— заговорил он. — Пусть будет, как сказано.
— Великолепно! Так значит, я могу приниматься за работу.
— Можете, — отвечал пират и приготовился спуститься вниз, но тут же почувствовал себя в большом затруднении.
— Скажите, пожалуйста, — обратился он к своему архитектору, — не будете ли вы так добры оказать мне еще небольшую услугу?
— С удовольствием.
— Должен признаться, что, так как во время нашей беседы наступила ночь и стало темно, как у вас в аду, то я боюсь сломать себе шею, спускаясь вниз.
— Вы желаете отдохнуть?
— Да, я устал. Хочется уснуть.
— Так вы не беспокойтесь, нет ничего легче!
— Итак, завтра у меня будет замок?
— К восходу солнца он будет готов, я уже сказал вам.
— Благодарю. А теперь вы поможете мне?
— Разумеется! С удовольствием, только держитесь покрепче.
И дьявол схватил за хвост лошадь, на которую сел пират, несколько раз с силой повертел ее вокруг головы и, как камень из пращи, швырнул в пустоту.
Пирата несколько оглушила быстрота полета, но, несмотря на это, через несколько мгновений он целым и невредимым мягко коснулся земли как раз перед входом в свою палатку. Он немедленно слез с лошади и пошел к постели.
Его оруженосец ожидал его и помог освободиться от оружия.
С тяжелым сердцем завернулся суровый граф в одеяло. Напрасно смыкал он глаза, напрасно ворочался с боку на бок — сон не хотел спуститься к нему.
Его оруженосец, лежавший у входа в палатку, не спал также, но совсем по другой причине. Ему чудилось, что он видит, будто какой-то странный отблеск исходит из вершины скалы, будто он слышит удары молотов и звуки от тесания камней, скрип блоков и тысячи других звуков, как бы от работы великого множества каменщиков, плотников и кузнецов.
Бедный моряк, не зная чему приписать все то, что, ему казалось, он видит и слышит, тер себе глаза, чтобы удостовериться, что он не спит, затыкал пальцами уши, предполагая, что это может быть обман слуха, что у него в ушах звенит.
Наконец, когда никаких сомнений не могло уже и оставаться, он счел необходимым предупредить своего господина.
Но, как мы сказали, граф не спал, он поднялся и поспешно последовал за своим верным слугой. Надо заметить, что граф Этьен питал безграничное доверие к своему оруженосцу, который служил ему верой и правдой двадцать пять лет, почему он ни на минуту не поколебался рассказать ему обо всем, что произошло там наверху между ним и дьяволом и на какого рода условие он согласился, прибавив самым ласковым, заискивающим тоном, какой он только мог взять, что он надеется, оруженосец не допустит завтра его дочь к нему в палатку и вообще поможет ему выйти из затруднения.
После всего рассказанного и особенно после того, как его господин засвидетельствовал так явно свою уверенность в его верности и находчивости, оруженосец принял глубоко озабоченный вид. Он также любил своего графа, это было неоспоримо, не раз он рисковал за него своей жизнью. Но верный слуга был бретонец по происхождению, добрый католик, хорошо понимавший всю опасность попасть в когти сатаны и сообразивший, что прежде всего не следует входить завтра к графу в палатку ему самому.
После минутного размышления лицо его прояснилось, он вернулся к своей обычной беззаботности и смеясь отвечал своему господину:
— Идите спать, граф, утро вечера мудренее. Как бы то ни было, а черт не так хитер и страшен, как его малюют.
Пират, ободренный радостным видом своего оруженосца, почувствовал себя спокойнее, снова улегся в постель и не замедлил погрузиться в глубокий сон.
Всю ночь провел оруженосец в молитвах. Затем, когда заря занялась на востоке, он отправился к собачьей конуре, где, забившись в самый темный угол, издыхала старая, паршивая собачонка, вытащил ее, вернулся к палатке и, подняв полу ее, пустил туда бедное, еле дышавшее животное и стал ждать, что будет дальше.
— Что за черт принес тебя сюда, тьфу, проклятая собака, — воскликнул граф, пробуждаясь от глубокого сна и с гадливостью вскакивая с постели.
Ужасный порыв ветра потряс в это время палатку, послышалось страшное завывание, и собачонка исчезла. Обманутый дьявол унес свою скудную добычу.
Со своей же стороны он исполнил условие на совесть: на вершине скалы гордо возвышался замок в том самом виде, без малейших изменений, в каком еще вчера он существовал только на плане сатаны.
Граф был в восхищении и в тот же день перебрался на жительство в предназначенные для себя апартаменты.
