Значит, вся доктрина пошла прахом? Значит, национальная идея обернулась просто временной демонстрацией этой идеи? Демонстрация! Вот точное слово, определяющее политическую сущность программы «Аполлон». Я долго искал в различных источниках подтверждений подлинности своей находки и нашел. Французская «Монд» писала: «Соединенные Штаты нуждались в этой демонстрации в момент, когда во Вьетнаме, на Кубе, в партизанских джунглях Латинской Америки, в негритянских гетто и даже университетах брошен непосредственный вызов системе ценностей, на которой они строили свое могущество». Безусловно, существовал пример для подражания в сфере техники, но переложить его автоматически на сферу всей жизни, что требовалось, из-за чего и копья ломались, было очень трудно. Английский «Обсервер» писал, что ни один здравомыслящий человек не может поверить, будто неприсоединившиеся страны «всем скопом бросятся под сень флага Соединенных Штатов, как только на Луне высадится первый американец». Кеннеди хотелось, чтобы мир аплодировал Америке, ее образу жизни, ее морали и правопорядку. А мир аплодировал техническому совершенству и самоотверженности, гигантской работе сотен тысяч людей, аплодировал конкретным смельчакам: Армстронгу, Конраду, Скотту, Шепарду, Янгу, Сернану.
Обычно техника устаревает раньше, чем идеи. Но в «Аполлоне» идеи, породившие его, устарели раньше техники: ни одного здравомыслящего человека невозможно было убедить в том, что совершенство техническое идентично совершенству социальному, хотя за несколько лет до Джона Кеннеди в том же самом нас постоянно убеждал Никита Хрущев.
Сернан оставил на Луне символический камень, сплавленный из образцов разных лунных экспедиций. Камни Луны сплавить удалось, но нельзя сплавить в единый монолит все итоги полетов «Аполлонов» – они несоединимы, потому что наука и политика плохо сплавлялись и в тиглях средневековых алхимиков, и в невесомости орбитальных станций. Сернан еще летел к Земле, мечтая встречать со своей дочкой Санта-Клауса, когда газета «Нью-Йорк таймс» писала о нем, его товарищах и его времени: «В момент возвращения астронавтов Юджина Сернана, Гаррисона Шмитта и Рональда Эванса условия на земном шаре сильно отличаются от того, что мы наблюдали в 1961 году. Если программа «Аполлон» породила у нашего народа чувство единства, он утратил его в результате острых споров, вызванных вьетнамской войной. А то чувство удовлетворения, которое американцы испытывали от соревнования с русскими, уже давно притуплено сближением с Москвой и неизбежным появлением в результате многократного повторения на кораблях «Аполлон» такого чувства, что все это уже давно знакомо».
«Аполлон» достиг Луны, но не достиг цели.
Давайте будем уповать на то, что человеческая память обладает прекрасным свойством забывать все глупое и грустное и сохранять в себе добро. Я уверен, что «Аполлон» пройдет это очищение временем и навсегда останется в памяти людей как дерзкий и прекрасный вызов бесконечности космоса.

Послесловие. Рукопожатие на орбите

В конце 1975 года американцы писали о том, что «можно только гадать, в какой степени «Аполлон» способствовал появлению теперешней атмосферы разрядки». Гадать вряд ли стоило. Думается, что все-таки не «Аполлон» сыграл главную роль в некоторых потеплениях советско-американских отношений в определенный период «царствования» Брежнева, особенно заметный после гневливой непререкаемости Хрущева. Но советско-американское сотрудничество в космосе обязано «Аполлону» уже хотя бы потому, что он существовал реально и был единственным космическим кораблем США, который мог такое сотрудничество воплотить в жизнь технически.
Сейчас, когда все эти события поросли травой забвения, они не перестали оставаться частицей проклятой нами истории, которую мы знать обязаны, чтобы не впасть в другую крайность и вновь оказаться «Иванами, не помнящими родства». Вглядываясь из нашего исторического далека, листая уже пожелтевшие бумаги, невольно раскладываешь их на три кучки и без газетной спешки, не склонной к анализу, видишь три этапа экспериментального проекта «Аполлон» – «Союз» (ЭПАС). Каждый из них труден по-своему, и ни один последующий не мог бы существовать без предыдущих.
Самое знаменательное, что американцы говорили об ЭПАС не только как об интересном научно-техническом эксперименте, но и как о событии, открывающем новую эпоху в космонавтике, а, следовательно, и в истории человеческой цивилизации в целом. «Аполлон» еще не приводнился, а уже писали: «Эта экспедиция займет в истории такое же место, какое в ней отведено первому полету человека в космос и первой его посадке на Луне. Ибо, несмотря на то, что соглашение, приведшее к ЭПАС, предусматривает осуществление лишь одного полета, трудно себе представить, чтобы успешное выполнение этой задачи могло бы быть не только началом, но и концом сотрудничества США и СССР в области космических исследований».
