На эти должности попадали обыкновенно люди, прошедшие огонь, воду и медные трубы. В конце концов они превращались в каких-то полуодичавших кентавров, так как вся их жизнь протекала на коне, в переездах из одного конца громадного имения в другой.
Асиенда дель-Меските была построена в предгорьях и господствовала над входом в горные проходы. Отсюда — ее чрезвычайно важное значение для обеих враждовавших в Техасе сторон. Это одинаково хорошо понимали как вожди инсургентов, так и мексиканские генералы. После поголовного уничтожения отряда, который вел капитан Мелендес, генерал Рубио поспешил разместить на асиенде дель-Меските сильный гарнизон. Старый участник борьбы за освобождение Мексики, привыкший к постоянным выступлениям народа, который хочет быть свободным, генерал Рубио понял, что ему приходится иметь дело с революционным восстанием, а не с простым бунтом, так как инсургенты беспрестанно в течение десяти лет, казалось, рассеиваемые, вновь возрождались из пепла еще более ожесточенными, воодушевленными, крепкими, смело шли грудью на неумолимые пули своих притеснителей.
Он понимал, что население только и ждет хотя бы слуха об успехе, даже сомнительном, чтобы поголовно подняться и присоединиться к этим смелым повстанцам, которых враги клеймили именем пограничных бродяг, но которые были на самом деле застрельщиками революции и убежденными предвозвестниками святого и правого дела.
Вовсе и не думая обращаться к капитану Мелендесу с упреками, которых, как генерал Рубио хорошо знал, тот и не заслужил, он утешал его и выхлопотал даже перед президентом республики вполне заслуженный им чин полковника.
— Вам следует отомстить за потерю серебра, полковник, — сказал ему несколько дней спустя генерал Рубио. — Ваши новые эполеты еще не видали огня, я хочу доставить вам случай дать им крещение в неприятельской крови.
— Вы хотите удовлетворить мое самое горячее желание, генерал, — отвечал молодой полковник. — Успех опасного предприятия, которое вы желаете поручить мне, смоет позор моего поражения.
— Нет никакого позора быть побежденным так, как вы, полковник, — с улыбкой заметил генерал. — Война — это есть игра, в которой счастье нередко выпадает слабейшему, но не будем приходить в отчаяние от этого ничтожного удара. Надо умерить пыл этих петухов, а то они теперь расходились, их опьянил случайный успех и они воображают, что мы окончательно устрашены и растерялись от их победы.
— Будьте уверены, генерал, что я, насколько хватит сил моих, буду верным исполнителем ваших намерений. Куда бы вы меня ни назначили, пусть убьют меня, но я не отступлю.
— Друг мой, военачальник должен оставить эти пустые, хотя и громкие слова, они хороши для простого солдата, но не приличествуют тому, кому поручена жизнь многих людей и кто должен сохранять ее. Не забудьте, что вы голова, а не руки.
— Я буду благоразумен, генерал, насколько это позволит мне честь моя.
— Конечно, полковник, большего я и не требую от вас.
Дон Хуан молча наклонил голову.
— Дело вот в чем, — вновь начал генерал, — эти разбойники, вы говорите, люди с головой?
— Даже очень, генерал. Они знают до тонкости партизанский способ ведения войны, хладнокровие и отвага их просто изумительны.
— Тем лучше, тем больше славы для нас победить их. К сожалению, они ведут войну совсем как дикари, без пощады вырезая всех солдат, которые попадают к ним в руки — по крайней мере, вы сами можете засвидетельствовать это, так как испытали это на деле.
— Вы ошибаетесь, генерал; кто бы ни были эти люди и каково бы ни было то дело, за которое они бьются, я считаю себя обязанным сказать вам, что на них клевещут, о них следует думать иначе. Схватка произошла только после того, как я несколько раз и решительно отказался сдаться, их предводитель предлагал мне даровать жизнь еще в тот самый момент, как я катился с ним к пропасти, разверзшейся под нашими ногами. Когда я сделался их пленником, они возвратили мне шпагу, дали мне лошадь и проводника, который проводил меня на расстояние выстрела до ваших аванпостов, — вот как вели себя эти люди, которых всюду считают кровожадными.
— Нет… конечно… — заговорил генерал, — я рад, впрочем, что вы воздаете должное врагу.
— Я говорю только то, что было.
— Да и это плохо для нас — они, значит, считают себя достаточно сильными, чтобы действовать таким образом. Это великодушие привлечет в их ряды многих сторонников.
— Я боюсь этого.
— Я также; но это не важно, надо действовать решительно, так как если не принять сейчас же мер, то даже камни в этой стране, которые еще признают наше господство, поднимутся и прогонят нас и даже земля загорится под ногами нашими, так что нам придется бежать перед толпами недисциплинированных, плохо вооруженных пастухов, которые будут нас поражать подобно мошкаре.
