!— Да не всех. Только “Дайвер-ТВ”. Подумай.Тима не оценил юмора. Он испугался. И приказал Джейн убить. Он уже и не мечтал вернуть свою часть. Его вело только мщение и злость.Неожиданно оказалось, что месть и злость не такие уж плохие советчики. Акциями теперь владел Казанцев. А он гражданин России. С ним можно побеседовать “по душам”.И неделю назад Тима ему позвонил. Питер После разговора с Крахмальниковым, когда до телецентра оставалось две минуты пути, Валера вдруг остановил машину:— Чак, вылезай.— Чего ради? — удивился Сережа. — Я хотел на студии кое с кем повидаться, пока ты перегонять будешь. И мы что, не отметим сегодня это дело?— Какое?— Ну репортаж-то классный получился!— Ничего еще не получилось, парень. Не обижайся, но тебе на трамвайчик. Иди домой и приготовь скрытую камеру к завтрашнему визиту к Копылову. Шлем, сам понимаешь, будет неуместен. И вообще, есть у меня предчувствие… Они меня когда-нибудь обманывали, Витя? — обратился он к Носову.— Пока нет. И что?— Неспроста этот Лом, против которого нет приема, пальчиком грозил и на меня вызверился. Ждут нас неприятности, вплоть до самых неожиданных. Но мы не дадим застать себя врасплох. Так что начинаем работать врассыпную. Ты, Серый, у нас будешь тайным агентом. Личность ты в бригаде новая, не всем известная.— Обижаешь, начальник, — насупился Чак.— Нет, в профессиональных кругах ты звезда. А вот в тех, что могут сейчас включиться в игру, чтобы перекрыть нам кислород, тебя, надеюсь, не знают.— Ты что, УФСБ имеешь в виду? — оживился Сергей.— Его. Так что дуй отсюда. И завтра к Копылову двигай сам по себе. О времени я позвоню. Bce! Пошел, пошел! Вон оэртэвцы промчались — надо догонять.Чак выскочил из машины, и “Нива” сорвалась с места.— Кстати, свяжусь-ка я с Копыловым. — Денис достал мобильник и набрал номер. — Евгений Петрович? Не удивляйтесь, но вас беспокоит “Дайвер-ТВ”. Как вы себя чувствуете? Ну прекрасно. Не уделите нам завтра полчасика? Даже ждали? Да нет, какие приготовления — все будет по-рабочему. Хорошо. Ровно в десять. Заранее спасибо.— Получилось? — спросил Виктор.— Удивительно просто. Он даже не полюбопытствовал, зачем нам понадобился. Давно жду, говорит. Молодцом держится мужик — он же почти год болеет. Рак.— Трудновато будет его снимать — они так выглядят, эти больные, — вздохнул Виктор. — Помнишь, мы туберкулезников в Крестах снимали. Я же замучился потом с цветом…У самой улицы Чапыгина Никитин догнал “ниссан” ОРТ и вошел в поворот со второго ряда. Гаишник дунул в свисток, но Носов показал в окно камеру, и тот обреченно махнул зачесавшейся было левой, берущей, рукой.Когда Валера, наступая на пятки конкурентам, подбежал к турникету в холле телецентра, вахтер нажал на стопор.— Ты что, Михалыч, шутки шутишь? — воскликнул Валерий, налетевший животом на твердую железяку. — Опаздываю же!— Предъявите пропуск, гражданин, — строго произнес усатый добряк, бывший кап-три из Кронштадта.— А у них почему не спросил? — завелся Никитин, тыча в спины удаляющихся ребят с ОРТ.— Пропуск покажите, пожалуйста, — глядя куда-то за горизонт, тверже повторил старый морской волк.— Пожалуйста, — галантно поклонился Валерий, протягивая пластиковую карточку. — Хорошо, что я надел эту куртку — он у меня тут с той осени лежит.— Валер, извини, но — приказ, — тихо сказал Михалыч, забирая пропуск и пряча его в тумбочку. — Тебя пускать не ведено.— Какой, на хрен, “приказ”? — опешил Никитин. — У меня же перегонка горит!— Вот, — протянул охранник листок. — Читай из моих рук — экземпляр пока единственный, даже размножить не успели.— Лихо, — присвистнул Валерий, пробежав глазами десяток печатных строк, скрепленных подписью директора телецентра."За самовольное нарушение очередности пользования трактом, вызвавшее.., и в связи с задержкой арендной платы от “Дайвер-ТВ” за период.., собкору Никитину.., запрещен вход в телецентр вплоть до разрешения конфликта”.— Вот суки, перекрыли-таки кислород, — выругался Никитин. — А телефоном-то можно воспользоваться? — спросил он Михалыча.— Валяй. В приказе об этом не сказано. Валера не стал звонить в бухгалтерию, так как знал, что Москва всегда тянет с перечислением месяцдругой. Он не стал тревожить генерального: мол, пустите хоть сегодня. Он позвонил Гале:— Галочка-выручалочка, спустись на минутку, я тебе горяченького передам.— Кто это говорит? — вдруг строго спросил Галкин голос.— Ты чего, старуха? Это же я, Никитин! У меня материал горит, а ваш шеф меня бортанул. Отнеси на перегонку, будь другом.