Итак, три этапа: прошлое – настоящее – будущее.
Идея соединения человеческих усилий для достижения единой цели в космосе столь очевидна и логична, что отыскать в прошлом тот первый намек, первое слово, с которого началась история ЭПАС, довольно сложно. Американцы в Хьюстоне показывали мне авиационный справочник за 1937-1965 гг., где действительно указывалось, правда, безо всяких на то оснований и ссылок, что СССР и США проектируют совместные спасательные операции в космосе. Я, в свою очередь, напомнил, что еще за полвека до этого фантазия К.Э.Циолковского отправила в межпланетный полет русского, американца, немца, француза, англичанина и итальянца. В те годы, кажется, так безмерно отдаленные от спутников и космических кораблей, К.Э.Циолковский, словно заглядывая в знойное лето стартов ЭПАСа, писал: «Человечество приобретает всемирный океан, дарованный ему как бы нарочно для того, чтобы связать людей в одно целое, в одну семью...» Как видите, назвать некоего конкретного «изобретателя идеи» ЭПАС куда труднее, чем найти изобретателя звонкого названия «Аполлон», несмотря на то, что ЭПАС – это тоже история современности.
Идея носилась в воздухе, и носилась давно. История же конкретных документов по этому вопросу восходит к времени первых спутников. 15 марта 1958 года Хрущев высказал свои предложения о сотрудничестве в космосе и внес 7 и 18 ноября того же года проекты советских резолюций по тому же вопросу на обсуждение XIII сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Мы, напомню, уже запустили к этому времени первый спутник и Лайку, и Никита Сергеевич, сидя, что называется, «на коне», мог позволить себе этакий широкий жест, хотя документы состояли в основном из звонких, но общих фраз. Они были отвергнуты Соединенными Штатами, которые посчитали себя уязвленными, поскольку эти предложения не обеспечивали сколь-либо достойного их влияния в тех международных рабочих органах, которые должны были проводить в жизнь решения ООН. В декабре 1959 года то же самое повторилось вновь.
Различные формы широкого международного сотрудничества, в том числе и двусторонние соглашения между США и СССР, не могли появиться на свет сами по себе, в отрыве от всех других более общих и важных международных проблем, таких, скажем, как проблема разоружения. ЭПАС проклюнулся, когда наступило некоторое общее временное потепление. Джон Кеннеди не мог думать серьезно о сотрудничестве в космосе, потому что не мог пока отыскать приемлемого для него пути сотрудничества на Земле. В нашей стране это был очень популярный человек. А почему – непонятно. Ну не только же за внешность! Что же касается его политики по отношению к нам, ее никак нельзя назвать не только дружелюбной, но даже последовательной. Например, утром 21 февраля 1962 года Кеннеди подписал ответное письмо на поздравление Советского правительства в связи с успешным завершением полета Джона Гленна и в этом письме выражал надежду, что советско-американское сотрудничество принесет хорошие плоды, а вечером того же самого дня, выступая на пресс-конференции, подвергал сомнению возможность такого сотрудничества.
И так бывало не один раз. Но бывало и другое, о чем тоже не надо забывать.
В американской литературе по проблемам сотрудничества в области освоения космического пространства очень часто вспоминают выступление президента Д.Кеннеди в ООН, посвященное этому вопросу. Правда, рассказывают, что за два дня до этого выступления он обсуждал со своими экспертами возможность организации совместной советско-американской экспедиции на Луну. Идея была расценена как явно утопическая. Выдвигая в ООН предложения о советско-американском сотрудничестве, Кеннеди не мог не понимать, какую реакцию вызовут они в правительственных кругах США. И реакция эта известна: речь в ООН была объявлена подрывающей «первенство и приоритет» США, бюджет НАСА был сокращен на 600 миллионов долларов, палата представителей приняла постановление, запрещающее использовать хотя бы один цент для организации лунной экспедиции в сотрудничестве со странами коммунистического лагеря. «Решение палаты представителей, – пишет Ю.Н. Листвинов в уже цитируемой мною книге, – было недвусмысленным предупреждением, что дальнейшее отступление от курса «холодной войны» может дорого обойтись ему (Кеннеди. – Я.Г. ) на предстоящих президентских выборах 1964 года».
