Но Фаломеев все равно продолжал улыбаться.– Чего ты улыбаешься?– Я тебя люблю.– А я-то все ждала, когда у тебя язык от неба отлипнет. Ну, думаю, немой, и все тут. Тебе ни разу не захотелось застонать?– Хотелось. Еще как. Но я не привык.– Тогда все в порядке. Вылечу. У некоторых бзик – не позволяют целовать в губы. Или – я никому этих слов до свадьбы не скажу… Смешно. В постель лечь можно, а сказать никак.И опять Фаломеев приметил слово «вылечу». Значит, встреча не последняя.Ему мужики много понарассказывали и про столичных женщин, и про южнокурортных.Были в бригаде «знатоки». Вот, говорят, приезжает женщина на курорт, безразлично откуда. И с ней происходит метаморфоза прямо на перроне южного города. Или воздух такой заразный, или сквозь плавкий асфальт от земли через подошвы идет, но мандраж в коленках начинается. Готова прямо тут же на перроне… А московские, те вообще… Что – вообще, так и не объяснили, но вздохнули, закатив глаза.Да ну их, советников, к бениной маме. В прошлом году отправляли Семена домой. Пожаловался парень, что Питера не видел, взяли билет через северную столицу, а деньги наказали зашить в телогрейку. Кругом в Питере одни мазурики.Денег много. На дом. На обзаведение. Из кассы. Он напился и попал в милицию, а там телогрейка лопнула – и посыпалось, и посыпалось… Месяц сидел. Все выясняли происхождение суммы. Запрос – ответ. Жди-пожди. Из деревни, рассерженная долгим молчанием сына, мать вообще ответила, что нет у нее такого сына. Вот и слушай советы бывалых людей.Садясь в автобус, оба заметили загадочную улыбку Александра.– Ну его к черту, – шепнула Валентина. – Пошли в конец салона.И они сели сзади, к большому неудовольствию Победителя. Фаломеев поймал себя на мысли, что держит руку Виолетты в своей с того момента, как они вышли из дома на Басманной. Совсем как Ромео и Джульетта на вокзале.А вот и сам вокзал.– Пойдем. Мы все-таки должны выпить кофе. Я себя чувствую так, словно по мне проехался паровой каток, – сказала Валентина.Фаломеев тут же надулся от гордости.– Что это с тобой? Это вовсе не комплимент. Как партийцы говорили – тебе еще надо учиться, учиться и еще раз учиться.На Алексея стало жалко смотреть, зато Виолетта развеселилась.Народу в ресторане прибавилось, но на столике, который три дня занимал сибиряк, красовалась лаконичная табличка «Не обслуживается». Фаломеев смело сунул ее в карман и усадил Виолетту. Толстуха, обслуживающая столики по соседству, сразу все поняла. Женщины в этом отношении и при условии, что не дуры, чувствуют такие вещи за версту. Муж еще только поднимается по лестнице, а уже все ясно. Может, подошвы ступают не так уверенно, может, наоборот, нагло попирая чувство ее достоинства, но факт – чуют за версту. Правда, кто он ей, сибиряк, и только. Клиент. И даже не ее, а подруги, тем не менее она быстренько свернула заказ и побежала сообщить информацию.О, какое непередаваемое чувство в этот момент испытывает женщина, какую гамму чувств, какие мысли мечутся теннисными мячами внутри полупустой черепной коробки! Но самый кайф, что сообщает она факт своей подруге, оттого новость, возможно уже общеизвестная, становится как бы добрым делом.Алика вышла в зал и, цокая каблуками как норовистая лошадка, направилась к своему столику.Фаломеев улыбался ей словно старой доброй знакомой. Неискушенные мужики в отношении чужого, особенно женского, настроения полные профаны. Могут выдавленную улыбку принять за искреннюю, безразличие – за сочувствие, а интриганство – за участие.