— А, это вы, Валерий Леонтьевич! О чем вы говорите? Как это я могу что-то перегонять? Вы меня просто ставите в неловкое положение. Советую вам поискать другую дебилку, — совершенно неожиданно закончила Галя. — Пусть она вам помогает. Только дебилка способна на такое!После этого пассажа трубка грохнулась на рычаг.Никитин не был бы старым телевизионщиком и давнишним другом дежурного координатора, если бы растерялся и не понял Галкиных намеков.Значит, Ломов по дороге в Смольный позвонил директору, тот издал приказ, собрал летучку и распорядился снова, как когда-то, включить прослушку в центре. А может, ее и не выключали никогда? Вот что значило “неловкое положение”. А “дебилка”? Это была их хорошая приятельница Дэби, Дебора Гербер — руководительница корпункта Ти-эн-эн в Санкт-Петербурге.Валера набрал на мобильнике номер апартаментов в “Астории”, где Дэби со всей своей кухней занимала часть мансарды. Журналистка, к счастью, оказалась на месте. После нескольких радостных восклицаний и дежурных фраз, совершенно обязательных у американцев даже в дружеских телефонных разговорах, Никитин изложил свою просьбу, сославшись на технические проблемы центра, и получил приглашение немедленно приехать.— Ну что ты скажешь о моих предчувствиях? — спросил Валера, плюхаясь на сиденье.— Да то же, что и всегда, — меланхолично ответил Носов. — Я уже и за ее любимой “Гжелкой” смотался.— Кого “ее”? — опешил Валера.— А разве мы не к Дэби? — хитро усмехнулся Витя.— Вот правду же говорят, — стукнул ладонями по рулю Никитин, — с кем поведешься, от того и наберешься. Все-таки мой дар предвидения заразен! Стоп! Я же тебя не представлял Дэби. И не особенно распространялся о ее привычках. Откуда ты знаешь, что она предпочитает “Гжелку”?— Понимаешь, — потупился обычно невозмутимый Виктор, — сейчас это уже дело прошлое, но полгода назад, когда вы с Галкой начали потихонечку остывать, она в эту жилетку, — оттянул он полочку своего операторского жилета со множеством кармашков, — много чего слила. В том числе и кое-какую информацию о привычках заокеанской разлучницы.— Вот дура! — воскликнул Валерий. — Так она решила, что между нами стояла Дэби? Ха! Дэби… Да она же просто свой парень, вот и все. Впрочем, ты сам увидишь. А за “Гжелку” спасибо. Весьма кстати будет.Они так обрадовались своему единомыслию и возможности спасти ценный материал, что не заметили серую “шестерку”, отъехавшую следом за ними и провисевшую на хвосте до самого отеля. Москва С женой Крахмальников спал раз в месяц. Это она установила такой график. Который сама же и нарушала. Но не в смысле учащения, а совсем наоборот. Как-то года три назад она усадила Леонида перед собой и раскрыла толстую книгу “Дао”.— Читал?— Вроде… Так, бегло.— Не читал, — констатировала жена. — Так вот в этой мудрой книге написано, что мужчина после двадцати лет должен извергать семя не чаще одного раза в месяц. После сорока — раз в полгода. Даосисты называют сперму “соком жизни”. Теряя этот сок, мужчина сокращает свою жизнь.И до этого сексуальная жизнь у них была нерегулярной, натужной, механической. А теперь вот станет еще и философски обоснованной, а значит, вовсе пресной.— И что? — спросил он саркастически. — Ты предлагаешь мне воздерживаться от оргазмов?— Я согласна, во время полового акта воздерживаться трудно, — сказала жена. — Поэтому мы сократим наши сексуальные отношения.Крахмальйиков не стал отвечать. И еще он понял, что станет ей изменять. Нет, разводиться он не будет, а будет шкодливо “задерживаться на работе”, “уезжать в командировки” и “сидеть на совещаниях”.Первое время никто в поле зрения Крахмальникова не попадал. А потом как просыпалось. Пошли любовницы одна за другой. И теперь уже сам Леонид пропускал ежемесячный сеанс с собственной женой. О чем она, впрочем, не сильно тосковала. Человек — это замкнутый круг. Вот такой сектор у него — работа, вот такой — развлечения, вот такой — семья, вот — секс. Если к какому-то сектору прибавляется, то в каком-то, соответственно, убывает. Валентине было достаточно работы — сектора семьи и секса у нее были микроскопическими.До сих пор Крахмальникова устраивало такое положение вещей, но вот недавно он втрескался. Странно все получилось. С Аллой Макаровой он работал уже несколько лет и даже не смотрел в ее сторону: Крахмальников знал, что у Аллы муж и двое детей, что она не очень умна и еле тянет рекламный отдел. А полгода назад почему-то стал замечать. Нет, она не строила ему глазки, не трогала мягкой рукой за лацкан пиджака, обращалась деловито и чуть холодновато. Но когда она появлялась, он, как прыщавый сексуально озабоченный мальчишка, раздевал ее глазами и творил с ней такое — мысленно, разумеется, — что дыхание спирало в груди, а перед глазами плыли черно-красные круги.