— Я жду ваших приказаний, генерал.
— Достаточно ли вы отдохнули, чтобы сесть немедленно же на коня и отправиться в путь?
— Вполне.
— Отлично. Я приказал тремстам людям, пешим и конным, приготовиться выйти в поход. Пешие сядут на крупы лошадей, чтобы не замедлять марша. Требуется раньше инсургентов достигнуть асиенды дель-Меските и укрепиться в ней.
— Я достигну ее.
— Ну конечно. С вами отправятся два орудия горной артиллерии, этого достаточно, так как мне известно, что на асиенде есть шесть орудий в удовлетворительном состоянии. Но вам может не хватить провианта, поэтому захватите его с собой дней на пятнадцать. Необходимо, чтобы асиенда, чего бы это ни стоило, продержалась пятнадцать дней и отразила все приступы неприятеля.
— Она продержится, клянусь вам, генерал.
Генерал приблизился затем ко входу в палатку, поднял полу и крикнул:
— Позовите сюда офицеров, назначенных идти с отрядом.
Минут через пять офицеры вошли в палатку; их Было девять человек: два кавалерийских капитана, два пехотных, капитан, поручик и альферес при артиллерийских орудиях.
Генерал окинул испытующим взглядом этих людей, молча и неподвижно стоявших пред ним.
— Господа офицеры, я выбрал вас из числа других офицеров моей армии, так как уверен, что вы не только храбры, но и опытны в делах такого рода, для которого я вас назначаю. Под началом полковника дона Хуана Мелендеса де Гонгора вы должны исполнить поручение чрезвычайной важности, которое я не решился бы дать другим, чья самоотверженная любовь к отечеству была бы мне не столь хорошо известна. Поручение это принадлежит к числу самых опасных. Я надеюсь, что вы выполните его как надлежит храбрым людям и вернетесь со славой.
Офицеры наклонили головы в знак признательности за оказываемое им доверие.
— Помните, что вы обязаны подавать солдатам пример подчинения и дисциплины. Слушайтесь полковника, как самого меня, во всем, что он вам прикажет, имея в виду успешное исполнение порученного дела.
— Мы не могли бы и желать лучшего начальника, чем вы, ваше превосходительство, изволили выбрать для нас, — отвечал один из капитанов, — под его началом мы совершим чудеса.
Генерал милостиво улыбнулся.
— Я уверен в вашей преданности и в вашей отваге. А теперь — на коней, нечего терять времени, через десять минут вы должны покинуть лагерь.
Офицеры откланялись и вышли. Дон Хуан хотел последовать за ними.
— Постойте, полковник, мне надо сказать вам напоследок несколько слов.
Дон Хуан приблизился.
— Постарайтесь укрепиться на асиенде. Если вас осадят, не спешите освободиться от осады этими мелкими вылазками, которые никогда не приносят существенной пользы, но часто ставят на карту судьбу всего гарнизона. Довольствуйтесь тем, чтобы успешно отражать приступы, более всего дорожа солдатами, и по возможности экономьте боеприпасы. Как только я приведу в исполнение все задуманные мною меры, я сам пойду к вам на помощь. Необходимо только, чтобы вы во что бы то ни стало продержались до того времени.
— Я уже сказал вам, что продержусь, генерал.
— Я уверен в этом. А теперь, мой друг, на коня и счастливого пути!
— Благодарю вас, генерал.
Полковник откланялся и вышел, чтобы стать во главе отряда, выстроившегося неподалеку и ожидавшего лишь его, чтобы двинуться в путь. Генерал остановился у входа в палатку и следил за отправлением.
Дон Хуан сел на коня, обнажил шпагу и, обернувшись к отряду, скомандовал:
— Смирно!.. — и через полминуты: — Вперед!.. — Отсалютовав генералу шпагой, он круто повернул коня и поехал вперед. За ним стали вытягиваться длинной цепью всадники, привычные кони тяжело ступали под удвоенной ношей, застучали орудия. Отряд грозной, могучей змеей стал извиваться по узкой горной тропе и спускаться в лощину, исчезая из виду в быстро сгущавшихся сумерках.
Генерал остался один на пороге палатки, пока не замолк последний, уже чуть слышный грохот орудий. Затем он в глубоком раздумье повернулся, вошел в палатку и тихим печальным голосом заговорил сам с собою:
— Я ведь послал их на верную смерть — сам Бог помогает нашим врагам.
Старый солдат в смущении покачал несколько раз головой, грузно опустился в походное кресло, закрыл руками лицо и погрузился в тяжелые думы.
