Но мои подозрения оказались напрасными – Кодзуми ничего мне не посылал. Я немного поболтала с Сасэко, на несколько мгновений вновь ощутив соленый запах океана и неизменно сияющую голубизну неба, и повесила трубку.
Где-то на периферии моего сознания все еще звучала мрачная рок-баллада, – чтобы перевести текст, мне пришлось прослушать ее очень много раз.
Я чувствовала, что это не просто глупая шутка.
Кто-то пытался послать мне сообщение.
Кто-то, кто ощущает мир почти так же, как и я.
В отзвуках песни, далеким эхом доносившихся до меня из глубин моего сознания, чувствовалась боль – боль человека, который хочет донести до других что-то очень важное, но не знает как.
Время шло, но, как я и предполагала, от Джюнко не было никаких вестей.
Джюнко. Оказывается, это она держала нас всех вместе, как связующее звено. Для меня она была олицетворением материнства в гораздо большей степени, чем моя собственная мама.
С тех пор как Джюнко ушла, мы все расползлись, разбежались. Мама по вечерам чаще всего уходила из дома. Микико допоздна веселилась со своими университетскими друзьями. А я большую часть времени проводила с Рюичиро в его квартире. Это было довольно странное место, скудно обставленное, но зато наполненное воздухом свободы и независимости. Здесь меня никто не трогал.
Разумеется, он был первым, кто услышал кассету после меня.
На мой вопрос, знает ли он эту песню, он ответил, что, кажется, слышал ее когда-то давно.
– Это очень старая песня. Может, это кто-то из твоих бывших решил о себе напомнить? Любовное послание из прошлого, – добавил он с отвращением.
– Что за бред ты несешь! А для любовного послания и вообще как-то слишком мрачно, тебе не кажется? Ну скажи, что в этой песне любовного?
– Я вижу, ты внимательно вслушивалась, – заметил Рюичиро.
– Ой, а мы, оказывается, умеем ревновать, – ответила я, взглянув на него с интересом.
В полупустой просторной комнате на полу у стены стоял большой чемодан, в котором Рюичиро держал свою одежду. Он использовал чемодан вместо шкафа. Я взглянула на это чемодан и на секунду представила, что завтра Рюичиро снова уедет далеко – далеко. И от этой мысли мне стало так одиноко. Так странно и печально.
Я ведь просто пришла его проведать, но вот – выглядываю в окно, а там уже стоит вечер: солнце еще немного – и исчезнет за горизонтом, ненадолго оставив в небе после себя пурпурный след, а там глядишь, и засверкают на ночном небосклоне золотые звездочки…
… С улицы доносятся голоса тетушек, идущих в продуктовые лавки, и крики детей, возвращающихся домой. Одно за другим загораются окна, а у меня начинает бурчать в животе от голода… Человеческое тело по-своему отсчитывает время – с этим ничего не поделать, поэтому мне становится еще печальнее, а чувство одиночества разрастается до невообразимых размеров… И, тем не менее, жизнь продолжается. Я чувствую жизнь.
Если бы я была одна, без Рюичиро, не думаю, чтобы я так сильно все это переживала. Когда двое людей оказываются вместе, и время течет мимо них, и они наблюдают за этим течением – этого достаточно, чтобы вызвать к жизни яркие образы.
Уходящий куда-то вдаль густой лес, в котором всегда сумрачно, потому что солнце не может проникнуть сквозь его пышную листву, под его нависшие кроны…
Озеро в утренних лучах – как сияющий солнечный зайчик…
Высокие горы, вершины которых отражают солнечный свет подобно зеркалам…
Все эти прекрасные картины.
Подняв голову, я вижу Млечный Путь: тройственный союз Альтаира, Веги и Денеба. Смотрю вверх, пока не затекает шея. Смотрю на огромного белого лебедя, расправившего над нами свои крылья.
Все эти прекрасные чувства.
В тот момент, когда кажется, что время остановилось, ты вдруг понимаешь, что все продолжается. Где-то что-то движется, шевелится без остановки. Как больно это осознавать!
Но мы можем уйти вдвоем, можем покинуть все это. Мы приникнем к вечности, проникнем в желанный мир безвременья, который так далек и так прекрасен, что людям не под силу осознать и принять эту запредельную красоту. Поэтому в нашем мире не будет людей, а будут только горы и океан. И мы будет говорить с ними… Мир вне физического существования…
… Однако в животе у меня все громче урчит от голода. Ну и, кроме того, мне надо позвонить на работу и узнать, во сколько приходить завтра утром… Плюс еще тысяча подобных мелких дел. «Можно взять почитать этот журнал?» – «Ага, бери. Я уже его прочел», – гениальный диалог, но ни на что другое мы не способны… Наша плоть. Наши голоса. Места, которые нам доступны, и места вне нашей досягаемости, куда никогда – никогда не добраться. Скачут мои мысли, подстегиваемые одновременно ограниченностью и безграничьем.
