С помощью членов этого кружка он составил «Опыт программы чтения для народа», напечатанный в «Русском богатстве» (1889 г.). Тогда же началась и переписка Рубакина с читателями, давшая ему огромный материал для дальнейшей разработки и составления народных научно-популярных книжек. В том же, 1889 году Рубакин установил связи с рядом лиц, занимавшихся народным образованием, – Бернардом Эрнестовичем Кетрицем, Александрой Михайловной Калмыковой, Сергеем и Федором Ольденбургами, с которыми он учился в университете.
В этот период Рубакин находился под неусыпным наблюдением департамента полиции, о чем говорит следующий документ: «Обширная переписка с лицами, проживающими во всех концах империи, притом в большинстве политически неблагонадежными, рисует его как личность крайне деятельную, принимающую на себя поддержку нарождающихся в разных местах кружков для чтения и библиотек, в которые им посылаются книги тенденциозного содержания, преимущественно популярного изложения. Вместе с тем, как видно из содержания адресуемых ему писем (переписка Рубакина тщательно вскрывалась полицией. – А.Р.), Рубакин, пользуясь своими связями и знакомствами, устраивает на учительские места рекомендованных ему лиц либерального и даже противоправительственного образа мыслей, преподает советы и указания по вопросам систематического чтения, рекомендуя при этом приобретать такого характера сочинения, как произведения Маркса, Минье „История французской революции“, Лавеле „Социализм“ и т.д. Независимо от сего Рубакин лично и при участии других лиц (О.Поповой и др.) занимается издательской деятельностью, содействует появлению в свет переводов сочинений в высшей степени тенденциозного направления...» (Это относится к 1892 – 1898 годам.)
Вероятно, в то время мой отец еще был достаточно наивен и не предполагал, что вся его переписка вскрывается полицией. Но зато теперь это дало возможность восстановить некоторые его письма той эпохи, которые отражают его взгляды и его отношение к политическим событиям. Приведем его письмо к одной знакомой, найденное в копии в архивах департамента полиции: «(Петербург, 29 ноября 1892 г.) Теперь в Питере наблюдается оживление народа. Смею думать, что оживление выразится чем-либо более существенным, чем самоудовлетворением на почве „маленького дела“. В умах как будто совершается какой-то переворот. Люди как будто начинают понимать, что не в культурной миссии теперь все дело, а в чем-то другом. Среди молодежи идет оживленное движение. Много помогают оживлению те, кто ездил в голодные губернии устраивать столовые (в 1891 году Россию постиг страшный голод, от которого умерли миллионы людей. – А.Р.), кто многое там видел и многое пережил. Но люди еще о многом не столковались, чувствуется недостаточное единение. Но в этом направлении идет кое-какая работа».
По материалу, собранному для составления «Опыта чтения для народа», Рубакин сделал доклад в Петербургском комитете грамотности.
Рубакин был одним из инициаторов и учредителей этого комитета, сыгравшего важную роль в распространении просвещения в народе в 90-х годах прошлого века.
Правительство со скрытой злобой следило за деятельностью этого комитета. И тут в полицейских отчетах опять всплывает имя Рубакина. Так, министр внутренних дел Дурново писал о комитете министру народного просвещения Делянову: «...Если принять во внимание, что во главе одного из наиболее деятельных по распространению книг учреждений, С.-Петербургского комитета грамотности, стоят несколько лиц, политическая благонадежность которых более чем сомнительна, и что в издании и распространении народной литературы принимают горячее участие лица, известные своим либеральным направлением, как Михайловский, Гольцев, Засодимский, Успенский, Рубакин и многие другие, то представляется весьма вероятным, что указанное выше движение будет развиваться систематически в духе несогласности с видами правительства и в недалеком будущем может повести к весьма нежелательным результатам...»
Это письмо уже намечало репрессии по отношению к членам Комитета грамотности. В донесении охранного отделения в 1893 году говорится: «События последнего времени последовательно наталкивают на необходимость обратить серьезное внимание на Комитет грамотности и устранить из его состава всех лиц, пользующихся комитетом как орудием для достижения своих противуправительственных целей. Вот программа, которой надо следовать в нашей подготовительной работе: ...3) обыск у Рубакина, в распоряжении которого имеются, кроме легальной, и нелегальные библиотеки, надо поставить на очередь. В справку о нем необходимо внести все его сношения с самыми разнообразными лицами из разных мест империи. Он является, несомненно, весьма важным центром и, кроме распространения легальных изданий Комитета грамотности, видимо, занимается и делами не вполне легальными».
