Но окончательный владелец, мне нравится это название, укрывает для своего собственного удовлетворения то, что по большей части не принадлежит ему. – Холмс снова перевел взгляд на торговца. – Вы считаете, что Чу Санфу один из подобных людей?
Хассим ответил без колебания:
– Я уверен в этом. Существуют, конечно, и другие. Базил Селкирк в Англии; Ругер в Швеции; Мангейм в Германии. Есть несколько русских, один из них коллекционирует часы и никогда не задает лишних вопросов. Американцы только начинают постигать вкус этой игры, но и там найдутся люди такой породы.
Турок одарил нас вымученной улыбкой и глубоко вздохнул:
– Джентльмены, это интересная беседа, тема ее неисчерпаема, но, как мне кажется, настало время платить по счетам.
Поскольку Холмс лишь вопросительно посмотрел на него, Хассим продолжал. Было видно, с каким трудом давалось ему каждое слово:
– Когда занимаешься делом, приходится крутиться. Мистер Холмс, я знаком с полковником Сахимом из тайной полиции Турции и знаю, что вы переписываетесь с ним. Он, кстати, ваш восторженный поклонник. Мы, вероятно, отправимся к нему?
– Вы имеете в виду продажу уже не принадлежавшей вам Птицы азиатскому комиссионеру. Гм! Это, конечно, проблема!
Холмс выдержал внушительную паузу, но я подозревал, каким будет его следующий шаг. Мой друг никогда не стремился играть роль обвинителя, судьи и присяжных одновременно и был весьма снисходителен, что хорошо известно читателям «Голубого карбункула». Он не разочаровал меня и на сей раз.
– У меня нет семьи, но мне не трудно представить себе давление, которое оказали на вас. Мистер Хассим, мы не пойдем к почтенному полковнику. Считайте все приключившееся с вами самым поразительным происшествием своей жизни. Недоразумением, которое только подчеркнет значение безупречной честности в вашем деле.
Потрясенный торговец уставился на Холмса. Вдруг его веки жалко заморгали и обильные слезы потекли по изборожденному морщинами лицу старика. Всхлипывая и сморкаясь, Хассим проговорил:
– Мой прадед гранил драгоценные камни. Мой дед и мой отец торговали произведениями искусства. Почти сто лет у семейства Хассимов была безупречная репутация. И только я оступился.
Щека Холмса начала едва заметно подергиваться, что случалось нечасто и служило признаком дискомфорта. Мой друг испытывал сильнейшую неприязнь к любому проявлению чувств, особенно к выражению глубокой признательности.
– Успокойтесь, не стоит так волноваться, – мягко сказал он.
Я собирался встать, полагая, что Холмс стремится как можно скорее уйти, но великий детектив удивил меня.
– Разве вы не хотите сообщить кое-что еще об этом необычном деле? – обратился он к турку.
Вопрос так поразил Хассима, что поток слез мгновенно иссяк.
– Я… я собирался, я как раз собирался… Как вы догадались?
– Этого следовало ожидать. – Холмс быстро взглянул на меня. – Недостающий элемент, вы понимаете.
Я понимающе кивнул, хотя, признаюсь, не имел ни малейшего представления о том, что имел в виду мой друг.
Хассим, который испытывал теперь перед Холмсом благоговейный страх, быстро заговорил:
– На следующую ночь ко мне в магазин пришел другой человек. Ему тоже была нужна Золотая Птица. Он отказывался поверить, что статуэтка уже продана. Он думал, что я хочу заломить цену. С ним был очень крупный мужчина, говоривший со странным акцентом, хотя он явно англичанин.
– Кокни, – вырвалось у меня. Хассим покачал головой:
– Я думаю, что он был из местности, которую вы называете графство Ланкашир. Я говорил им, что Птицы у меня уже нет, я не знал, как убедить их. Тогда большой человек схватил меня за горло. У меня до сих пор остались следы.
Хассим расстегнул ворот рубахи: на смуглой шее отчетливо темнели синяки.
– Когда я выложил им, что Птицу купили китайцы, оба посетителя потеряли ко мне всякий интерес. Тот, что был ниже ростом, предупредил, чтоб я никому не говорил об этом визите, иначе мне придется плохо. Потом, к моему величайшему облегчению, они ушли.
– Вам показалось, что начальником был именно этот человек. – Холмс не столько спрашивал, сколько констатировал истину.
Хассим кивнул:
– Большого я бы назвал исполнителем.
– Опишите как можно точнее маленького человека.
Турок надолго задумался.
– Его трудно описать, – наконец произнес он. – Худой. Довольно старый. Среднего роста. У него был дефект речи. Шепелявость.
– Шепелявый человек! – воскликнул я. – Снова шепелявый человек!
Холмс поднялся. Он узнал все, что было нужно.