Как-то Леонид засиделся в редакции за полночь. И вдруг услышал, как по коридору кто-то нетвердо шагает и поет.Выглянул — Алла…Что там его подростковые фантазии! Он и не знал, что такое бывает вообще. Они не сказали друг другу ни слова. Они смели со столов все бумаги, смяли все дорожки на полу, чуть не поразбивали телефоны. Все, что только возможно в сексе, Крахмальников тогда испробовал впервые. И почувствовал, что он мужчина.И покатилось. Им не о чем было говорить, да и не нужно было. Крахмальников снял квартиру возле студии, и оба бежали туда, как только освобождались. Леонид пытался трезво обдумывать, что же такое с ним происходит, но только махал рукой — он был счастлив. И горизонта в этом счастье не видно.— А давай поженимся, — сказал он как-то.— Давай. Только у меня муж и дети.— Муж не стенка. У меня тоже жена. И вот сегодня он и она все поставят на свои места.Леонид поговорит с женой, Алла — с мужем.Но это все потом. Сейчас он мчался в свой отдел — раскручивать питерскую катастрофу. Питер Картина была апокалиптической.Вспышка камеры высветила два уходящих во тьму вагона, сдавленных остатками свода тоннеля, на которых лежали каменные плиты толщиной около метра. Денис прикинул их вес и поразился, как вагоны вовсе не сжались до толщины листа металла.Снова им предстояло пробираться вдоль выпученных до самых стен рваных кромок стальной обшивки. И что там ждет впереди? Уцелел ли технологический переход, о котором говорил Слава? Хватит ли сил пройти по нему?От невеселых мыслей его отвлек Наташин вскрик. Денис бросился назад, в вагон.При его появлении панки, севшие рядом с девушкой, отпрянули от нее, а она судорожно застегнула куртку на груди.— Что, руки чешутся, мальчики? — как можно внушительней спросил Хованский.— Ага, и не только, — осклабился Джус. — А ты чем, старый, мигал там за окном? Фотик у тебя, да?— Вот, — показал “мыльницу” Денис.— И на хрена ты снимаешь всю эту бодягу? В газетку хочешь толкнуть за бабки? Ну так щелкни нас с Беном и телкой. Классный будет кадр: “Дети подземелья!” Мы же группу нашу хотели так назвать, помнишь, перец? — обратился он к приятелю. — Распалась группа — барабанщик обкумарился и решил с крыши до самолета дотянуться. Во пельмень, да?.. Мы тут решили не идти с вами, нам и здесь в кайф. И девушку не дадим мучить. Так что снимай, дядя, и будет у тебя фотка на память. На светлую память. Ха-ха!— Ваше дело. Пошли, — протянул он руку виолончелистке, но Бен прижал ее к себе и заверещал:— Люблю тебя!Они были уже совсем безумными, эти парни.Денис оглянулся на Славу, но тот сидел расслабленный и как будто дремал. Хованский подумал, что он один в поле воин — что с калеки возьмешь.Гривастый Джус внаглую засунул руку Наташе за пазуху. Ну что ж, пора действовать!— Ладно, уломали, сфотографирую вас напоследок. — Денис навел аппарат и нажал на спуск.Вспышка ослепила юнцов, а Денис в тот же момент выбросил вперед правую ногу, целясь носком ботинка в лоб под стоящим дыбом гребешком волос. Попал! Голова Джуса откинулась, стукнувшись затылком о подоконник, и он завалился на бок на сиденье.Но и сам Денис тут же рухнул спиной на пол, подсеченный ногой в тяжелом “гриндерсе”, и через мгновение Бен навалился на него сверху.Хованский оказался в беспомощном положении: он все еще держал в руках камеру, и локти оказались прижатыми к бокам коленями искушенного в драке противника, а пальцы больно придавило к “мыльнице” обтянутой кожей штанов мускулистой задницей.— Ты че, фраер? — хрипел Бен. — Крутой, да? Ногами махать вздумал? — Ухватив одной рукой поверженного врага за горло и сжимая его все сильней, другой он наносил удары по лицу Дениса. — Ну че ты вылупился, козел? Счас я твои зенки успокою!Правая рука метнулась за спину и вновь возникла уже с выкидным ножом.— Я тебе один глазик выколю, чтоб больно было, а вторым ты будешь смотреть, как мы твою девку трахать станем, — шипел Бен, медленно приближая лезвие к мотающейся из стороны в сторону голове Дениса.В этот момент раздался выстрел, и на лицо Хованского вдруг с отвратительным шлепком упало что-то горячее. Он потерял сознание.Во время драки Наташа сидела сжавшись в комок с зажмуренными от ужаса глазами. Но при звуке выстрела она открыла их и увидела в свете остатков костра, разметанного по полу вагона в ходе борьбы, как Слава сползает с сиденья, а очнувшийся Джус бьет его ногой по голове."Афганец” рухнул на пол подобно половинке тряпичной куклы, пистолет выпал из его руки, но “ирокез” не обратил на него внимания, видимо решив расправиться с убийцей друга по-другому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34