— И как долго все это продолжается?— С того года, как убили Кеннеди. Когда кончились старые добрые времена... — Заместитель начальника поднес трясущимися руками к губам стакан и залпом выпил остаток жидкости. Он специально заказывал себе серые рубашки с разводами — чтобы пятна от «Зельцера» и просыпавшегося желудочного порошка были не так заметны. — Стеречь президента — все равно что спать на мине замедленного действия, — опустив глаза выдавил он.— Ну ладно, — Римо кивнул. — Допустим, президент велел остановить выплаты. Что же из этого получилось?— Нас предупредили, что жизнь президента в опасности.— Каким же образом вас предупредили?— Телефонный звонок. Мужской голос. Резкий. По-моему, южный акцент. Лет сорока-пятидесяти, кто такой — понятия не имею.— Начните выплачивать снова. Это должно остановить его.— Об этом мы уже думали. Но как выйти с ним на связь — вот в чем загвоздка. А может, он уже принял решение, и президенту осталось жить полчаса? Что у него в голове — кто знает? Решил выпустить джинна, так сказать.— У вас есть какие-нибудь причины так думать?— Только одна. Когда он звонил, то сказал, что перед тем, как убить президента, убьет еще кого-нибудь — в качестве демонстрации.— И выбрал Уолгрина, — задумчиво кивнул Римо.— Ну да, — обреченно кивнул хозяин кабинета. — А кем раньше был Уолгрин — вы знаете?— Бизнесменом.— И бывшим сотрудником Службы безопасности. И уже после ухода в отставку ему снова пришлось поработать на нее — выполнить спецзадание.— Какое именно?— Доставить по адресу деньги — чтобы предотвратить покушение... покушение на президента, — хозяин кабинета как-то обмяк. — И его смерть — это не просто демонстрация убийцей своей силы. Ведь он убрал как раз того, кто привозил ему деньги — вот что пугает меня. Словно он пытается показать нам, что денег у него уже достаточно — и они ему больше не нужны, а нужна ему жизнь президента.Заместитель начальника снова по привычке потянулся к стакану с «Алка-зельцером».Чиун быстрым движением выхватил стакан из его руки.— Остановись, о глупец! Взгляни, что ты с собой делаешь!Губы сидевшего за столом затряслись.— Это не я. Это моя работа.— Нет, ты сам! И я сейчас докажу это, — Чиун сердито втянул голову в плечи. — Если умрет кто-то из твоих домашних, будешь ты вот так трястись?— За жизнь своей семьи я не отвечаю.— Отвечаешь — только не знаешь этого! А про работу свою ты знаешь, что она мало того что важная, но и трудная сверх всякой меры — оттого-то и изводишь себя! Слышишь? Ты, именно ты сам себя изводишь!— И как мне избавиться от этого?— Пойми наконец, что нельзя предусмотреть все, а главное — думай о президенте, как... как о яйце в курятнике! Ты ведь тоже стерег бы яйца, чтобы их не стащила кошка, но вряд ли сходил бы из-за них с ума — не правда ли?Неожиданно заместитель начальника Службы почувствовал, что его организм справился с химической атакой на желудок. А может, и в самом деле, президент — это не более чем яйцо... и тут он ощутил такое невероятное облегчение, какого давно уже не в силах были дать ему никакие таблетки. Ни с чем не сравнимое чувство полного покоя — а ведь всего-то надо было заставить себя перестать беспокоиться.Виола Пумбс давно уже потеряла нить разговора Римо с хозяином кабинета, и бросила делать пометки в заигранном у кого-то блокноте одолженным еще у кого-то карандашом.— Что, президент может умереть?