9
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БЕЙКЕР-СТРИТ
Наш отъезд из Стамбула был почти таким же стремительным, как бегство из Берлина. Покинув магазин на Истикиал Каддези, Холмс поспешил вернуться в отель «Золотой Рог», где заказал нам билеты на Восточный экспресс до Кале. К моему крайнему неудовольствию, кратчайший путь включал в себя путешествие на пароме до Констанцы в Румынии, откуда экспресс возвращался через Вену в Австрию и Германию, а отдельная секция продолжала движение к французскому побережью.
К счастью. Черное море было спокойно, переправа прошла без происшествий и мы не вызвали подозрений у пассажиров. Должно быть. Холмс заметил, что я осуждаю его равнодушие к великому городу, который мы так поспешно покидали. Во всяком случае, он не преминул блеснуть в разговоре со мной такими глубокими познаниями относительно истории Стамбула, что даже не счел нужным скрыть торжествующего выражения при виде моего изумления.
О мегарском полководце Византе, основателе первого поселения на Босфорском мысу, мой друг, казалось, знал не меньше Геродота и Страбона. Он свободно рассуждал о римском императоре Константине, основавшем на месте древнего Византия новую столицу, призванную затмить славу самого Рима.
Возможно, сухие учителя истории и пытались вбить мне в голову эти факты, но им не хватало живого подхода Холмса. Потом он перешел к царствованию Сулеймана Великолепного и оседлал своего конька. Я узнал о нашествии Сулеймана на Родос и победе османских воинов над рыцарями ордена Святого Иоанна.
– Это интересная история, дружище. Рыцари ордена Святого Иоанна долгие годы грабили средиземноморские корабли, используя стратегическое положение Родоса. Когда госпитальеры отступили на Мальту, Сулейман должен был захватить огромное количество сокровищ. Но он ничего не обнаружил.
Мой друг замолчал, погрузившись в этот экскурс в историю.
– Господи, Холмс, неужели на них наложил руку какой-нибудь частный коллекционер?
– Вряд ли. Скорее сокровища Сулеймана где-нибудь спрятаны и ждут своего часа. А вдруг некий проницательный мечтатель вычислит, подобно Шлиману, где хранится древнее богатство. Возможно, когда я уйду от дел, я посвящу себя не разведению пчел, а поискам потерянных кладов.
Должен признаться, что глубокие познания моего друга в истории несколько удивили меня, но потом я вспомнил, что Холмс долгие годы мог хранить в памяти незначительные факты, почерпнутые из газет. Неудивительно, что он знал как свои пять пальцев такие яркие вехи человеческой истории, особенно если дело касалось неразгаданных тайн.
Постепенно от загадок прошлого мы перешли к делу, ради которого пустились в путешествие. Холмс сухо заметил, что наши затянувшиеся поиски не дали пока сколько-нибудь ощутимого результата.
– Однако, Ватсон, во время нашего расследования мы столкнулись с двумя важными преступниками, чего не произошло бы, останься мы в Лондоне.
– Вы согласны с теорией Хассима об окончательном владельце?
– Отчасти, если не полностью, – ответил он. – Я могу назвать несколько знаменитых шедевров, о похищении которых ходят слухи. Один их них – «Мона Лиза». Существует мнение, что картина в Лувре не оригинал да Винчи, а искусная копия. Подлинная же «Джоконда» давно обрела «истинного владельца» и навсегда исчезла для остальных.
Мое изумление вызвало у Холмса смех.
– Представьте себе, – продолжал он, – человека, владеющего оригиналом, если, конечно, мы допустим, что «Джоконда» действительно похищена. Положение тайного владельца все же кажется мне противоестественным. Что толку в великолепном розыгрыше, если о нем никто не знает? Какой прок от сокровища, если оно скрыто от людских глаз?
Мы сталкивались с подобными случаями. Взять хотя бы события, описанные вами как «Рубин из Алькара» и «Изумруд Мидаса». В обоих примерах исчезнувшая драгоценность была слишком известна, чтобы ее можно было законно продать. Своего рода «Мона Лиза», если хотите: ни продать, ни изменить. В этом смысле предпочтительнее всего алмазы. Они подвергаются огранке и теряют индивидуальность. Два бриллианта в королевской короне Англии были когда-то одним камнем. Я уверен, что Селкирк, или Мангейм, или любой другой из этих тайных коллекционеров, упомянутых Хассимом, сдвинет с места горы, чтобы приобрести действительно неизвестный шедевр.
– Вроде родосских трофеев Сулеймана Великолепного?
– Разумеется. Но ведь это не единственный случай исчезновения сокровищ, Ватсон. Таких историй больше, чем мы можем себе представить. Хассим говорил о фараонах. Заметьте, наши археологи пока не обнаружили ни одного захоронения, которое бы не было разграблено до основания.