Думать – это то, что мне остается, но именно поэтому мои мысли и включают в себя все – все – все…
Вот и заканчивается еще один роскошный день, уходит, унося с собой эти картины и эти чувства. Унося с собой мои мысли.
Что бы вы почувствовали, если бы ни с того ни с сего к вам на улице подошел взрослый незнакомый мужчина и окликнул вас: «Эта песня была про тебя. Ты внимательно ее слушала?»
Я так удивилась, что мне показалось, будто я вообще не здесь и все это происходит с кем-то другим. В другом мире, в другом измерении…
Обернувшись на голос, я увидела рядом с собой высокого человека, Позади него алело ясное вечернее небо. На вид человеку было не меньше тридцати пяти, а может быть, и все сорок. Дядечкой не назовешь – слишком для этого молод, но приятелем тоже не назвать – возраст уже не тот. Худой, малозаметный и, по-видимому, одинокий человек. У него были почти прозрачные светло – карие глаза. Как у Кодзуми…
– Не понимаю, о чем вы? – спросила я, тоскливо думая, что, пожалуй, пришла пора прикрывать эту лавочку по набору товарищей со странностями.
– Я о кассете, которую ты, если не ошибаюсь, получила по почте некоторое время назад. Это я ее послал, – сказал он тихо, но отчетливо.
– Ах, вот оно что. Вы об этом… Об этой кассете. Понятно. А могу я узнать, кто вы вообще такой?
– Хочешь знать, как меня зовут?
– Мне наплевать, как вас зовут. Лучше скажите, откуда вы знаете мой адрес, зачем вы прислали мне эту кассету и что все это значит?
– Меня называют Месмером. Просто Месмер, и все. Этого вполне достаточно, – сказал он.
«Здорово! – подумала я. – Сначала Лапша, а теперь Месмер. Замечательно!»
– Я слышал о тебе от твоего младшего брата. Когда он начал о тебе рассказывать, я почему-то сразу вспомнил эту песню. И я подумал, что если сначала послать тебе кассету и этим тебя заинтриговать, то, возможно, потом ты согласишься выслушать меня. Мне очень нужно с тобой поговорить. Я скоро уеду далеко – далеко, но перед этим я хотел бы уладить одно недоразумение, которое произошло между мной и твоим братом. Боюсь, он понял меня превратно.
– А вы, случайно, не знакомы с молодой женщиной, которая называет себя Лапшой? – спросила я.
– Конечно знаком. Канамэ – моя бывшая невеста.
– В таком случае я кое – что о вас слышала, – сказала я, недоумевая, что же такого страшного нашел в этом тихом и спокойном человеке мой брат.
Я представляла себе жениха Канамэ совсем по-другому – молодым и энергичным. А он оказался каким-то малохольным и немолодым. Я растерялась.
Однако он здорово придумал с этой кассетой – сразу видно, что голова у него неплохо работает. Так что надо быть начеку.
– Давай-ка пойдем сядем где-нибудь и немного поговорим. Если у тебя есть время, конечно, – предложил он.
Вообще-то мы договорились с Рюичиро. что сегодня вечером я зайду к нему, но у меня в запасе было еще около часа.
– Часа вам хватит? – спросила я.
– Конечно-конечно, – поспешно ответил он.
Мне не очень хотелось встречаться с Лапшой, поэтому вместо того, чтобы пойти в мое любимое кафе, мы с Месмером завернули в маленькую пивную под открытым небом, которая находилась в двух шагах от станции.
Вечер только начался, и, кроме нас, за столиками почти никого не было. Но зато те, кто был, заказывали пиво не переставая, и одетые в дешевую униформу официанты с озабоченными лицами сновали туда-сюда, едва удерживая в руках огромные пивные кружки, полные золотистого напитка.
На фоне вечернего темно-синего неба, с которого уже почти сошла закатная краснота, высились, поблескивая огнями, небоскребы. Окружающий пейзаж напоминал пазл с недостающими частями в самой середине картинки.
Мы с Месмером выбрали наиболее удаленный от входа столик. Я не представляла, с чего начать разговор. Ёшио и Канамэ говорили об этом человеке очень неохотно, и я почти ничего о нем не знала. А то немногое, что знала, было явно не в его пользу.
К счастью, Месмер заговорил первым.
– Ты, наверное, слышала обо мне только плохое, – с грустной улыбкой сказал он.
– Ну, можно сказать и так. Но вообще-то и мой брат, и Лапша не очень охотно о вас рассказывали, поэтому я мало что знаю. Почти что ничего.
– Просто в какой-то момент я решил взять твоего брата с собой в Калифорнию. Кажется, именно тогда все и пошло наперекосяк. Они меня неправильно поняли.
– Ка… Калифорния? – опешила я.