– Давай закажем шампанского? Отметим.Она согласно кивнула.Алика еще не успела открыть рот, чтобы процитировать табличку «Не обслуживается», как заметила ее отсутствие.– Милая, и не надо его искусственно подогревать и взбалтывать, – предупредила Виолетта. – Какой у вас чудесный передничек. Это вы сами вышили или так выдают?Алика сама сделала вышивку. Национальный татарский орнамент. Просто она умела и любила вышивать, а еще от вышивки вещь становилась как бы неказенной.Но дело-то было не в этом. Дело было в том, что экскурсоводша ясно дала понять, кто здесь клиент, а кто обслуга. И надень ты хоть распередничек, вышей на нем политическую карту России, все равно будешь обслугой, а не клиентом.– Еще что-нибудь будете?– Будем, будем, – заверила ее экскурсоводша, – кофе глясе, но это чуть позднее. А тебе, милый, я посоветовала бы цыпленка. Калории надо восстанавливать, правда?– Цыплят сегодня нет, – выдавила татарка.– Тогда бифштекс по-татарски. С кровью.Фаломеев кивал, блаженно улыбаясь. Еще никогда и никто за него так не радел. Он сейчас съел бы что угодно. Главное, заказывали ему, а не он. И заказывала любимая женщина.Алика с пылающими щеками убралась на кухню.Виолетта хорошо запомнила официантку еще по теплому шампанскому.Женщины нутром это чуют. Губа не дура, подумала она про татарочку. Значит, в этом необработанном материале, безусловно, что-то есть. И не одна она это почувствовала. Липнут. Виолетта еще раз подумала о правильности своего выбора.– Послушай, а возьми меня с собой? – внезапно сорвалось у нее с языка.Собственно, почему внезапно? Она думает уже несколько часов, только боится признаться себе, двадцатилетней красивой женщине, привыкшей добиваться всего самой, толкаться локтями, врать себе и другим, изменять свои привычки в угоду обстоятельствам, жить по ситуации. А тут Фаломеев. Сибиряк. Настырный. Честный.Надежный. Чистый. Искренний. Любит… Давай, давай, Валька, подбирай эпитеты и сравнения. Женщина живет выдуманными образами. Никуда не денешься. Он там у себя на работе, наверное, и потный, и грязный, и матом кроет, и вонючие папиросы курит, и еще бог знает что… Ну и что? Разве у нее к концу экскурсионного дня блузка не пропитывается потом?Фаломеев вытаращил глаза и превратился в статую с острова Пасхи.В голове его пронеслись мысли наподобие магнитофонной записи при перемотке с включенным звуком. И никак не поймать за хвост ни одну.– У меня денег не хватит… на двоих…Давно Фаломеев не краснел.– Но можно телеграмму дать… Обокрали…– Обокрали? – засмеялась она. – Да. Безусловно, тебя здесь обокрали.Ничего. У меня есть кое-какие сбережения.– А работа?Виолетта внимательно посмотрела на Фаломеева, и глаза ее сузились.Фаломеев уже дважды спасовал.– Я имел в виду, надо же успеть оформить увольнение, – уловив нечто нехорошее во взгляде любимой, поправился сибиряк.– Знаешь что? – наклонилась она к нему.– Что?– А пошли они все знаешь куда?..– Знаю, – расплылся Фаломеев. – В жопу.– Вот именно. Мы сами откроем. Давайте сюда.Виолетта решительно отобрала у официантки шампанское, убедившись, что на сей раз напиток из холодильника, и передала бутылку Фаломееву.Тот встряхнул ее слегка, и пробка ударила в потолок. Не пролив ни капли, сибиряк налил два бокала.– И вы, милочка, присоединяйтесь. У меня сегодня счастливый день, – предложила она официантке, сама налила третий бокал и всунула в руки. – Segui il tuo corso, e lascia dir Ie genti! Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!