Но с того времени одна мысль глубоко запечатлелась в уме графа — это то, что дьявол сказал ему о его собственной душе, и, не теряя времени, он решил немедленно заняться спасением души. Его первой заботой было основать город возле своего замка. Выгодными предложениями привлек он к себе множество искателей приключений. Затем он стал искать монаха, который смог бы отпустить ему все его многочисленные прегрешения и указал бы ему истинный путь ко спасению.
— И надо полагать, что он нашел такового, — добавил достойный францисканец, из уст которого мы выслушали эту легенду и который верил ей безусловно, — так как известно, что граф Этьен де Сурдис тихо почил в глубокой старости, завещав большую часть своего имущества духовенству, основав два монастыря, мужской и женский, и выстроив три церкви.
В конце концов, старый пират ловко провел врага рода человеческого, а достоуважаемый францисканец вынес отсюда мораль: истинный благочестивый католик и из общения с самим дьяволом почерпнет для себя указание ко спасению.
Мы слышали этот рассказ, когда в первый раз подъехали к Гальвестону, и, признаемся, когда перед нами открылся вход в Гальвестонский залив и изумленным взорам предстала эта отвесная, словно обтесанная с боков гранитная глыба и на ней высоко, словно ястребиное гнездо, обрисовывался замок, — признаемся, мы сами готовы были поверить легенде, так как решительно не могли объяснить, каким образом обычными средствами возможно было воздвигнуть эти грозные стены.
Вот этот-то замок, превращенный с течением времени в настоящий укрепленный форт, получивший название форта Пуэнте, и предстояло Ягуару захватить внезапной атакой.
Предприятие казалось страшно трудным, скорее невозможным, самая мысль о нем могла зародиться только в такой безрассудно смелой голове, как у молодого вождя техасцев.
Ночь была темная, тяжелые грозовые облака тянулись по небу, временами сквозь густой их покров пробивался мутный свет.
Заговорщики шли по безмолвным улицам города, как толпа призраков. Они шли всевозможными закоулками, стараясь сбить с толку шпионов, которые могли следить за ними во мраке, соблюдая полнейшую тишину и положив руки на курки карабинов. Так они дошли до берега моря, никто не остановил их, никто даже не встретился.
Они вышли к небольшой бухте с отлого уходившим в воду песчаным берегом, окруженной со всех сторон отвесными скалами.
Здесь они по команде Ягуара остановились.
Молодой вожак собрал вокруг себя своих товарищей. Отсюда начиналась самая трудная часть экспедиции, и потому он счел необходимым обратиться к ним с такой речью:
— Друзья, — тихо начал он, — мы идем к форту при входе в залив. Требуется взять его до восхода солнца. Выслушайте меня внимательно, запомните каждое мое слово, вникните во все, что я буду говорить вам, дабы во время атаки не произошло какого-либо недоразумения. В том положении, в каком мы находимся, всякое недоразумение не только грозит гибелью нам самим, но оно лишает плодов усилий и отваги других наших товарищей, которые сейчас также со своей стороны приводят в исполнение безумно смелые дела, составляющие отдельные части одного общего хорошо рассчитанного плана.
Заговорщики теснее сплотились вокруг Ягуара, чтобы лучше слышать его слова.
Морские валы с глухим шепотом замирали в песке у его ног, далеко в море на гребнях волн показались белые барашки. Природа готовила бурю.
Ягуар продолжал:
— Форт при входе в залив слывет неприступным, но с вашей помощью, друзья, надеюсь, мне удастся лишить его этой славы. Благодаря убеждению, которое составили себе мексиканцы о его неприступности, они держат там ничтожный гарнизон, считая, что форт не может быть взят уже из-за одного своего расположения, если только не произойдет измены. Гарнизон в настоящее время состоит из тридцати человек под командой одного поручика. Если мы не сможем подойти к ним вплотную, то эти силы неодолимы для нас. Если же нам удастся схватиться с ними врукопашную, то победа, конечно, будет на нашей стороне. Как достигнуть последнего, как войти в крепость, чтобы заставить гарнизон сразиться с нами в штыки? Со стороны суши скала так крута, что взобраться по ней хотя бы до половины высоты нет никакой возможности, единственная же тропа, высеченная в камнях, узка и охраняется такими баррикадами, что также недоступна для нас. Следовательно, нечего и думать о нападении с суши. Остается море. Если мы сумеем достигнуть узкой песчаной отмели у подошвы скалы, которая обнажается на один час во время отлива, то весьма возможно, что мы осуществим задуманное, так как никому в форте и в голову не придет, чтобы кто-нибудь решился в такую ночь напасть на него с моря. Но это еще не все, нам необходимо достигнуть отмели сейчас. Начинается отлив, через час коса, о которой я говорю, начнет обнажаться. Момент теперь самый благоприятный. Вот что нам надо сделать.
