этот последний был атакован генералом Клейстом при Бельгерне, который разбил его, причинив сильный урон убитыми и взяв 800 пленных. Так как король потерял всякую надежду вызвать своего противника на добровольное сражение, то дерзнул брать приступом австрийский лагерь, несмотря на все препятствия. Ему оставалось только это одно крайне трудное средство. Приступ этот был необходим, и притом безотлагательно. Уже 2 ноября вечером, когда войска, маршировавшие целый день, только что расположились лагерем, он объявил всей армии свое намерение, и тотчас же начались приготовления к битве.
За 4 дня до этого Фридрих, в письме своем к маркизу д’Аржану, изображал свое положение и покидающие его силы следующими сильными словами: «Вы цените жизнь как сибарит, а я смотрю на смерть как стоик. Никогда не увижу я той минуты, когда мне придется заключить бесславный мир. Никакие обстоятельства, никакое красноречие не заставят меня подписать свой позор. Или я погребу себя под развалинами моей отчизны, или же найду способ положить конец своему несчастью, если уж не буду в состоянии его вынести. Я твердо решил рисковать всем еще в этой кампании, так как хочу победить или же умереть с честью». С такими мыслями король стал готовиться к битве В этом сражении в прусской армии было 44 000 солдат против 52 000 у Дауна.

.
3 ноября является весьма знаменательным днем в летописях войн; кровь лилась рекой; обеим армиям, столь часто пожинавшим лавры, грозила совершенная гибель; люди яростно сопротивлялись законам природы или же спокойно подчинялись им в самые ужасные минуты. Обе стороны проявили одинаковую храбрость и сделали все, что только возможно, с помощью военного искусства; решительный исход битвы долго колебался, пока наконец победа не досталась пруссакам уже ночью.
Король выступил четырьмя колоннами через Торгауский лес. Его план был необыкновенно смел: он собирался не только победить австрйцев, но и совершенно уничтожить их армию. Отрезанные от отступления через Эльбу, побежденные и бегущие, они должны будут либо пасть, либо броситься в реку, либо положить оружие. Он хотел атаковать одновременно оба крыла австрийцев или, вернее, оба изгиба линии полумесяцем, которую образовала армия Дауна и которую предполагалось тогда отбросить на неприятельский центр. С этой целью король разделил свою армию, состоящую из 60 батальонов и 120 эскадронов, чтобы совершить две отдельные атаки. Генерал Цитен был послан по дороге на Эйленбург с половиной прусской армии, чтобы атаковать Зюптицские высоты, находящиеся близ Торгау Под командованием Цитена находилось 18 000 человек; фактически этот корпус совершал фронтальную атаку.

. Если королю удастся побить неприятеля со второй половиной, то австрийская главная армия погибнет безвозвратно, а вместе с ней и военные силы Марии-Терезии для этой войны, а имя Торгау станет, подобно Каннам, бессмертным у поэтов и историков Сам король с 26 000 солдат тремя колоннами обходил позицию австрийцев через Домицийский лес для атаки неприятеля с тыла.

.
Но для достижения этой великой цели надо было преодолеть еще необыкновенные препятствия. Даун стоял с цветом австрийских войск в весьма выгодной позиции; левое крыло его примыкало к Эльбе, правое было прикрыто высотами и снабжено большими батареями, а перед фронтом находились леса, рвы, пруды, засеки и болота. Корпус генерала Ласси находился на небольшом расстоянии от главной армии, которая, вместе с цепью прудов, прикрывала оба его крыла. Армия генерала Цитена должна была прежде всего атаковать этот корпус, поэтому он и направился к Зюптицским высотам Ласси образовывал выдвинутый вперед левый фланг австрийцев, прикрывая переправы через Эльбу; артиллерийские и пехотные позиции на Зюптицских высотах обеспечивали его правый фланг, с противоположной же стороны он был защищен прудами и течением самой Эльбы. Цитен был направлен против Ласси именно для того, чтобы создать угрозу переправам через эту реку.

