более того, в тот самый год он оторвал от себя драгоценнейший кусок - часть своих денег - и послал царственным изгнанникам. Мистер Тэнсталь, состоящий при особе принца, дважды или трижды за это время навестил наш лагерь. Наши пикеты отделены были от неприятельских лишь узенькой речкой; Канихе, так, кажется, она называлась (все это пишется ныне вдали от книг и от Европы; а на единственной карте, воскрешающей перед автором памятные места его молодости, речонка эта не значится). Часовые переговаривались с берега на берег, если они понимали друг друга; если же нет, то просто ухмылялись и протягивали через ручей то фляжку со спиртным, то кисет с табаком. И однажды, в солнечный июньский день, полковник Эсмонд, очутившись у реки вместе с офицером, объезжавшим аванпосты: (он был еще слишком слаб для исполнения своих обязанностей и выехал верхом, просто чтобы освежиться), застал там целую гурьбу англичан и шотландцев в дружеской беседе с неприятельскими солдатами на другом берегу.
Особенно забавным показался Эсмонду один из французов, долговязый детина с кудрявыми рыжими усами и голубыми глазами, дюймов на шесть возвышавшийся над своими чернявыми низкорослыми товарищами; на вопрос, обращенный к нему полковником, он учтиво поклонился и сказал, что он из полка королевских кроатов. По тому, как он выговаривал "королевский кроат", Эсмонд тотчас догадался, что первые свои слова парень этот сказал на берегах Лиффи, а не Луары, и бедняга, должно быть, из дезертиров, - не отваживался пускаться в дальнейшие разговоры, чтобы не обнаружить свой злосчастный ирландский акцент. Он старался ограничиться теми немногими оборотами французской речи, которыми, по его представлению, вполне овладел, и его усилия остаться неразоблаченным поистине были презабавны. Мистер Эсмонд стал насвистывать "Лиллибулеро", отчего у Пэдди тотчас же засверкали глаза, а затем бросил ему монету, и бедняга в ответ разразился такой мешаниной французских и английских благословений, что, случись это на нашем берегу реки, он немедленно был бы взят под стражу.
Покуда длились все эти переговоры, на французской стороне показались три всадника и остановились в некотором отдалении, как бы разглядывая нас, после чего один из них отделился и подъехал к самому берегу напротив того места, где стояли мы. - "Глядите, глядите, - заволновался королевский кроат. - Pas lui, вот этот, не тот, L'autre Не он... другой (франц.).", - и он указал на остававшегося в отдалении всадника на гнедой лошади, в кирасе, поблескивавшей на солнце, и с широкой голубой лентой через плечо.
- Прошу вас, джентльмены, передать милорду Мальборо - милорду герцогу, что мистер Гамильтон свидетельствует ему свое почтение, - обратился к нам по-английски офицер, подъехавший к берегу реки; затем, оглядев нас, как бы с целью убедиться в нашем миролюбивом расположении, добавил с улыбкой: - Вон там ожидает старый ваш друг, джентльмены; он просит передать вам, что кое-кого из вас он видел одиннадцатого сентября прошлого года.
Между тем и двое других офицеров также подъехали к берегу и очутились прямо перед нами. Мы тотчас же узнали одного из них. То был король, которому в ту пору шел двадцать третий год, высокий, стройный, с глубокими карими глазами, глядевшими печально, хотя на губах была улыбка. Мы сняли шляпы и приветствовали его. Кто не испытал бы волнения, впервые увидя этого юного наследника столь громкой славы и столь печальной судьбы? Мистер Эсмонд нашел в нем сходство с молодым Каслвудом, с которым он был одних лет и одинакового сложения. Шевалье де Сен-Жорж ответил на приветствие и пристально посмотрел на нас. Вся наша сторона реки, даже праздные гуляки закричали "ура!". Что же до ирландца, то он бросился вперед, упал на колени перед лошадью принца и стал целовать его сапоги, испуская восторженные возгласы и благословляя его на все лады. Принц велел своему адъютанту дать ему золотой; и когда кавалькада удалилась, приветствовав нас на прощание, ирландец поплевал на свою монету, чтобы освятить ее, потом бережно спрятал в карман и пошел прочь, приосанившись и покручивая свой славный морковный ус.
Спутником Эсмонда был тот самый маленький капитан из полка Хэндисайда, по имени мистер Стерн, который в Лилле предложил идти в сад, когда у Эсмонда вышла ссора с милордом Мохэном; он также был ирландец родом, и притом один из самых храбрых маленьких офицеров, когда-либо носивших шпагу.
- Клянусь создателем, - сказал Роджер Стерн, - этот верзила так отменно говорил по-французски, что мне и в голову не пришло бы усомниться в его происхождении, покуда он не поднял рев, а уж так реветь может только ирландский теленок, это я знаю. - И Роджер, со свойственной ему порывистостью, добавил еще кое-что, в чем было столько же нелепости, сколько и здравого смысла. - Если б вон тот молодой джентльмен, - сказал он, прискакал бы вместо французского в наш лагерь, бросил шляпу вверх да сказал: "Вот я, ваш король, кто со мною?", - клянусь всевышним, Эсмонд, вся армия поднялась бы, как один человек, чтобы водворить его на родину, а Виллара разбили бы и еще Париж заняли бы в придачу.
