«Ну что за гадская манера у жены – пользоваться запрещенными приемами и подключать к вопросам, касающимся только их двоих, дочь».– Разговариваю так, как ты себя ведешь, – отпарировала дочь.– Не лезь не в свои дела, я тебе еще раз говорю. А матери передай, что если она будет втягивать тебя в наши дела, то я поведу себя уже по-другому. Ты меня слышишь?– Я ваша дочь. И все, что происходит между вами, касается меня в первую очередь. – Голос Ларисы дрогнул. – К тому же, папа, я уже взрослая и все понимаю. Ты мог бы со мной хоть раз поговорить по душам. Все-таки я тебе не чужой человек.– По душам, – огрызнулся Ларин. – А она у тебя есть, эта душа?! Ты лучше бы со своим хахалем по душам разобралась.– А вот это тебя уже точно не касается.– Ага, значит, то, что происходит у меня с матерью, тебя касается, а что происходит у тебя с дружком, меня не касается. Ты лучше бы отыскала своего бойфренда. Где его носит в середине рабочего дня?– Папа, почему ты так не любишь Вадима? – сухо спросила Лариса.– Да потому, что он подонок! И мне жуть как обидно, что именно такие нравятся моей дочери.В это время дверь кабинета бесцеремонно открылась и без доклада секретарши вошел Вадим.– О, легок на помине, – взглянул на вошедшего Виктор Андреевич, а в трубку сказал:– Объявился твой ненаглядный.– Дай мне с ним переговорить. – Лариса сама уже несколько часов разыскивала Вадима, но его мобильник был снова отключен, а по другим телефонам отвечала секретарша или автоответчик.– После. Сейчас мне самому хочется сказать ему пару ласковых. – Ларин, не попрощавшись с дочерью, положил трубку. – Ну так что, молодой человек? Долго это будет продолжаться?И Ларин пустил по столу расчеты по задолженности прямо в руки Вадиму. Тот бегло просмотрел цифры, положил бумаги на стол и сказал:– Какие мелочи, – и полулег в кресло у журнального столика, вытянув перед собой длинные ноги. – У вас пиво не найдется?– Не найдется. Чай могу предложить, – пытался сдерживаться Ларин.– Что так? Почему так негостеприимно? – куражился, продолжая оставаться внешне неуязвимым и даже игривым, Вадим.– Значит, так! Мне с тобой тут некогда словоблудием заниматься.Вадим напрягся, уставившись злым, немигающим взглядом на начальника вокзала.– С тобой, как с человеком, – продолжал Виктор Андреевич все еще сдержанно. – Дали тебе возможность дело свое начать, все услуги предоставили на льготных условиях…– Вот это мне очень нравится, – хмыкнул Вадим. – Что значит – дали возможность? Кто это дал? Вот с этого места, пожалуйста, поподробнее. И поточнее, поконкретнее. А то неизвестно еще, кто словоблудие здесь разводит, – уже жестко закончил Вадим.Ларин уже открыл рот, чтобы выругаться, но в этот момент раздался селекторный звонок.– Что еще? – включил селекторную связь начальник вокзала.– Виктор Андреевич, с вами говорит старший кассир, – взволнованно проговорила служащая.– Слушаю, Елена Леонидовна, – буркнул раздраженно начальник вокзала.– Виктор Андреевич. У нас здесь черт знает что происходит. Вы только сегодня сами ругались, что в кассах очереди, что работаем медленно. А теперь получается, у нас и кассиров забирать стали. И не просто так, а в милицию. Я не знаю, кому пришло в голову именно сегодня такое сотворить, когда вы сами говорили, что необходимо… – продолжала тараторить возмущенная старшая кассирша.– Подождите, Елена Леонидовна, я ничего не понимаю. Давайте все по порядку.– А что тут понимать? Беспредел сплошной…Ларин устало закрыл глаза рукой, продолжая слушать старшего кассира. Вадим в это время снял трубку другого телефона и набрал номер:– Алло! Экскурсионное бюро? Там Валя еще не появилась?.. Что значит – опять? Буду звонить, пока она не появится… Да! И вы мне будете вежливо отвечать. Договорились?Ларин закончил разговор и с нетерпением ждал, когда Вадим закончит свой. А Саперова, казалось, совсем не волновало, что его ждут.– Нет, вот ты мне, лапочка, скажи. Ну где она может шататься? – продолжал Вадим говорить в трубку, нагло поглядывая в глаза Виктору Андреевичу. – Да знаю я все ее расписания экскурсий, что ты мне паришь? – продолжал Саперов. – Нет у нее сейчас никакой работы. И внеплановой не может быть. В общем, ласточка моя, когда Валя появится, ты скажи, что искал ее любимый котик. Нет, именно скажи, что котик, – она поймет.«Вот сучонок! – прислушался к телефонному разговору Ларин. – Скотина!»Ларин стремительно подошел к Вадиму и нажал на рычаг телефонного аппарата.– В чем дело? – как пружина, вскочил на ноги Вадим.– Сейчас ты выслушаешь меня. Значит, если в ближайшие два дня не заплатишь все долги своей фирмы, пеняй на себя, – с трудом сдерживаясь, чтобы не съездить по наглой физиономии Саперова, выплеснул из себя Ларин.