За докладом в Комитете грамотности, который произвел на общественность большое впечатление, последовали рассказы Рубакина на новые для того времени темы: «Бомба профессора Штурмвельта» – рассказ о бомбе, начиненной микробами, вроде как предвидение будущей бактериологической войны, и рассказ «Два колеса» – об изнурительной и бессмысленной работе в тюрьмах. Оба эти рассказа были напечатаны в газете «Новое время» в 1890 и 1891 годах. Эти рассказы обратили внимание крупных писателей на Рубакина. Реакционный журналист В.Буренин стал тянуть его на работу в «Новое время», от чего Рубакин отказался. Л.Толстой, прочитав рассказы, написал Рубакину письмо с приветом и благословением. На одном вечере к нему подошел Н.К.Михайловский, первый с ним поздоровался и сказал: «Рубакин, я вас не знаю, но я вас очень люблю».
Началось его быстрое выдвижение в первые ряды писателей того времени, притом писателя оригинального, работавшего над еще не изученными тогда вопросами разработки литературы для народа на принципах, совершенно отличных от прежних.
В 1889 году в «Северном Вестнике» появилась статья Рубакина «К характеристике читателя и писателя из народа», которую приветствовал П.Б.Струве в «Русской школе» (1890 г.) и Г.В.Плеханов. Пришел к нему знакомиться писатель Глеб Успенский. А.М.Калмыкова предложила ему писать народные книжки для ее издательства.
В 1891 году после того, как доклад Рубакина в Комитете грамотности был напечатан в «Северном Вестнике», к нему пришла знакомиться Надежда Константиновна Крупская, ставшая с тех пор читательницей его библиотеки. Л.К.Давыдова пригласила его заведовать редакцией «Мира божьего», которой отец и заведовал, причем, по его же словам, очень плохо.
Стали завязываться обширные знакомства Рубакина во всех писательских кругах, главным образом народнических. Так, он тогда же познакомился с С.Н.Кривенко, В.П.Воронцовым, Ф.Ф.Павленковым и другими, с ними он близко сошелся и оставался их другом до самого их конца.
В 1893 году через Кривенко Рубакина пригласила заведовать ее издательством О.Н.Попова, и с 1894 по 1897 год он им заведовал. Издательство под редакцией Рубакина выпустило целый ряд крупнейших произведений известных прогрессивных писателей и ученых Запада. Но в 1897 году разразился скандал: Попова передала издаваемый ее издательством журнал «Новое слово», бывший до того времени народническим, «легальным марксистам», даже не предупредив народников. В результате все народники ушли из ее издательства.
У Рубакина началась многолетняя работа в различных прогрессивных издательствах того времени. В 1897 – 1899 годах он вел особый отдел И.Д.Сытина, который был также под «особым» наблюдением полиции. В 1901 году он заведовал издательством Алексеева и входил в число компаньонов, руководивших этим издательством.
Рубакин, уйдя из «Нового слова», продолжал там печататься. Известный литературовед той эпохи В.А.Поссе писал даже, что «Н.А.Рубакин был самым талантливым из сотрудников „Нового слова“. В этом журнале в своих рассказах Рубакин одним из первых вывел новые типы рабочих („Взыскующие града“, „Лицом к лицу“, „Искорки“). Это уже не безличные существа, забитые жизнью, каковыми они являлись в писаниях писателей-народников, а первые бойцы рабочего класса в борьбе с социальной несправедливостью. Один из героев этих рассказов, рабочий, требует, чтобы „общество России для своих граждан стало бы обществом, на точном основании справедливых законов управляемое“. „Рабочие, – писал Рубакин, – в силу своего социального положения гораздо лучше, чем другие слои и классы, понимают необходимость в изменении существующих порядков“ и „уже начинают идти впереди наших стремлений... их критическая и творческая мысль ушла вперед так далеко, как, быть может, и не снилось нам“.
Писания Рубакина в этом журнале сразу бросились в глаза царской цензуре. Цензор Елагин о рассказе «Искорки» писал в Петербургский цензурный комитет: «Статья эта, ярко и талантливо написанная, не нуждается в комментариях для признания ее крайне тенденциозной и не нуждающейся даже в бесцензурном издании».
Глава 3
«Культурная работа – средство, революция – цель»
К 900-м годам у Рубакина уже окончательно сложились взгляды на так называемую народную литературу, и он энергично осуществлял их на практике.