Между тем отряд продолжал быстро продвигаться вперед. Благодаря принятому у мексиканцев обычаю сажать пехоту на крупы лошадей позади седоков, войска их совершают переходы с изумительной быстротой, тем более, что американские лошади чрезвычайно выносливы и совсем не знают усталости.
Жители Центральной Америки вообще не особенно ухаживают за своими лошадьми. Во внутренних провинциях государства лошадь, какова бы ни была погода, проводит ночь на открытом воздухе. Каждое утро она получает полагающуюся ей порцию корма и часто по четырнадцать — шестнадцать часов проводит в пути без малейшей остановки и даже без воды. При наступлении ночи с нее снимают седло, узду и предоставляют ей добывать пищу как ей заблагорассудится. В пограничных местностях, где нужно остерегаться краснокожих, чрезвычайных любителей лошадей и замечательных конокрадов, принимают на ночь некоторые меры предосторожности: лошадям спутывают передние ноги и заставляют пастись внутри лагеря, где они питаются ползучими растениями, молодыми побегами деревьев, а к утру им подсыпают немного маиса, причем последнего — с крайней экономией.
Несмотря на такое суровое обхождение и небрежность ухода, мексиканские лошади, повторяем, крепки, красивы, умны и ласковы и обладают чрезвычайно быстрым ходом.
К утру полковник Мелендес оказался вблизи от асиенды. Всю ночь отряд его шел форсированным маршем. Быстрым взглядом окинул он расстилавшуюся равнину — она была пуста.
Асиенда дель-Меските поднималась, как орлиное гнездо, на вершине холма, склоны которого круто ниспадали в долину. Взять ее приступом было чрезвычайно трудно.
Стены ее потемнели от времени, по углам возвышались башни, из которых грозно торчали пушки, что придавало этой солидной постройке вид настоящей крепости.
Мексиканцы ускорили и без того уже быстрый ход своих коней. Они хотели достигнуть ворот асиенды прежде, чем их могли оттуда заметить и выйти навстречу. Вид, открывавшийся на долину при восходе солнца, был чудесный.
Высокие зубчатые стены асиенды тонули в поднимающемся тумане; темные лесистые склоны открывались в отдалении и незаметно переходили в крутые предгорья Скалистых гор; узкая речка серебряной лентой капризно извивалась по долине; над целым морем травяной растительности островами возвышались кое-где рощи дубов, буков, каштанов, перувианской акации, и в чаще их пробуждалась дневная жизнь — заливались проснувшиеся птички, греясь в лучах утреннего солнца, кое-где мирно пасся без присмотра скот. Все дышало миром, радостью и счастьем.
Мексиканцы достигли наконец асиенды, ворота которой открылись перед ними только тогда, когда обитатели ее убедились вполне, что пришли действительно друзья. На асиенде уже знали о всеобщем восстании населения, вызванном удачным захватом каравана с серебром. Вследствие этого мажордом, который в отсутствии владельца асиенды, дона Иларио де Вореаль, заменял его, принял все зависящие от него меры.
Этот мажордом, которого звали дон Фелисио Пас, был человек не старше сорока пяти лет, высокого роста, хорошо сложенный, бодрый, с энергичными чертами лица, блестящими глазами, молодцеватый, ловкий и неутомимый. Все в нем говорило, что он самой природой предназначен для исполнения тяжелых обязанностей, связанных с его должностью.
Этот мажордом лично появился у ворот асиенды, чтобы принять мексиканский отряд. Поздравив полковника со счастливым прибытием, он доложил ему, что, узнав о всеобщем восстании в провинции, он собрал внутри асиенды почти весь скот, вооружил людей и привел в порядок пушки на угловых башнях.
Полковник одобрил принятые меры, расположил своих солдат в помещениях для конюхов и пастухов, расставил часовых и в сопровождении мажордома самым внимательным образом стал знакомиться с внутренним расположением крепости.
Дон Хуан Мелендес хорошо знал беззаботность и лень своих сограждан и потому предполагал найти асиенду в запущенном состоянии, но ошибся. Это громадное владение находилось на границе обитания оседлого населения, далее начались земли краснокожих, по которым беспрестанно бродили разбойничьи шайки. Все это заставляло управляющего самым внимательным образом следить за всем ходом дел, не давая ничему прийти в упадок, и особенно заботиться о хорошем состоянии средств защиты. Эта предусмотрительность принесла теперь должные плоды, так как, судя по всему, асиенде суждено было в описываемое время выдержать суровую осаду.
Полковник весьма мало изменил в распоряжениях мажордома, он велел только срубить несколько групп деревьев, которые, вследствие своей близости к асиенде, могли бы служить надежной защитой для неприятеля во время приступа и мешать ведению артиллерийского огня.
У всех ворот асиенды были возведены по его приказанию баррикады из бревен, а вне крепости он заставил всех способных к работе людей вырыть ров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42