– А теперь ты послушай меня, старик! – вдруг вырвалось у Вадима. – Если ты еще раз вякнешь на меня или сунешь свой нос в мои дела, можешь считать, что тебе конец. Я тебя предупредил. А отец тебе еще сегодня отдельный привет передаст. Только ты его разглядеть постарайся, если не ослеп еще.У Ларина помутилось в голове. Секунда-две – и он пришел в себя только тогда, когда замахнулся на Вадима. Как же ему хотелось врезать сейчас по этой сытой, холеной физиономии!«Нет, только не опускаться до рукоприкладства», – вовремя, большим усилием воли остановил себя Виктор Андреевич.Сделав шаг назад, Ларин уступил дорогу тут же покинувшему кабинет Вадиму.В глазах молодого человека на мгновение промелькнул страх. Впрочем, уже подойдя к двери, Саперов оправился. Чуть повернув голову назад, он презрительно цыкнул сквозь зубы:– Пока, папашка! – И, выйдя из кабинета, пренебрежительно пнул за собой дверь ногой.Ларин долго сидел за столом с застывшим лицом. В висках сильно пульсировало, глаза покраснели. Наверное, поднялось давление.«Что же за день такой сегодня? – с горечью подумал Виктор Андреевич. – Ну все в одну кучу. Как будто бы все нити запутались в одном клубке!»А ведь в детстве казалось, вспомнил Виктор Андреевич, что жить так легко.И он, маленький Витя, постоянно приставал к матери с одним и тем же вопросом:– Мама, а почему взрослые говорят, что жизнь очень тяжелая?– Вот подрастешь, сыночка, – грустно улыбалась мать, – и поймешь, что не так уж легко жить человеку.«Мама, мама, ты всегда была права». Представив лицо молодой матери, Ларин с болью поморщился.Где ты сейчас, моя родная? В закрытом ящике гроба безвольно трясется твое безжизненное тело. Как страшно, наверное, будет увидеть тебя мертвой, с застывшими на груди желтыми сложенными руками…Был жаркий летний день. И мальчик Витя сидел на большом вишневом дереве, зарывшись в гуще зеленых листьев. Он срывал спелые ягоды и, запихивая в рот сразу по несколько, с наслаждением давил их деснами. Даже во сне, спустя много лет, он чувствовал этот терпкий вкус темно-бордовой мякоти, оставшийся на всю жизнь одним из самых ярких воспоминаний детства.Внизу под вишневым деревом стоял летний садовый столик, и мама Виктора, кареглазая и черноволосая женщина с чуть лукавой и грустной улыбкой, постоянно прятавшейся в уголках губ, лепила на столе вареники с вишнями.Сын бросил с дерева несколько вишен маме прямо на стол и с азартным нетерпением ждал, что вот сейчас мама поднимет вверх на него свои немного испуганные и широко распахнутые глаза и с напускной серьезностью погрозит ему вымазанным в муке пальцем. Этого с замиранием сердца ожидал десятилетний мальчик Витя.А пятидесятидевятилетний Виктор Андреевич уже знал, что мама никогда больше не сможет поднять на него свои немного испуганные и широко распахнутые глаза…«Мамаша, ну что вы так, не горюйте, вернется ваш сын. Он только туда и обратно. Такой сын не может не вернуться. Скорый поезд Москва – Гудермес отправляется. Дай вам Бог, ребята»:Ларин изо всей силы шарахнул кулаком по столу. Она что, специально, что ли?! Назло?!! Глава 36ХОМЕНКО Как незаметно летит время. Хоменко подошел к автомату и налил себе кофе в пластиковый стаканчик. Еще два месяца назад этот автомат был всеобщим любимцем.Сотрудники накачивались кофе «на халяву». Компания, желавшая получить подряд на установку таких автоматов во всех залах, презентовала для «испытаний» один и гарантировала его загрузку сырьем. Его доили с такой интенсивностью, что уже через неделю автомат выработал полугодовой ресурс. Его починили, заправили вновь, но былой популярностью металлический бармен уже не пользовался, да и кофе, надо сказать, у него неважнецкий. Однако горячо, и то ладно.Жаль. Жаль, что упущена возможность прижать к ногтю тех, кто развлекался в спецвагонах. Роман проверил только один. Что творилось в двух других, неизвестно. Но когда заикнулся о необходимости доставки клиентов в отделение, Тимошевский вдруг испугался. Роман понять не мог метаморфозы, случившейся с начальником. И ведь не надо стягивать туда много сил. Хоменко и два оперативника взяли бы всех. Оказавшиеся в пикантной ситуации клиенты все равно что стадо баранов, куда укажут, туда и пойдут. Тем более если заранее изъять документы. Пусть кричат об адвокатах, о праве на личную жизнь. Фотограф щелкнул его неглиже, и пусть теперь доказывает свой супруге, что он не Билл Клинтон, а рядом не Моника Левински. Роман даже согласен был придержать кое-какие материалы. Оступился человек. С кем не бывает. Другое дело – общественное мнение, репутация. На лацкане одного мельком заметил депутатский значок. Вот обрадуются чукчи, делегировавшие своего представителя в Москву.