Слух о посещении принца быстро облетел весь лагерь, и началось настоящее паломничество к реке в надежде его увидеть. Майор Гамильтон, с которым мы беседовали, прислал несколько серебряных медалей для раздачи нашим офицерам. Одна из них досталась мистеру Эсмонду; и эта медаль, да еще одна награда, довольно обычная у принцев, составили все, что он когда-либо видел от царственной особы, которой немного времени спустя пытался оказать важную услугу.
Вскоре после этой встречи Эсмонд покинул армию, ибо должен был сопровождать своего генерала на родину, а также и вследствие полученного совета воспользоваться ясной погодой для путешествия и отказаться от дальнейшего участия в кампании. Но уже после отъезда до него дошло известие о том, что из многих стремившихся лицезреть шевалье де Сен-Жорж Фрэнк Каслвуд особо отличился своим поведением: милорд виконт верхом, с непокрытой головой, переправился вброд на другой берег, спешился и преклонил перед принцем колено в знак преданности. Был даже слух, будто принц тут же возвел его в рыцарское достоинство, но милорд опроверг это, хотя все остальное он подтвердил и добавил: "Если прежде я был в немилости у капрала Джона, - так он назвал герцога, - то теперь его светлость лишь посоветовал не делать впредь подобных глупостей и всегда с тех пор ласково улыбается мне".
"Он был столь благосклонно настроен, - писал Фрэнк, - что я решил замолвить словечко за мистера Гарри, однако стоило мне упомянуть твое имя, как он тотчас же сделался темнее тучи и сказал, что никогда не слыхивал о тебе".
Глава II
Снова старая песня
Дожидаясь в Остенде попутного пакетбота, мистер Эсмонд получил от своего юного родственника из Брюсселя письмо, содержавшее вести, носителем которых Фрэнк просил его стать в Лондоне и которые повергли полковника Эсмонда в немалое беспокойство.
Молодой повеса, достигший к тому времени двадцати одного года, решил, что ему уже пришла пора "образумиться", как он писал, и сочетался законным браком с мадемуазель де Вертгейм, дочерью графа Вертгейма, камергера императорского двора, в то время занимавшего почетную должность при губернаторе Нидерландов.
"P. S., - писал далее молодой джентльмен: - Клотильда старше меня, что может вызвать неодобрение; но я сам такой старый _разпутник_, что разница в летах значения не имеет; правда, я твердо решил _изправиться_. Нас обвенчал патер Холт в церкви св. Гудулы. Клотильда сердцем и душой предана правому делу. Здесь все готовы кричать _Vif-le-Roy_, к чему матушка охотно присоединилась бы, и Трикс тоже. Сообщи им эту новость, только поосторожнее, и скажи мистеру Финчу, моему управляющему, чтобы он поприжал арендаторов и поскорее выслал мне денег. Клотильда восхитительно поет и играет на _клавекордах_. Она прелестная блондинка. Если это будет сын, мы тебя позовем в крестные отцы. Я намереваюсь выйти из армии; хватит с меня _салдатчины_, и милорд герцог тоже так советует. Зиму я останусь здесь; во всяком случае, покуда Кло не разрешится. Это я так ее зову: "старушка Кло", но больше никому не дозволяется. Она самая умная женщина во всем Брюсселе; знает толк в живописи, музыке, поэзии и притом отличная стряпуха и мастерица печь _пуденги_. Я познакомился с нею в доме у графа, где был на постое. У нее четыре брата. Один - аббат, трое других - в армии принца. Они должны получить огромное богатство, за которое ведут _тяшбу_, а пока живут в бедности. Расскажи обо всем этом матушке, от тебя она выслушает что угодно. И напиши, и пусть Финч напишет _безотлагатильно_. Hostel "De l'Aigle Noire" Гостиница "Черный Орел" (франц.)., Брюссель, Фландрия".
Итак, Фрэнк взял жену-католичку и ожидал наследника, и мистеру Эсмонду предстояло привезти эту новость своей госпоже в Лондон, То была нелегкая комиссия; и полковника чуть ли не в дрожь бросало, когда он приближался к столице.
Поздно вечером он прибыл в гостиницу, куда имел обыкновение заезжать, и тотчас же послал сообщить друзьям в Кенсингтон о своем приезде и о том, что будет к ним завтра утром. Посланный воротился с известием, что двор находится в Виндзоре, а с ним и прекрасная Беатриса, послушная служебному долгу. Таким образом, леди Каслвуд была в Кенсингтоне одна. Она появлялась при дворе не чаще, чем раз в год. Беатриса была полновластной госпожой и хозяйкой в их скромном доме, принимала гостей и не пропускала ни одного из затейливых городских увеселений. Старшая же леди, оказывая младшей необходимое покровительство и защиту, жила своей жизнью, весьма скромной и уединенной.