«Конструкторам и инженерам, работающим над проектом «Аполлон», – писал английский еженедельник «Нью сайентист» в марте 1965 года, – идея полета на Луну в этом десятилетии на космическом корабле, сконструированном совместно Россией и Америкой, всегда казалась карикатурной». ЭПАС не мог появиться в небе «холодной войны», хотя слов о сотрудничестве и в те годы произносилось немало. Но слова с обеих сторон расходились с делами, пожелания – с жизнью. Слова были просто «обязательным ассортиментом» трибунных выступлений, иллюстрирующих их смелость и активность. Я мог бы привести десятки цитат из речей Хрущева, но раз книжка «американская», не будем трогать Никиту Сергеевича. В сентябре 1969 года сенатор Уильям Проксмайр предложил включить в экипаж одного из «Аполлонов», который в ближайшее время готовится лететь на Луну, советского космонавта, что позволило бы придать исследованиям Луны интернациональный характер и снизить колоссальные расходы. Когда же советско-американский полет начал воплощаться в жизнь, тот же Проксмайр выступил с критикой программы ЭПАС.
Гораздо более последовательную политику всегда занимали американские астронавты. Патриотизм и верность идеалам родины не ослепляли этих людей, лучше других понимавших, что сотрудничество в космосе совершенно необходимо. Когда разговор об этом зашел после возвращения с Луны «Аполлона-16», Джон Янг ответил, что он готов выучить русский язык, чтобы преодолеть «языковой барьер», и уверен, что Дьюк и Маттингли тоже готовы сделать это.
– СССР, США, Франция и другие страны, которые уже сегодня ведут широкие космические исследования, должны объединить свои усилия, – говорил Чарльз Конрад. – Надо постигать космический океан и идти дальше, за Луну. Одна страна это сделать не в состоянии. Хотя стоимость полученных знаний постоянно увеличивается, человечество всегда будет стремиться получать их любой ценой. Для этого, вполне естественно, людям надо объединиться...
О сотрудничестве между США и СССР в разные годы говорили и писали Нейл Армстронг, Фрэнк Борман, Джозеф Кервин, Майкл Коллинз, Гордон Купер, Юджин Сернан, Дэвид Скотт и другие астронавты.
Да, идея сотрудничества давно носилась в воздухе. О совместных полетах говорили и в Звездном городке, и в Хьюстоне. «Нью-Йорк таймс» в марте 1970 года упрекала президента Никсона за «ограниченные возможности для совместных проектов с другими странами» и утверждала, что истинного прогресса в космонавтике «можно достичь лишь путем переговоров с Москвой». Еще до этого начался обмен письмами о сотрудничестве в космосе между президентом Академии наук Мстиславом Келдышем и генеральным директором НАСА доктором Томасом Пейном, 24 апреля 1970 года в Нью-Йорке Пейн беседовал на эту тему с советским академиком Анатолием Аркадьевичем Благонравовым. Вот тогда-то и зашел разговор о новом стыковочном узле и проблеме спасения в космосе. Хотя идея и висела в воздухе, разговор в Нью-Йорке возник не случайно: ровно за неделю до этого спасательное судно «Айво Джима» выловило в Тихом океане экипаж «несчастливого» тринадцатого «Аполлона».
То, что два эти события связаны, подтверждает и доктор Гленн Ланни, технический директор ЭПАС с американской стороны, который, как вы помните, в то время руководил работами по спасению Ловелла и его товарищей:
– О возможной помощи Советского Союза, – рассказывал в Хьюстоне Ланни, – я думал в один из самых критических моментов в программе «Аполлон». Космический корабль «Аполлон-13» находился за сотни тысяч миль от Земли, когда взорвались кислородные баки в жилом отсеке... Увы, в тот драматический момент мысль о чьей-либо помощи я отбросил сразу же после того, как она возникла. Как инженер, я знал, что все эти годы наши страны проектировали и строили космические корабли и стыковочные устройства по-разному. У вас была одна система, у нас другая...
Безусловно, несчастье с «Аполлоном-13» явилось своеобразным психологическим толчком для американцев навстречу совместной космической программе. Но ведь и до и после этого трагического события возникали ситуации, когда вопрос о возможности прийти на помощь людям, летавшим в космосе, выглядел весьма насущно. Достаточно вспомнить полет «Джемини-8», когда этот космический корабль потерял управление, но, к счастью, смог совершить аварийную посадку в Тихом океане. Или эпизод завершения работы на «Скайлэбе», когда после 84-дневного пребывания на орбите на транспортном «Аполлоне» не включился после команды астронавта Джеральда Карра главный двигатель.
– У нас упало сердце и глаза вылезли из орбит, – рассказывал потом Карр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33