Ожидавшая чего угодно, но только не этого, Алика машинально выпила.Напиток показался татарке необычайно горьким. Глава 53СЕРГЕЙ После того как Сергей сдал Аслана и чеченца увели, Васенька с женой раскладывали по сумкам консервацию.– А ты говоришь, что они зря перерывают! – с укоризной сказал муж супруге.– Ты видала, что черножопый вез?– И не в сумке ведь, а в подушку запихнул, негодник, – подхватила жена.– Да кто ж так делает? Нашел куда спрятать, – проворчал муж.– А парень наш молодец, – углядел, – кивнула на блондина женщина. – И вроде так тихонько лежал себе всю дорогу и молчал. Я даже думала, приболел он.– Да, глазастый! – подтвердил мужчина.Сергей стоял в коридоре у своего купе и смотрел, как чеченца вели по перрону под руки с двух сторон два здоровых таможенника. Аслан затравленно озирался по сторонам. Чувствовал, что здорово он вляпался. В какой-то момент он ощутил взгляд Сергея и повернулся в его сторону. Лицо чечена ожесточилось.Встретившись взглядом с блондином, Аслан угрожающе цыкнул сквозь зубы. Блондин в ответ сделал неприличный жест.– Всем по купе, пассажиры, – стала загонять людей, вышедших постоять в коридор, проводница. – Еще таможня не закончена.– Сколько можно? – возмущались пассажиры. – Перерыли уже все что ни попадя.Сергей так и остался стоять в коридоре у своего купе.– Тебе что, особое приглашение? – задержалась возле него проводница.– Когда таможня придет, тогда и отвалю в купе. Что тут – шаг до него, – резонно заметил Сергей.– Порядок есть порядок, не я его придумывала, – проворчала проводница и пошла по вагону дальше.– А ты не ворчи – тебе это не идет, – улыбнулся вслед Сергей.После того как увели чеченца, настроение блондина резко улучшилось.– Да мне ничего не идет, – оглянулась девушка. – Ни эта дурацкая форма проводницы, ни мой вздернутый нос, ни челка – она мне лоб закрывает. А чего его закрывать? До морщин мне еще далеко. Сама не знаю, зачем выстригла.В вагон вошли два таможенника. Увидев блондина, подошли к нему, заглянули в открытое купе Сергея:– Здесь, что ли, чеченец ехал?– Вон, на нижней, – указал Сергей.– Ты как его вычислил? – обратился первый таможенник к блондину.– Что там вычислять? Дергался он слишком возле своей подушки, когда хохлы проверяли, – ответил Сергей.– А че ж ты, парень, хохлам его не сдал? – спросил второй таможенник.– До конца еще не был уверен, – пожал плечами блондин.Второй таможенник поднял матрас чеченца.– Да не суетись, Саня. Здесь уже ребята все перерыли, – остановил его первый.– Ну что, может, прошерстим серьезно весь вагон? – предложил второй.– А смысл? – усмехнулся первый.– Ну как знаешь, – заколебался второй.– Да ну, Саня! Там дальше шмон такой будет. Таможенники развернулись и пошли по коридору на выход.– Ты же слышал сегодня приказ из Москвы, – убеждал Саню первый таможенник.– Пусть другие поработают.– А что случилось? Из-за чего весь кипиш?– Фиг его знает. Мне шеф сказал, что собак даже менты готовят – на взрывчатку.– Ну пусть тогда собачки здесь лаются, – успокоился таможенник. – Оставим работку для наших четвероногих друзей. Что ж они, зря свои косточки в ментовке грызут?Сергей проводил таможенников взглядом.«Что же там за хай в Москве подняли?» – подумал он.Внимание его привлек электрокар, подъехавший к соседнему почтовому вагону.Водитель электрокара крикнул кому-то, и из почтового вышли двое сопровождающих – старик Михалыч и молодой парнишка лет двадцати. Оба они были раздражены, оба дожевывали сало с луком.