Заговорщики теснились вокруг своего вождя, внимая каждому его слову. Они понимали, что вопрос идет о жизни и смерти.
— Но, друзья, — продолжал Ягуар, — у нас нет никакого суденышка, чтобы достигнуть подошвы скалы, да если б оно и было, едва ли оно принесло бы нам пользу, так как удары весел и стук уключин предупредили бы врага, возбудили бы в нем подозрение и открыли бы наше присутствие. Нам приходится, таким образом, совершить предстоящий путь вплавь. Но этот путь длинен — около лье, течение быстро, а нам придется плыть против него. Море бурно, и ночь, ко всему этому темна. Я уже не говорю о том, что при этом мы можем встретиться с акулами и тинторерами . Итак, вы видите, друзья, что предстоит нам. Конечно, не все мы достигнем отмели, некоторые из нас больше никогда уже не увидят солнечного света. Но неужели может что-либо остановить нас, если только есть хотя бы малейшая надежда на успех? Вы все храбры; я предпочитаю объяснить вам всю опасность, чтобы вы могли смело взглянуть ей в лицо, оценить ее, не обманываясь. Сознание опасности уменьшает ее наполовину.
Несмотря на свою храбрость, заговорщики почувствовали, что в их сердца проникает ужас, но никто из них не колебался. Все они беззаветно жертвовали своей жизнью, да, кроме того, отступать было уже поздно — слишком далеко зашли они, приходилось любой ценой идти вперед.
К чести заговорщиков, мы должны прибавить, что из всех опасностей, которые словно бы с наслаждением перечислял Ягуар, их действительно страшило только одна — встреча с тинторерой.
Поясним читателю в двух словах, что это за существо, при одном упоминании о котором у самого храброго моряка с берегов Мексиканского залива начинают бегать мурашки по коже.
Мексиканские воды, особенно ближе к берегам, кишат опасными рыбами и между ними первое место принадлежит тинторере. Как ни страшна акула, мексиканские ловцы жемчуга, по большей части индейцы, не обращают на нее никакого внимания и в случае нужды храбро сражаются с ней. Тинторера же — особый вид акулы, по величине больше обыкновенной, получившая свое название из-за одной особенности, обнаруживающей ее присутствие на большом расстоянии .
Из желез около пасти тинтореры выделяется клейкая жидкость, покрывающая все ее тело. Так как эта жидкость обладает фосфоресцирующими свойствами, то ночью благодаря этому тинторера светится, как гигантский электрический скат. Это явление особенно заметно в грозовые ночи и вообще — тем яснее, чем мрак гуще. В иные осенние ночи, когда не видно ни зги, светящиеся тинтореры, быстро проносясь в морской глубине и оставляя блестящий след, представляют волшебное зрелище. Нам думается, что страх перед тинторерой объясняется именно этим светом, поражающим воображение суеверного мексиканского населения, так как сама тинторера слепа и потому не может бросаться на добычу, руководясь зрением.
Кроме того, другие акулы, хватая добычу, переворачиваются на бок, тогда как тинтореры должны переворачиваться на спину и выставлять из воды все брюхо.
Между мексиканскими ловцами жемчуга, индейцами и метисами многие совсем не боятся тинтореры и по ночам смело нападают на нее и убивают.
— Теперь, — вновь начал Ягуар, дав своим товарищам несколько минут на размышление, — нам надлежит окончательно определить план действий. Слушайте меня. Мы хотим захватить гарнизон врасплох. Оставим поэтому огнестрельное оружие здесь, оно будет нам не только бесполезно, но и может повредить, если произойдет какой-нибудь случайный выстрел. Затем нам следует снять куртки, рубашки и башмаки и в качестве единственного оружия взять с собой только кинжалы. Этого будет достаточно, остальное может только стеснить нас.
Мрак сгущался все сильнее. Море грозно шумело, порывистый юго-восточный ветер завывал в расселинах скал, буря все близилась, было самое удобное время для того, что требовало для своего совершения мрака, тайны.
Когда прошли первые минуты колебания, заговорщики, словно наэлектризованные твердой, решительной речью своего вожака, отважно решились идти навстречу своей судьбе. Они оставили свое оружие, разделись и выстроились на песке, ожидая команды броситься в море.
Ягуар нахмурился и оставался несколько минут недвижим, размышляя о той громадной ответственности, которую он берет на себя, обрекая почти на верную смерть стольких людей, взирающих на него с такой надеждой, с такой верой в то, что он даст им столь желанную ими свободу и откроет дорогу к счастью. Наконец он сделал над собой усилие, глубоко вздохнул и обвел взглядом своих покорных товарищей, ожидавших его приказания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42