Дороти предложила более гибкую, как она выразилась, дипломатическую формулировку.
– Обе стороны промышленности, и трудовая, и менеджерская, должны стремиться работать вместе в мире и согласии ради будущего Британии.
Оставался только еще один важный аспект, о котором надо было обязательно упомянуть – непомерно высокие процентные ставки. Ведь если бы они хоть чуть-чуть упали до конференции, это могло бы реально помочь мне спасти лицо. Боюсь, такого подарка мне, судя по всему, не дождаться. Мы час за часом думали об этом, однако так и не смогли найти хоть что-нибудь стоящее или, по крайней мере, позитивное в области процентных ставок, о чем можно было бы с уверенностью говорить своим коллегам по партии.
В конце-концов, устав ловить черную кошку в темной комнате, мы махнули на эти чертовы ставки рукой и обсудили концовку моего выступления. Поскольку вся картина в целом предвещала явный провал, то наиболее логичным было бы закончить ее размахиванием национальным флагом. Поэтому в заключение я решил сказать несколько фраз банальнейшей чепухи об уникальной роли Британии на мировой арене и о той великой судьбе, которая ее ожидает.
Дороти также порекомендовала мне пообещать, что я не пожалею ни усилий, ни времени, чтобы построить процветающее общество для наших детей и для детей наших детей. Что ж, по крайней мере, в отношении времени это обещание будет честным. Будущее всегда требует времени.

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Свое выступление на предстоящей партийной конференции премьер-министр готовил, само собой разумеется, не один. Тем более, что перед ним стояла реальная проблема, причем далеко не маловажная: чтобы поднять моральный дух верных партийцев, необходимо обязательно иметь „хорошие вести“.
Во время нашей встречи он дал мне понять, что планирует назначить Александра Джеймсона председателем Английского банка. Я, в свою очередь, довел это до сведения сэра Хамфри Эплби. Должен честно признаться, что в данном случае я проявил определенную наивность, поскольку воспринял это, как хорошую новость.
Впрочем, сэр Хамфри быстро избавил меня от подобного рода иллюзий.
– Это ужасная новость! – Он настолько возбудился, что выскочил из-за своего письменного стола и сердито зашагал по кабинету, время от времени останавливаясь перед занавешенным ажурной пуленепробиваемой гардиной окном, чтобы взглянуть на красочный парад королевских конных гвардейцев.
Сначала опасность такого назначения мне, в общем-то, была не совсем ясна, однако я предпочел положиться на мудрость сэра Хамфри. Или на его намного более полный объем существенной информации по данному вопросу. Поэтому я спросил его, не собирается ли он попробовать изменить точку зрения премьер-министра.
Он резко обернулся, посмотрел мне прямо в глаза и с характерной для него ясностью выражения мыслей отчеканил:
– Нет, Бернард, я собираюсь изменить точку зрения премьер-министра.
Мне стало искренне интересно, как именно он собирается это сделать. Джеймсон (во всяком случае, насколько мне известно) являл собой вполне достойный выбор, и наш ПМ, похоже, уже его сделал в надежде, что это назначение и окажется тем самым „хорошим известием“, которое должно пафосно прозвучать на их партийном сборище в Блэкпуле.
По мнению сэра Хамфри, нацеленность ПМ на Джеймсона вряд ли следует считать серьезным препятствием. Наоборот, он рассматривает это, скорее, как определенное преимущество.
– Джеймсон станет моей отправной точкой, – пояснил он. – Когда требуется заронить сомнение в том, что данный выбор является идеальным (т.е. обхаять – Ред.), начинать надо с выражения абсолютного одобрения. Одна из главных задач этого – что мне стало ясным чуть позже, – заключается в том, чтобы никто никогда от вас не слышал (и даже не видел) каких-либо слов неодобрения в адрес данного кандидата. Вы должны всегда выглядеть его самым искренним другом. Ведь, – как довольно образно и доходчиво объяснил Хамфри, – чтобы ударить человека ножом в спину, нужно сначала за нее зайти.
Самым интересным в вопросе о поддержке кандидатуры Джеймсона было то, что его стоило поддерживать. Он действительно был хорош: абсолютно честный и при этом на редкость эффективный. О чем сэр Хамфри и собирался как можно скорее заявить Хэкеру. Вот почему его тактика, честно говоря, сначала сбила меня с толку. Этими сомнениями я с ним и поделился. И зря. Мне следовало бы проявить хоть немного терпения, потому что вскоре сэр Хамфри сам все расставил по полочкам.
– Этап 1: выразите абсолютную поддержку.
– Этап 2: перечислите все его качества, безусловно, достойные похвалы, особо выделив те из них, которые делают его практически непригодным для исполнения данной работы.