– Давайте, мужики, грузить будем, – сказал водитель электрокара. – И по-быстренькому, а то поезд скоро тронется.– А ты бы еще подольше таскался где-то, так мы бы тебе из окна тогда на ходу почту бросали, – недовольно проговорил Михалыч.– Вы что, у меня одни? – взвился водитель. – Больше никаких дел, что ли, нет, кроме вашего поезда.– Ты не лайся, – остановил его Михалыч. – Мы тебе тоже не пацаны – по первому зову все бросать и почту таскать.– Я только что гомельский разгружал, потом киевский, – продолжал заведенный мужик. – Напарник мой болен. Все на меня сгрузили. Работы в два раза больше, а деньги те же платят.– Ну хватит, базар какой поднял! А кому сейчас больше платят? Тебе хоть те же, а нам вообще зарплату урезали. Э, – махнул рукой старик, – что тут говорить? Давай, что ли, делом лучше займемся.– Вот это уже другой разговор, – обрадовался водитель. – В общем, мужики, вы по ящику выносите, а я тут буду сгружать, – распорядился он.– Ишь ты какой прыткий, – перебил его Михалыч. – Скомандовал уже. Да ты знаешь, что у нас там все завалено. Сам черт ногу сломит. Ничего не найдешь.Как всегда, набросали все в кучу. Где? Чье? А нам на каждой станции разбираться.– Пошли лучше глянем, что там тебе полагается, – позвал Семен в почтовый вагон водителя.В почтовом вагоне царил полумрак. Все было забито ящиками с почтой, которые загораживали свет из окна. Водитель сразу наткнулся на что-то металлическое, сильно ударив ногу.– Вот черт, зараза какая! – выругался он.– Смотри под ноги, а то расшибешься, – предупредил его Семен.Водитель наклонился, чтобы посмотреть, обо что ударился, и в ужасе отпрянул в сторону.– Ой, что тут у вас? – вскрикнул он.– Что-что? Не видишь, что ли? Гроб, – спокойно проговорил дед.– Е-мое, приятный у вас попутчик, – проговорил водитель. – С покойником-то ехать веселее?– Не покойник, а покойница, – поправил его Дед.– Ну тем более, с бабой еще приятнее, а? – подмигнул водитель Михалычу.– Ей теперь не до мужиков, – вздохнул дед.– Это точно.– Ну что, братва, грузить будем? А то мне… – начал было снова ныть водитель.– Давай грузи, если такой умный, – кивнул на беспорядок в вагоне дед.– Мы на прошлой станции из-за одного ящика все тут перерывали – никак найти не могли, – вставил молодой.– Цыц! – скомандовал дед. – Делаем так! Тебя как зовут? – обратился он к водителю.– Володя, – назвался тот.– В общем, так, Вова. Тут, сам видишь, без ста граммов ничего не разобрать. И в прямом, и в переносном смысле. Потому будем последовательны.Старый посмотрел на молодого напарника, и тот тут же нагнулся над каким-то ящиком, стоявшим возле гроба. Оттуда появилась початая бутылка водки, сало, лук, хлеб, два пластмассовых стакана и одна металлическая кружка. Все это молодой быстро разложил на крышке металлического гроба. Не забыл даже под закусь постелить газетку.– Да вы чего, мужики? – возмутился Володя, впрочем, неуверенно, а так – больше для приличия. – На гробе пить?– А где еще? Ты посмотри – все столы завалены. Не на полу же – мы ведь все-таки люди!Сели вокруг гроба, как вокруг стола. Только разве что на корточках.Разлили в два пластмассовых стакана. Порезали сало, лук, хлеб – все, как положено.– Ну! – полез чокаться водитель.– Подожди, – угрюмо остановил его Михалыч. – Не чокаться.– Это почему же? – спросил Володя.– Порядок такой, – вставил Семен.– Помянем рабу Божью Антонину. Пусть земля ей будет пухом, – торжественно произнес дед. Помолчали немного и по команде деда выпили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41