Интересно, не успеет ли она написать книгу, предсказывающую это событие. Может, ей даже удалось бы описать в точности, как все это произойдет. Еще пару эротических эпизодов... Ой, она и сама может сфотографироваться голой на разворот! Или на суперобложку. Только как увязать ее голое изображение с президентом, человеком скромным и набожным? А, но она же сама и напишет книжку. Вот она и связь. Издатели ведь очень часто украшают обложку портретом автора. И потом, мужчинам вообще редко требуется какой-то особый повод для того, чтобы пялиться на обнаженную женскую задницу. А у нее — Виола Пумбс знала — было что обнажать.Вопрос мисс Виолы немедленно вызвал в мозгу у заместителя видение усопшего президента, и он снова потянулся за бутылью с «зельцером». Привычное движение руки остановил, однако, длинный лакированный ноготь.— Всего лишь яйцо. И беспокойство ничуть не поможет. Может лишь повредить. Яйцо в курятнике, — вещал скрипучий голос Чиуна.Перед глазами заместителя встало яйцо, вдребезги разбитое пулей снайпера, размазанное по стенке из сорок пятого калибра... Горящее яйцо... Яйцо взорванное... Ну да — яичница! Или сырники с яйцом. И кому вообще нужны эти яйца? Заместитель почувствовал себя лучше. Да какое там — просто здорово!— Простите, мистер, как мне благодарить вас?!— Остановить глупую ложь, распространяемую о Доме Синанджу!— О Доме Синанджу? Но я, по-моему, ничего об этом не говорил. И потом, это, кажется, какая-то легенда...— Никакая не легенда. Это союз самых мудрых, ловких и благородных ассасинов на этой грешной земле. Поэтому, называя каких-то проходимцев «лучшими в этой области», вы оскорбляете тех, кто действительно заслуживает этого звания. Знаешь ли ты, о трясущийся белый человек, что Дом Синанджу может с легкостью поставить на колени этих «лучших»? Возможно ли, спрашиваю я тебя, сравнивать сточную канаву с океаном? И как можно сравнить этих безумных молокососов со средоточием величайшей мудрости?— Скажите, кто вы, сэр? — глаза хозяина все еще застилали слезы благодарности.— Беспристрастный свидетель, — угрюмо сообщил Чиун. — Скромный защитник правды и справедливости.От своего угрюмого вида Чиун не пожелал избавиться и за стенами кабинета. Отстав от мисс Виолы Пумбс на некоторое расстояние, чтобы она не могла услышать его, Чиун, повернувшись к Римо, сказал вполголоса:— Тучи сгущаются. Нам нужно уходить. Беда уже на пороге.Оглянувшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Римо удивленно посмотрел на него.— Римо, мы не можем допустить, чтобы Дом Синанджу покрыл себя пятном неминуемого позора. Что подумает мир, если ваш президент будет в один прекрасный день разрезан на кусочки, или взорван вместе с домом, или убит выстрелом в голову — и окажется, что Дом Синанджу не только не участвовал в этом, но наоборот, обязался оберегать его?! Это невозможно, Римо. Государства возникают и разрушаются, но от этого не должна страдать слава Дома Синанджу.— Чиун, во всем мире едва ли наберется пятьдесят человек, когда-либо слышавших о Доме Синанджу, и сорок семь из них живут в этой стране.Ваш президент собирается умереть и покрыть наше имя позором. Вот что уготовил он нам вместо благодарности. Если бы это не оскорбляло моего достоинства, я убил бы его сам, ибо гнев мой ужасен. Неужели он осмелится бездумно пасть жертвой убийцы и обесчестить славнейшее из имен, какое когда-либо знал этот мир? Очевидно, правы те, кто утверждает, что в новых странах люди забыли всякие приличия.— А почему ты так уверен, что президент непременно умрет, а, папочка?— Разве то, что говорит трясущийся человек, не проникло в твои ослиные уши? Уже многие года люди твоей страны платят за свой страх золотом. Платят какому-то мерзавцу, в то время как последний из Мастеров Синанджу находится среди них! Но, очевидно, есть причина, чтобы платить — за пустой звук ведь никто не платит...— Платят, и еще как, — возразил Римо. — Спроси у любого брокера на бирже недвижимости, чем они торгуют — на четверть дом, на три четверти — байки о нем...