– Этап 3: продолжайте превозносить эти очевидные достоинства, пока они не станут своей прямой противоположностью – добродетельными пороками.
– Этап 4: упоминайте о его отрицательных качествах исключительно в контексте понимания и прощения.
Самым простым из них можно было смело считать этап 3 – сверхупрощение! Например, приклеиваете требуемой жертве ярлык. Если умному человеку приклеить, скажем, ярлык „мистер Умник“, то лучше от этого ему не станет, это уж точно. Странно, но факт.
В частности, до сэра Хамфри дошли слухи, что Джеймсон регулярно ходит в церковь. Да, ходит, подтвердил я и добавил, что некогда он даже был мирским проповедником.
Лицо Хамфри засветилось от радости. Приятно посмотреть.
– Великолепная, просто великолепная новость! В борьбе против него нам это тоже пригодится.
Я попросил пояснить, каким именно образом. Сэр Хамфри повернулся ко мне, заговорщицки ухмыльнулся и заговорил так, как будто перед ним сам премьер-министр.
– Обаятельнейший человек. Ни единого врага во всем мире… Но ведь ему придется иметь дело с самыми отъявленными жуликами лондонского Сити! Хватит ли у него душевных сил?
Весьма изобретательно, ничего не скажешь. И все-таки меня не оставляли сомнения, что это просто так не пройдет. Поскольку этот Джеймсон, как известно, отнюдь не барышня с кисейными платочками, а, скорее, крутой администратор.
Впрочем, Хамфри это, судя по всему, нисколько не беспокоило.
– В таком случае мы перейдем к этапу 4 и будем твердить, что он слишком крут. Например: „…очевидно, не имеет особого значения, что он отказался проходить военную службу по религиозно-этическим мотивам. Ведь в его истинном патриотизме пока еще никто не выражал открытых сомнений“. Или, скажем: „Мне казалось, в банкротстве той компании его обвиняли не совсем справедливо…“ Что-нибудь в этом роде.
Мне стало ясным, что в планы сэра Хамфри входит не хоронить его, а, наоборот, захваливать. Раньше мне, признаться, даже в голову не могло прийти, какую смертельную опасность способно таить в себе восхваление. По мнению Хамфри, тот же самый принцип вполне применим к личной жизни тех, кого по тем или иным причинам представляется невозможным запачкать безмерным восхвалением их профессиональной жизни. Все, что требуется сделать, это всего лишь намекнуть на некое (причем неважно, какое именно) обстоятельство, которое не так просто опровергнуть. Но даже если это оказывается возможным, вы ведь фактически никогда этого не утверждали, вы всего лишь намекнули на это.
Лучше всего намекать на латентный, то есть гипотетически возможный скандал. Например:
1. В случае отсутствия жены – гомосексуальность.
2. В случае наличия жены – адюльтер, предпочтительней с дамой, которая выше каких-либо подозрений: скажем, из королевской семьи или известной телеведущей.
3. В случае удачной семейной жизни – пуританство или алкоголизм. Или, допустим, тщательно скрываемое лечение у психиатра.
Возможности такого подхода практически безграничны. Самую, казалось бы, успешную и неуязвимую карьеру можно заставить пошатнуться, восторженно отзываясь о парне как о незаменимом стимуляторе новых идей, фантастически эффективном катализаторе, чрезвычайно изобретательном менеджере. Что же касается метода сверхупрощения, то с ним тоже никаких проблем. Делается это приблизительно в следующей последовательности:
1. Возьмите за основу чью-либо точку зрения – скажем, человека, который убежден, что образовательные гранды и субсидии должны проходить не через местные органы образования, а через самих родителей.
2. Упростите ее до абсурдности – „Он свято верит в полностью бесплатное образование для всех без исключения“.
3. Честно признайте, что некогда в этом имелся определенный смысл. „Но впоследствии стало предельно ясным, что данную проблему вполне можно решить куда менее радикальными средствами“.
4. Добавляйте этот ярлык к нему каждый раз, когда произносится его имя. „Ах, да, тот самый непримиримый приверженец бесплатного образования…“.
В тот день я узнал немало того, что впоследствии смог сам эффективно применять по мере своего успешного восхождения вверх по лестнице государственной службы. Более того, не побоюсь даже признаться, что своим триумфальным возвышением на пост главы государственной службы я тоже в немалой степени обязан методам и подходам, которыми в то памятное утро столь щедро поделился со мной сэр Хамфри Эплби.»

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
8 октября

Дороти принесла мне новый вариант моего выступления на нашей партийной конференции. Конечно, он заметно лучше всех прежних, однако все равно не очень-то вдохновляющий. Кроме того, меня по-прежнему тревожит скандальная проблема с банком «Филипс Беренсон» и связанные с этим последствия.