Беседы о тайнах древних кладов помогали скрасить наше путешествие, но по мере приближения к Лондону я все явственнее ощущал нетерпение Холмса. Он стремился продолжить охоту за Золотой Птицей. Я подозревал, что Холмс направит свои силы на поиски шепелявого человека и его хозяина и высказал эту мысль вслух.
– Согласен с вами, старина. Однако, прежде всего нам следует выяснить, для чего нас выманили из Лондона. Что же произошло во время нашего отсутствия? Какое событие вынудило кого-то удалить нас со сцены?
На каждой станции мой друг жадно набрасывался на газеты в поисках любой информации, хоть отдаленно проливающей свет на беспокоящий его вопрос. Но не обнаружил ничего интересного.
Когда мы наконец вошли в свою квартиру на Бейкер-стрит, я с наслаждением окинул взглядом знакомый интерьер. Миссис Хадсон обрадовалась нам так, словно не видела тысячу лет. На самом же деле, хоть мы и пересекли всю Европу и с берега Босфора видели Азию, в Лондоне нас не было каких-нибудь несколько дней.
Холмс хотел немедленно продолжить работу, но столкнулся с неожиданными трудностями: миссис Хадсон настояла на том, чтобы мы подкрепились доброй английской едой после всей этой заграничной пищи. Наша заботливая хозяйка твердо верила в целебные свойства британской кухни, и, с аппетитом поглощая ее великолепный ростбиф и йоркширский пудинг, я убедился в ее правоте.
После стремительного калейдоскопа лиц и событий лондонское бездействие показалось ужасным. День тянулся за днем, раздражение Холмса росло, а его ястребиное лицо пугающе заострялось. Великий сыщик худел на глазах от неизвестности и отсутствия дела. Он уходил и приходил в самое непредсказуемое время и едва прикасался к обильным обедам миссис Хадсон. Каждое утро он лихорадочно листал почту, надеясь отыскать сведения о событии, выманившем нас из Лондона. Не обнаружив ничего, он снова молча исчезал в переулках и темных подворотнях огромного города. Вероятно, с тем же лихорадочным упорством работала армия его связных и осведомителей. О том, что Холмс пользовался тайной квартирой (возможно, и не одной), я догадался, когда несколько раз подряд он вернулся домой в какой-то странной одежде и полностью изменившим его лицо гриме.
На четвертое утро после нашего возвращения в Англию удача, наконец, улыбнулась Холмсу. Когда я спустился из спальни, улыбающийся детектив с жадностью поглощал ломти бекона и вареные яйца.
– Ватсон, вы пришли как раз вовремя, чтобы присоединиться к плотному завтраку – этой основе Британской империи, – произнес он с торжествующей улыбкой, еще вчера казавшейся немыслимой на исхудавшем лице.
– Я рад видеть, с каким усердием вы заботитесь о благосостоянии империи, – ответил я, принимая дымящуюся чашку кофе из рук моего друга.
– Понимаю вашу иронию, старина. Вы правы, эта история с Золотой Птицей лишила меня аппетита. – На осунувшемся лице Холмса появилось раздраженное выражение. – Увы, Ватсон, неудержимый поток, именуемый временем, побеждает следователя. Чтобы быстро найти решение, нужно идти по горячему следу. Расследовать происшествие сразу намного легче, чем потом. Но труднее всего заниматься делами давно минувших дней. Описания и воспоминания очевидцев путаются, факты переплетаются с вымыслом, все это ставит вас в тупик. Правда, отраженная в затуманенном зеркале, становится предположением, а не фактом. Дело Золотой Птицы тянется на протяжении более трех поколений, и именно это делает его таким крепким орешком.
– Судя по вашему поведению, вы узнали какие-то новости.
– Видите ли, Ватсон, поскольку никакое происшествие не привлекло нашего внимания, я сам отправился на охоту за информацией.
– Понятно, Холмс. Я знаком с вашими методами. Почти неделю вы рыскали по Лондону в поисках ключа.
– Верно. Но все, как вы догадались, было тщетно. Думаю, у меня случилось временное помутнение рассудка.
Я громко запротестовал, зная по опыту, что Холмс выложит подробности не раньше, чем основательно помучает меня. Пришлось смириться с этим и подчиниться заветному ритуалу.
– Представьте себе, что дело о Золотой Птице и соперничающие коллекционеры… – продолжал мой мучитель.
– Это только предположение, – быстро заметил я, пытаясь как можно быстрее вытянуть из Холмса его новость.
– Чепуха! Следы этих двоих можно обнаружить везде. Если нас выманили из Англии – а я не вижу другого объяснения ложному посланию из Берлина, – значит, что-то планировалось. Участники же этого дела не из тех, чьи планы срываются. Следовательно, что-то случилось, но что-то, по-видимому, совершенно незначительное, чем не заинтересовался ни Скотленд-Ярд, ни мои агенты. Это не было ограблением, потому что не осталось ни одного сообщения о преступлении, которое я не изучил бы самым тщательным образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25