служащими. Разве не вы сами совсем недавно с пафосом утверждали, что «театр – это вам не кирпичи и глина, а авторы, режиссеры и актеры»?
И пока он бессильно «висел на канатах», я нанес ему нокаутирующий удар – предложил второй план Дороти Уэйнрайт, с которым она ознакомила меня не далее, как сегодня утром. Если кому-либо придет в голову пожаловаться, что Национальному театру необходим постоянный дом и никак иначе, мы можем без особых проблем переименовать все региональные театры Великобритании в национальные. Например, театр «Хей-маркет» в Лестере станет Национальным театром в Лестере; «Стоики» будут считаться Национальным театром в Шеффилде, «Граждане» – Национальным театром в Глазго, ну и так далее, и тому подобное…
– Таким образом, лично вы, – объяснил я Саймону, – будете управлять лондонским отделением Национального театра. Только и всего.
Затем я напомнил ему, что все они управляются абсолютно одинаково – режиссеры и ведущие администраторы назначаются местными советами попечителей, финансируются в основном за счет различных грантов Совета по делам искусств, местных органов самоуправления и кассовых поступлений. Соответственно, с чего бы это лондонскому отделению претендовать на неоправданно высокие привилегии? Зато теперь мы сможем эффективно использовать полученные 35 миллионов, или 3 миллиона годового дохода от процентов на оказание посильной помощи всем отделениям Национального театра!
– В театральной среде такое решение будет наверняка встречено с огромным одобрением, вам не кажется?
Хамфри, который с этой частью плана не успел ознакомиться, на какое-то время буквально лишился дара речи. Потом, глубоко вздохнув, сумел только не совсем внятно пробормотать:
– Но господин премьер-министр, это же… это же варварство!
– Варварство тратить деньги не на здания, а на актеров, режиссеров и писателей?
– Да! – возмущенно воскликнул он, но затем, осознав, что говорит, скороговоркой добавил: – Нет-нет, конечно же нет!
Я красноречивым жестом его успокоил. И в заключение довел до их сведения, что все сказанное – всего лишь один из возможных вариантов. Который легко можно пересмотреть. Все зависит…
– От чего? – Саймон наконец-то обрел дар речи.
– Давайте сменим тему беседы, – предложил я и одарил его милостивым взглядом. – Кстати, вы уже решили, о чем будете говорить в своем приветственном выступлении?
На его лбу выступили крупные бусинки пота.
– Еще не совсем, – трагическим шепотом протянул он, прекрасно понимая, что проиграл.
Пришлось проявить милосердие и протянуть руку помощи почти сдавшемуся противнику.
– Видите ли, Саймон, при обдумывании создавшейся ситуации у меня невольно создалось впечатление, что примеры неэффективного использования государственных средств совсем не смешны. Впрочем, решать вам и только вам одному. – Я сделал паузу. Не спуская с него глаз. Он ответил мне злобным взглядом. – Мне кажется, вы все правильно поняли, – закончил я и, слегка кивнув им обоим, отошел к стоявшей неподалеку Энни.
Так или иначе, но победа, судя по всему, была на моей стороне. Хотя полная ясность, в какую сторону все повернется, настанет только в самый последний момент.
Торжественный обед состоял, как всегда, из «резиновой курицы» Неизменный атрибут официальных приемов и обедов – жареная курица, которая с учетом большого количества участников готовится заранее и к обеду только разогревается, отчего становится «резиновой» – (прим. пер.)
, ну и всего остального, тоже весьма стандартного. Я произнес первый приветственный тост, курильщикам разрешили курить, время пробежало незаметно, и вскоре настала пора вручения наград и премий. Ведущий густым, хорошо поставленным профессиональным баритоном представил собравшимся Саймона Монка: «Господин премьер-министр, госпожа Хэкер, уважаемые гости, прошу внимания. Разрешите предоставить слово Первому заместителю директора Национального театра Великобритании мистеру Саймону Монку».
Когда он встал, его встретили не бурными, но достаточно теплыми аплодисментами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95