Однако во время нашей обычной утренней встречи (с Хамфри и, само собой разумеется, моим главным личным секретарем Бернардом) секретарь Кабинета почему-то со мной не согласился.
– Уверен, все далеко не так серьезно. – Приблизительно так прозвучала его равнодушная оценка серьезнейшей проблемы.
А вот у Дороти эти слова вызвали такую же реакцию, как красная тряпка у быка. Впрочем, она на Хамфри всегда только так и реагирует, но я до сих пор не могу для себя решить: их бесконечные раздоры – это в высшей степени созидательный спор или просто-напросто банальная склока? Так или иначе, но мои позиции защищает именно Дороти, и это факт, который трудно оспорить. Вот и сейчас:
– Уверена, все очень серьезно, Хамфри! – резко возразила она и, подумав, многозначительно добавила: – Если не сказать больше…
– Нет-нет, миледи, все совсем не так, – нарочито покровительственным тоном протянул секретарь Кабинета. – Просто этот банк переуступил свои долги одному крупному заемщику, только и всего.
– Нет, не только! У некоторых из директоров банка «Филипс Беренсон», как вам, очевидно, известно, несколько запятнанная репутация.
Он холодно посмотрел на нее.
– И вы можете это доказать?
– Нет, не могу, – честно признала она. – Скорее, это мой внутренний голос.
Сэр Хамфри весело хихикнул и повернулся ко мне.
– Господин премьер-министр, по-моему, мы погружаемся в недоступный для нас мир тончайших женских интуиций, вам не кажется?
Побелев от гнева, Дороти встала, оправила свою узкую черную юбку, после чего коротко заявила:
– Посмотрим! – и решительно направилась к двери.
– Это уж как бог даст, – пробурчал ей вслед секретарь Кабинета и самодовольно ухмыльнулся.
Интересно, откуда у него такая самоуверенность? Впрочем, сейчас это не так уж и важно. Мое твердое намерение назначить Александра Джеймсона новым председателем Английского банка куда важнее. Чем я, не откладывая дела в долгий ящик, не без явного удовольствия и поделился с секретарем Кабинета.
Его реакция оказалась просто непредсказуемой. Я ожидал всего чего угодно, но не такого искреннего энтузиазма!
– Ах, этот мирской проповедник! Да, милейшей, знаете, души человек!
Мирской проповедник? Это что, прозвище? Я спросил Хамфри, и его ответ, признаться, меня несколько удивил.
– А как же иначе его назвать, господин премьер-министр? Проповедник он и есть проповедник.
Ну и что? Какое это может иметь отношение к нашему делу? Хотя лично я, честно говоря, всегда с большим сомнением относился к фанатикам любого толка. Особенно религиозного… Впрочем, в наше время необходимо уметь терпимо относиться к тому, что кто-то ревностно верит в своего бога, каким бы неприемлемым это ни казалось остальным. Поэтому я снова вернулся к главному вопросу.
– И все-таки, Хамфри, как по-вашему, он хорош?
– Именно хорош! – с готовностью согласился секретарь Кабинета. – По-настоящему хороший человек, ничего не скажешь. Например, проделал невероятно хорошую работу в Управлении по регулированию лова белой рыбы.
Управление по регулированию лова белой рыбы? Далеко не самое важное учреждение. Может, потому, что ему требуется слишком много времени на проповедование?
– А где он, собственно, проповедует? – на всякий случай поинтересовался я.
Хамфри пожал плечами.
– Наверное, в церкви, господин премьер-министр, где же еще? Он ужасно набожен. И, кстати, исключительно честен. Причем со всеми без исключения…
Мой выбор секретарю Кабинета явно нравился, хотя… хотя что-то в его искреннем энтузиазме меня все-таки слегка смущало.
– А разве плохо быть честным со всеми? – спросил я. В конце концов, мне предстояло назначить человека специально для того, чтобы помочь нам по возможности без особых потерь «подчистить» столь неожиданно возникшую ситуацию.
– Конечно же, неплохо, – однозначно подтвердил Хамфри. – Совсем неплохо! Ведь натолкнись он, причем неважно, специально или случайно, на какой-либо скандал, даже здесь, в Номере 10, то не задумываясь поделится этим со всем миром.
– Вы хотите сказать, что он не умеет держать язык за зубами?
Хамфри неловко поежился.
– Знаете, это такое уничижительное выражение, господин премьер-министр. – Он глубоко вздохнул. – Лично мне предпочтительнее определить его как честного до одержимости.
Меня это, честно говоря, начинало беспокоить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95