. Но разделение прусской армии, которое должно было остаться тайной для неприятеля, произошло уже во время похода по дороге, ведущей в Лейпциг. Тут Фридрих со своими корпусами двинулся к Домицийской чаще, занятой врагами: гренадеры, кроаты, драгуны и гусары быстро ушли к главной армии, как только заметили короля. Вскоре после этого пруссаки наткнулись на австрийский драгунский полк, шедший особняком и ничего не знавший о приближении неприятеля. Он неожиданно попал между двух колонн королевской армии. Прусская пехота тотчас же заняла все выходы из леса, пока кавалерия окружала неприятельский полк. Дело это пришлось преимущественно на долю гусар Цитена, проявивших большое мужество. Все драгуны, не павшие под их ударами, были взяты в плен вместе со своим генералом. Король между тем продолжал идти дальше, окружил правое неприятельское крыло и, несмотря на то что его пехота, конница и артиллерия еще находились позади, немедленно атаковал неприятеля со своим авангардом, состоящим из гренадерских батальонов; это был пример величайшей отваги, который был подан Карлом XII при Нарве и который также сопровождался удачей Речь идет о знаменитом сражении при Нарве в 1700 г., когда неожиданная атака небольшой шведской армии привела в замешательство лагерь осаждавших Нарву русских. Во главе колонны драбантов – шведской гвардии – стоял сам король.

. Пушечный огонь, долетавший до слуха пруссаков издали, заставил короля предположить, что Цитен уже вступил в битву с неприятелем; это оправдывает до некоторой степени слишком быструю его атаку. Никогда мгновения не были ему дороже. Было 2 часа пополудни; оставалось всего несколько дневных часов, в которые должна была решиться судьба Фридриха, быть может, даже всей прусской монархии.
Даун приветствовал пруссаков пушечной пальбой, еще не слыханной со времени изобретения пороха. 400 орудий на батареях были все направлены в одну точку, и огненные пасти извергали неустанно смерть и гибель. Это был образ ада, который словно разверзался, чтобы поглотить свою добычу Пусть читатель снисходительно отнесется к этому, быть может, слишком яркому описанию. Это не пылкая фантазия, разгоряченная чтениями или услышанными рассказами, но изображение предметов, которые видел сам автор, и ощущений, которые он испытал. Он лично присутствовал в этом сражении, находясь в первом батальоне полка Форкада, шедшего в армии короля во главе первой колонны против неприятеля. Другой батальон был в армии Цитена. Здесь имелась половина первой линии, которая, подобно всей армии, была разделена на две равные части. Один этот полк потерял в этом убийственном сражении убитыми, ранеными и пропавшими 800 человек. Он насчитывал 26 убитых и раненых офицеров; между последними оказался и автор. [Прим. автора]

*]. Самые старые воины обеих армий никогда еще не присутствовали при такой канонаде; сам король часто обращался к своему флигель-адъютанту со словами: «Какая ужасная канонада! Слыхали ли вы когда-нибудь подобную?» Следствия ее были невероятны: через полчаса 5500 прусских гренадеров лежали убитыми или ранеными на поле битвы; перебравшись через частокол и совершив удивительную по своей храбрости атаку, они едва успели выстрелить, а на следующий день только 600 человек из них находилось в строю. Трудность атаки увеличивала еще местность, идущая в гору. Эта позиция ограничивала и маневрирование пруссаков, так что вторая их линия находилась едва на расстоянии 300 шагов от первой. Казалось, король был ошеломлен этим ужасным поражением своих гренадеров, а когда пал один из их вождей, граф Ангальт, которого он очень любил, Фридрих обратился к его брату, своему флигель-адъютанту, и сказал: «Все плохо сегодня! Мои друзья покидают меня. Только что донесли мне о смерти вашего брата». Был сильный дождь, но гром орудий и еще больше того – град пуль, столь сильно и непрерывно пронизывающий воздух, казалось, разорвал облака в области поля битвы, и небо несколько прояснилось.
Между тем выступила из леса главная колонна. Еще прежде, чем пруссаки увидели врага, уже верхушки деревьев, раздробленных ядрами, посыпались на них. Гром орудий страшно звучал в лесу. Трескучие, оглушительные удары звучали словно погребальные трубы. Выйдя из леса, пруссаки, идущие, подобно морской волне, среди порохового дыма, увидели совсем не победную сцену, а поле битвы, усеянное мертвыми и страшно изуродованными телами, корчившимися в крови. Не было больше гренадеров, с которыми пруссаки надеялись восторжествовать, армия Цитена была далеко, судьба ее была неизвестна, и враг стоял непоколебимо за своими смертоносными орудиями. Прусская артиллерия пыталась было пододвинуть свои пушки, но они не могли поспеть за быстро двигавшейся пехотой из-за частоколов, находившихся на пути; кроме того, упряжные лошади оказались убиты ядрами или искалечены, погонщики, не успевшие бежать, были убиты, а колеса и лафеты раздроблены. Несмотря на это, пехота произвела новую атаку с тем мужеством и порядком, которым так отличались пруссаки в поле. Австрийцы, ободренные поражением гренадеров, подошли вперед, но и они должны были отступить. Картечь страшно свирепствовала между пруссаками. Целые роты гибли. Ряды постоянно строились, чтобы восполнять пробелы. Старые офицеры падали, на их место становились молодые, побуждая ветеранов к мужеству своим примером; таким образом они все двигались вперед, взбирались на высоты и брали приступом батареи.
Но вскоре сцена изменилась. Почти вся прусская конница была еще позади и не могла поэтому прийти на помощь победоносной пехоте; орудия последней остались в лесу или лежали с раздробленными лафетами у опушки его. Даун воспользовался этим и повел свежие войска на поле битвы. Его кирасиры ударили на прусскую пехоту, устроив настоящую кровавую баню, и прогнали ее обратно в лес. Наконец прусская конница подоспела на помощь своим собратьям, но она приведена была в замешательство царившим тут смятением и рвом, делавшим невозможными все попытки построиться; австрийцы и ее отбили. Новая атака конницы была удачнее, причем кирасирский полк Шпаэна, предводимый великим знатоком маневра, полковником Дельвигом, обнаружил удивительную храбрость, один бросился навстречу неприятельской коннице, отбил ее и тогда обратился со своим убийственным делом против австрийской пехоты, привел последнюю в замешательство и увел несколько тысяч пленных. Между последними находился также полк императора. Вся австрийская линия была в опасности. Но тут подошла со всех сторон новая австрийская конница, и пруссакам пришлось отступить. Фридрих пытался еще раз атаковать со своей пехотой, но безуспешно. Наступила ночь, силы истощились, король был ранен, и битва, казалось, была совершенно проиграна. Даун отправил курьеров с этим известием в Вену; окруженные многими гонцами, трубившими в трубы, они совершили свой въезд в императорский город при криках радости народа, возвещая полную победу Сражение на этой части поля битвы можно охарактеризовать как неудачную и неуклюжую попытку Фридриха разгромить австрийцев, бросая свои постепенно подходившие войска, эшелон за эшелоном, по одной и той же дороге на одну и ту же сильно укрепленную позицию (Даун укрепил подходы к своему лагерю с тыла не хуже, чем с фронта). Все дело в том, что движение королевских войск задержалось, и лишь после полудня авангард пруссаков вышел на открытое место, находившееся близ Нейдена. Фридрих решил, что у него нет времени совершать марш далее влево и нащупывать фланг расположения австрийских войск в лощинах близ местечка Цинны; чтобы не оставить без поддержки Цитена, который, по его мнению, уже вступил в бой, Фридрих и начал свои самоубийственные атаки.