Чтоб понять роль Н.А.Рубакина в создании народной литературы, нужно знать, как относились раньше к этой литературе видные русские писатели и общественные деятели. Передовые русские общественные круги с начала XIX века были очень далеки от народа. Разрыв между интеллигенцией и народом был очень велик. Пропорция неграмотных среди рабочих, крестьян, ремесленников даже в конце XIX – начале XX века, как мы уже говорили, превышала 75 процентов, а среди женщин была еще выше. И все-таки постепенно расширялся круг читателей из народа.
Но даже грамотным людям из народа было нечего читать, так как выходившие в издательствах книги были непонятны для необразованного читателя, да и книг-то выходило очень мало. За весь XVIII век в России печаталось в среднем только 125 книг (названий) в год, с 1887 по 1892 год число названий книг, выпускаемых ежегодно, поднялось с 7 тысяч до 9 тысяч, в 1893 году перевалило за 10 тысяч, в 1908 году достигло 23 852 и в 1912-м – 34 630. При этом в 1887 году было напечатано всего 24 миллиона экземпляров книг на всю Россию, в 1895-м – 42 миллиона и в 1912-м – 134 миллиона, то есть около одной книги в год на каждого жителя.
Образование и чтение были достоянием сравнительно небольшого круга людей. Такое положение обусловило довольно странную реакцию со стороны многих русских писателей в их отношении к тому, что надо читать народу.
В 1916 году известный деятель русского просвещения В.И.Сыромятников писал: «Тяга к книге всегда была в народе и никогда не замирала, но, к сожалению, та книга, которая доходила до народа, в подавляющем числе случаев была не подлинным „хлебом насущным“, а книжной „лебедой“, жалким суррогатом настоящей книги и представляла из себя или обыкновенный, или интеллигентский лубок, т.е. книгу, специально изготовленную для народа, все равно, малограмотным ли поставщиком ходового товара на рынок, первоклассным ли писателем, сочиняющим „книжки для народа“ по особливу рецепту, применительно ко вкусам и „устоям“ исконного быта этого народа».
«Так народная литература как особое понятие стала синонимом литературы лубочной».
Во второй половине XIX века даже самые передовые умы, как, например, Добролюбов и Писарев, выражали такое же отношение к литературе для народа. Добролюбов писал: «Народу, к сожалению, вовсе нет дела до художественности Пушкина, до пленительной сладости стихов Жуковского, до высоких парений Державина и т.д. Скажем больше, даже юмор Гоголя и лукавая простота Крылова вовсе не дошли до народа. Ему не до того, чтобы наши книжки разбирать, если даже он и грамоте выучится... Даже в том случае, если интеллигентная литература дойдет до народа, она все равно „ни мало не займет его и не принесет ему пользы“. Даже говоря об интересах и нуждах народа, мы трактуем их „не с народной точки зрения, а непременно в видах частных интересов той или другой партии, того или другого класса“.
Писарев в статье «Народные книжки» также писал: «Нашей поэтической пропаганды народ не поймет, потому что мы говорим на двух разных языках, живем в двух разных сферах и в умственных наших интересах не имеем ни одной... точки соприкосновения».
Л.Толстой сам попытался создать особую литературу для народа: он, как известно, написал ряд рассказов «для народа». Но что такое эти рассказы? Это прежде всего поучительные, «духовно-нравственные» повествования на евангельские темы, написанные либо в форме притчи, либо в форме сказки, и даже названия говорят об их характере: «Где любовь, там и бог», «Бог правду видит», «Ходите в свете, пока есть свет». Вряд ли такая литература дошла до народа, во всяком случае она-то действительно была ему совершенно не нужна.
Известный публицист и литературный критик Н.К.Михайловский, «властитель дум» поколения 90-х годов прошлого века, писал: «У нас, например, часто называют Пушкина общечеловеческим поэтом. Это замечательно неверно. Пушкин есть поэт по преимуществу дворянский, и потому его способен принять близко к сердцу и образованный француз, и образованный немец, и средней руки русский дворянин. Но ни русский купец, ни русский мужик ему большой цены не дадут... Теперешняя литература, вообще говоря, не прививается и не привьется народу».
В 1894 году писатель-народник С.Д.Ан-ский указывал на необходимость создания «народной литературы», утверждая, что общая литература для народа непригодна. Ан-ский, как и другие народники, имел в виду прежде всего крестьянина, идеализированного народниками.
Мысль Л.Толстого об издании книг для народа была подхвачена группой интеллигентов в начале 80-х годов прошлого века. В Петербурге возник кружок молодежи, в который входили такие последователи Толстого, как В.Г.Чертков, П.И.Бирюков, а также и будущие ученые Ф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29