В армии еще Роман слышал поговорку – хохол без лычки что справка без печати. Кому-то она казалась обидной. А ему понравилась. Он любил служить.Служить лучше всех. Наверное, это было наследственное. Прадед Романа двадцать пять лет отбарабанил в царской армии, дед служил в войсках НКВД, отец был участковым милиционером. Когда появился фильм про Анискина, Роман вдруг увидел – героя списали с его отца. Деревня обожала старшего Хоменко. Потому что он служил. Роман понял, что тоже не обойдется без службы. Но почему-то его никто не любил, никто не приходил к нему со своими домашними заботами. Хоменко чувствовал, что его ненавидят, во всяком случае, сильно сторонятся. Это было поначалу ужасно обидно, ведь он служил честно, он был хорошим товарищем, почему, почему? А потом взяла злость: а я, хлопцы и девчата, буду еще лучше служить – назло вам! Назло. И теперь он служил не по зову, так сказать, крови, не по движению души, а из злости, которая изъедала внутри, которая убивала, но которая единственная держала его в кулаке. Иначе бы он развалился. Распался на мелкие кусочки. И теперь вот еще было спасение – Оксана. Любил он ее? Да, наверное. Но главное – он видел в ней как бы кислородную подушку, что ли.Глоток чистоты, добра, заботы, ласки, нежности, уюта. Оксана была его спасением. Но она спасать его не хотела.Хоменко потягивал коричневую бурду под названием «кофе эспрессо», когда в панорамное стекло увидел Оксану в накинутом на плечи демисезонном пальто, двух оперативников по бокам, двигавшихся следом мужчин в наручниках, также в сопровождении работников милиции. Лейтенант растерялся. Кто, за что, по чьему приказу? Задержанных повели не в камеры, а в общую комнату.Роман стремительно взбежал по лестнице на второй этаж и ворвался к начальнику линейного отдела:– Николай Павлович, там кассира арестовали, Оксану. Это по вашему приказу?– выдохнул он, не соблюдая субординации.Тимошевский покосился на человека, стоящего у окна спиной к Хоменко, потом удивленно вздернул брови.– Лично кассира шестнадцатого кассового аппарата, Панчук, арестовывать никто не собирался. По всей видимости, ее взяли в рамках проведения операции «Жучок». Очень жаль, если будут доказаны факты незаконного использования служебного положения в целях личного обогащения.Тимошевский снова взглянул в сторону присутствующего незнакомца, как бы призывая его в свидетели. Незнакомец повернулся, молча посмотрел на Хоменко и сел в гостевое кресло.Операция «Жучок» была для Романа полной неожиданностью. Так вот почему он видел столько своих коллег, шастающих по вокзалу, – они ловили билетных жучков.И ведь не проболтались, он с ними разговаривал. Неужели Тимошевский специально охотился на Оксану? Неужели до сих пор не может забыть, как Хоменко увел ее из-под самого, мягко говоря, носа начальника.– Я знаю, как вы относитесь к кассиру-оператору шестнадцатой кассы, товарищ майор, и уверяю, так просто это вам с рук не сойдет. Еще не знаю подробностей, но уверен, ее подставили. Очень жаль, что не успел оформить протокол о вагонах на запасных путях. Что ж, постараюсь исправить ошибку.Хоменко говорил это не столько начальнику, сколько неизвестному гостю, предполагая в нем важную шишку.– Слушайте вы, Хоменко, в отличие от вас я пришел сюда по своей воле, вы же – в силу склочности характера, как я теперь понимаю. В коллективе уже давно выражают недоверие своему сотруднику. И похоже, теперь я с коллективом соглашусь, хотя в последнее время…Тимошевский решил разыграть доброго дядюшку.– …Вы значительно подтянули личный состав. Что же касается вагонов, мне об этом ничего не известно. Не секрет, что некоторые недобросовестные проводники в отстое позволяют себе лишнее. Пригласить друзей, например. Может быть, это тот случай?– Нет, товарищ майор, не тот. Предприятие поставлено на широкую ногу.Используются вагоны серии люкс начальника дистанции. И я сильно сомневаюсь, что вы были настолько слепы, чтобы за восемь лет не разглядеть творящееся под самым носом.– Я вам уже говорил, что у нас есть люди, которые отдали вокзалу не один десяток лет. И это тоже происходило перед их глазами.– Например?– Нетрудно догадаться. Вы же считаете себя прозорливым человеком?Подумайте о том, что я вам сказал. Кстати, ходят слухи, что «хозяин» сам неровно дышит в отношении операторов.Хоменко покраснел, как маков цвет, развернулся на каблуках и вышел. Дверью не хлопал, а хотелось.В кабинете несколько секунд висела тишина.– Ваши проблемы, майор, – это ваши проблемы. Постарайтесь подчистить «хвосты» и унять ретивых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41