Тут к нашему столу подошел официант с подносом, на котором стояли тяжеленные кружки с пивом и много маленьких тарелочек с зелеными бобовыми стручками. Мы с Месмером умолкли. Наверное, официант принял нас за начальника и подчиненную, которые скрывают от других работников фирмы свои отношения. Он поставил перед нами по кружке, водрузил на середину стола две тарелочки с закуской и пошел к следующему клиенту. Мы чокнулись и выпили за знакомство. Первое летнее пиво… Из огромной – преогромной кружки.
Воздух вокруг пах летом. Но это не было вечное лето Сайпана. В Токио все как-то скоротечнее – вместо лета лишь его тень. Она примешалась ко вкусу пива, к зелени листвы, она легла на мои оголенные руки, и, подняв глаза к небу, я вдруг заметила, как широко оно раскинулось над городом, заполнив собой промежутки между домами.
– Помнится, Лапша рассказывала мне, что вы собирались основать с моим братом новую религию. Вы об этом?
– Да-да. Именно об этом. Но ни о какой новой религии на самом деле и речи не было, – возмущенно сказал Месмер. – Откуда она это выкопала?! Я просто видел, что твоему брату трудно приспособиться к жизни в Японии, и предложил поехать туда, где жить ему будет гораздо легче.
– Но почему Калифорния?
– Там есть один научно – исследовательский институт, который занимается изучением паранормальных явлений и людей, обладающих сверхъестественными способностями, – таких как твой брат. Там работает команда отличных специалистов. Они разработали исследовательскую программу, и, если кто-то соглашается принять в этой программе участие, институт обеспечивает его жильем и всем необходимым. Это совсем непохоже на те ужасы, которые показывают в фильмах: закрытые бункеры, колючая проволока, строгий режим и так далее. И к религии это тоже не имеет никакого отношения. Просто научная программа, в рамках которой ты экспериментируешь со своими способностями, учишься определять собственные возможности. Вот я и подумал, что для твоего брата это идеальное место. Он не должен будет больше обращаться за поддержкой к тем, кто его не понимает. В общем, я хотел ему только добра…
– А вы принимали участие в этой программе? – спросила я.
– Да. Я довольно долго жил в Калифорнии, больше двадцати лет. Когда я был подростком, мой отец уехал в Америку работать и взял нас с мамой с собой. Так что можно сказать, что я вырос на том побережье. И между прочим, с Канамэ, ну, или с Лапшой, как ты ее называешь, я познакомился именно в этом институте. Она тоже была в программе.
– В первый раз об этом слышу, – сказала я.
– Насколько я могу судить, она не слишком счастлива оттого, что обладает сверхъестественными способностями. Мне кажется, она бы с удовольствием жила бы, как все обычные люди. К сожалению, в Калифорнии у нее начались осложнения – она была на грани психического срыва и решила уйти из программы. Я ушел вместе с ней, потому что не хотел отпускать ее в Японию одну. Мы приехали сюда несколько лет назад, и все это время жили в Токио. Она изо всех сил старается жить обычной жизнью, чтобы тот ужас, который она тогда пережила, не повторился снова. По правде говоря, ее паранормальные способности были связаны с очень печальными вещами…
– В каком смысле?
– Она тебе не рассказывала?
– Нет.
– Наверное, сейчас ей даже неприятно об этом вспоминать… Было время, когда она умела «слышать» мысли и чувства погибших людей и людей, пропавших без вести. То есть чувствовать то, что чувствовали они. Полиция обратилась к ней с просьбой принять участие в одном из расследований, и это ее подкосило. Она не выдержала мощного потока ментальной информации от уже мертвых или, что еще хуже, находящихся на грани смерти людей. В детстве она была гораздо восприимчивее к такого рода ощущениям, но по мере того, как она росла, ее способности становились все более ограниченными. Наверное, это было что-то вроде защитной реакции. В общем, когда она оправилась после нервного потрясения, она заявила, что окончательно потеряла свое умение «слышать» мертвых. Я не знаю, насколько это соответствовало действительности, но было очевидно, что она больше не хочет оставаться в институте и принимать участие в программе. Она довольно часто потом рассказывала мне, что чувствовала себя там неуютно, все время ощущала какое-то давление и так далее…
В принципе, я ее понимаю, потому что большинство участников проекта были помешаны на религиозном мистицизме и без конца спорили на всякие философские и теософские темы. Думаю, для нее это было очень утомительно.
– Я ничего этого не знала, – сказала я. Теперь понятно, почему Лапша пошла в университет так поздно. У нее были на это вполне веские причины.
– Месмер, расскажите мне теперь о ваших способностях, – попросила я. – Ведь не за красивые же глаза вас взяли в программу.
– Я могу гипнотизировать людей. По крайней мере, в институте я занимался развитием именно этой своей способности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50