.
Но в книге судеб было записано торжество не Марии-Терезии, а Фридриха. Цитен со своей армией не бездействовал. Из-за неудач королевской армии план его битвы должен был стать иным; притом он имел перед собой большой корпус Ласси, состоящий из 20 000 человек. Наконец ему удалось преодолеть все препятствия и подойти на помощь королю На самом деле Цитен так и не решился атаковать Ласси, ограничившись артиллерийским обстрелом его позиций. Вместо этого он обошел позицию австрийского авангарда слева и атаковал сам лагерь австрийцев. Одна из его пехотных бригад взяла местечко Зюптиц, находившееся в глубине расположения войск Дауна, однако была отбита и понесла от картечного огня австрийцев большие потери. Тем не менее развернувшиеся батареи Цитена теперь могли обстреливать с тыла австрийские войска, бившиеся против корпуса Фридриха, и привели их в замешательство. Ниже Архенгольц описывает вторую атаку пруссаков на Зюптиц.

. Генерал Зальдерн понял, что все зависит от занятия Зюптицских высот; поэтому он не терял их из виду и подошел к пылавшей деревне Зюптиц. Подполковник Меллендорф, гвардеец, впоследствии губернатор столицы Меллендорф Рихард (1724–1816) – будущий прусский фельдмаршал, в 1794 г. возглавивший прусско-австрийские войска, сражавшиеся против Французской республики.

, посоветовал один маневр, который увенчался полнейшим успехом. Несколько батальонов продефилировало через деревню и начало штурм находившихся поблизости высот и большой батареи. Скоро им удалось овладеть ею. Остальные войска, притащившие руками свои орудия, последовали по этому пути славы, прикрываемые конницей. Тогда на этих высотах открылась неожиданно сильная канонада, увеличившая во тьме уже и без того сильное расстройство австрийцев.
В это время подошло несколько прусских отрядов левого фланга, построившихся в боевой порядок по мере возможности, причем трубачи их играли прусский марш, чтобы товарищи не ошиблись, приняв в глубокой темноте за неприятелей. Это подкрепление подвел генерал Гюльзен. Полководец этот, отличавшийся мужеством и большим патриотизмом, лишился всех своих лошадей, убитых ядрами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74