Как только Эсмонд закончил свое одевание (а надо сказать, что проснулся он задолго до привычного для горожан часа), он тотчас же послал за каретой и явился в Кенсингтон так рано, что встретил свою дорогую госпожу на пути из церкви после утренней службы. В руках у нее был молитвенник, который она никогда не давала нести лакею, как то было принято у других; и для Эсмонда не составило труда угадать, какому занятию она только что предавалась. Он велел кучеру остановить лошадей и соскочил в то самое мгновение, когда она оглянулась. Голову ее прикрывал обычный капор; завидя Эсмонда, она сильно побледнела. Прикосновение ее нежной маленькой ручки к его груди словно влило в него силы. Несколько минут спустя они были у ворот дома ее милости, а еще через миг вошли в дом.
С грустной и ласковой улыбкой она взяла его руку и поцеловала.
- Вы были очень больны, дорогой мой Генри; вы еще совсем слабы на вид, - сказала она.
И в самом деле, полковник смахивал на привидение, с той лишь разницей, что привидениям несвойственно сиять от радости. А у Эсмонда всегда душа радовалась, когда он возвращался к своей дорогой госпоже после разлуки, да и когда бы он ни смотрел на ее доброе, нежное лицо.
- Я затем и приехал, чтобы меня выходили родные, - сказал он. - Если б не заботы Фрэнка, мне бы, пожалуй, вовсе не оправиться после той раны.
- Бедный Фрэнк, милый Фрэнк! - сказала мать юноши. - Оставайтесь всегда добры к нему, милорд, - продолжала она. - Бедный мальчик не знает ничего о своей вине перед вами.
- Милорд! - воскликнул полковник Эсмонд. - Что это значит, дорогая леди?
- Я не леди, - возразила она. - Я просто Рэйчел Эсмонд, вдова Фрэнсиса Эсмонда, милорд. Я не имею права на этот титул. Лучше бы нам никогда не отнимать его у того, кому он по праву принадлежит. Но мы сделали все, что могли, Генри; мы сделали все, что могли; и покойный милорд, и я... то есть...
- Кто рассказал вам, дорогая леди? - спросил полковник.
- Разве вы не получили моего письма? Я написала вам в Монс тотчас же, как только узнала обо всем, - сказала леди Эсмонд.
- Но от кого же? - снова спросил полковник Эсмонд, и тут его дорогая госпожа поведала ему, как вдовствующая виконтесса, лежа на смертном одре, послала за ней и передала ей в наследство эту печальную тайну.
- Это было очень дурно со стороны виконтессы, - сказала леди Эсмонд, так долго знать и скрывать истину от меня. "Сестрица Рейчел, сказала она, и Эсмондова госпожа не могла удержаться от улыбки, повествуя об этом, сестрица Рэйчел, воскликнула виконтесса, я послала за вами, потому что врачи опасаются, как бы я не умерла от этой дизентерии, и я хочу облегчить свою душу от тяжкого бремени, которое на ней лежит. Вы не рождены для блеска и почета, вы всегда были незначительным созданием, и потому то, что я собираюсь открыть вам, не будет ударом для вас. Знайте же, сестрица Рэйчел, что свой дом, серебро и мебель, а также три тысячи фунтов звонкой монетой и бриллианты, подаренные мне моим святым и обожаемым государем, ныне покойным королем Иаковом, я завещаю милорду виконту Каслвуду".
"Моему Фрэнку? - переспросила леди Каслвуд. - А я надеялась, что..."
"Виконту Каслвуду, моя дорогая, виконту Каслвуду, барону Эсмонду Шендону в Ирландии, графу и маркизу Эсмонду, согласно патенту, данному его величеством королем Иаковом Вторым покойному маркизу, моему супругу, ибо я по праву - маркиза Эсмонд перед богом и людьми".
"А бедному Гарри вы совсем ничего не оставите, дорогая маркиза? спросила леди Каслвуд (все это она пересказала мне впоследствии с добродушным лукавством, несравненным по своей прелести; я же записываю здесь ее рассказ во всех подробностях, чтобы уже более к нему не возвращаться). Бедному Гарри вы совсем ничего не оставите?" - спросила моя дорогая госпожа. (Вы ведь знаете, Генри, - сказала она мне со своей ласковой улыбкой, - я всегда жалела Исава и была на его стороне, хоть мой отец усердно пытался переубедить меня.)
"Бедному Гарри! - отозвалась старуха. - Ах, так вы хлопочете о бедном Гарри (кхе-кхе, подайте-ка мне мои капли, сестрица). Ну, что ж, моя милая, раз уж вы так желаете добра бедному Гарри, то да будет вам известно, что с самого тысяча шестьсот девяностого года, после сражения на Бойне, в котором принц Оранский разбил своего государя и отца, за каковое преступление и горит ныне на вечном огне (кхе-кхе), Генри Эсмонд был и есть законный маркиз Эсмонд и граф Каслвуд в Соединенном Королевстве, а также барон и виконт Каслвуд Шендон в Ирландии и баронет, и его старший сын будет именоваться графом Каслвудом, хе-хе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81