— Однако станет ли делать это правительство, у которого сотни солдат, агентов и полицейских? Нет, если только те, кто защищает президента, не сознают в глубине души, что они не в состоянии уберечь его от опасности. И каждый доллар из этой унизительной выплаты жжет их души позором, Римо. Но они продолжают платить ему — ибо знают, что он-то как раз может выполнить свои обещания. И платят ему уже много лет. А он вдруг взял и убил того, кто доставлял ему деньги. Этого самого Балдаруна.— Уолгрина, — поправил его Римо.— Ну, или как там его. Он лишил его жизни. И уж наверное не потому, что желал увеличить сумму выплаты. Нет, он сделал это оттого, что собирается убить президента, и хотел показать тем, кто охраняет его, что их труд напрасен — вот как!Через вестибюль к ним стремительно направлялась Виола Пумбс — бюст плыл перед ней, словно паруса фрегата в тумане.— Все в порядке? — осведомилась она.Римо молчал. Чиун сладко улыбнулся.— Когда ты будешь рассказывать Комиссии, как умер ваш президент, не забудь сказать, что он по невежеству отказался от услуг Дома Синанджу.— Не слушайте его, — посоветовал Римо. — На самом деле Дом Синанджу работает именно на президента. И — будьте уверены — спасет его. Я это вам гарантирую. Да, да, можете так и записать в свой блокнот: Мастер Синанджу обещает, что не даст упасть с головы президента ни единому волосу. И пишите, пожалуйста, поразборчивей. Это важно.— До этого времени, Римо, я не подозревал, как жестока твоя душа, — произнес Чиун, опустив очи долу.— Мне просто показалось, папочка, что ты заслуживаешь поощрения за самоотверженное намерение спасти жизнь президента.— Ты — орудие мирового зла, — объявил Чиун.— Наверняка, — согласился Римо. — Виола, надеюсь, вы поняли, что я сказал?— Почти. Кстати, как пишется «самоотверженное»? И... нет ли у вас случайно карандаша? Глава шестая Лес Пруэл из охранного агентства «Палдор» молча смотрел, как блестящее лезвие поднималось над мокрой от пота шеей подростка. Подросток, на вид лет двенадцати, с изуродованной ступней, стоял на коленях перед двумя солдатами в ярких мундирах, в то время как Пожизненный президент Народно-демократической республики Умбасса расспрашивал Пруэла о безопасности и о том, какие гарантии он, Лес Пруэл, может предоставить его превосходительству, дабы незавидная участь многих других африканских лидеров не коснулась его.— Никаких, ваше превосходительство. И никто не смог бы. Но к вашим услугам наш опыт и все новейшие достижения техники. Агентство «Палдор» хорошо понимает ваши проблемы, и мы еще ни разу не теряли клиентов, смею заверить вас.— Ни разу? — сдвинул брови Пожизненный президент.Лезвие со свистом опустилось; раздался чавкающий звук, словно разрубили пополам дыню. Вначале лопнули позвонки, затем — хрящи горла; именно поэтому палачи ставят свои жертвы на колени, лицом вниз — чтобы самый сильный удар пришелся на кости шеи. Голова подростка отделилась от туловища.По крайней мере он больше не будет мучиться, — подумал Лес. — Долгая жизнь в такой стране — не подарок.Да и вообще долгая жизнь — дело не стоящее. А он сам, похоже, зажился на этом свете. И так до сих пор и не оправился от потери Эрни Уолгрина. Его он помнил еще по Службе... Нет, его дом в Солнечной долине был абсолютно надежным. Пруэл уверен в этом до сих пор. И все равно не мог избавиться от саднящей мысли, что он сам, своими руками привел бывшего коллегу навстречу гибели. Это ведь он посоветовал ему переехать в этот дом... С таким же успехом можно было предложить ему положить бомбу под подушку.Да, дурака он свалял порядочного. Его работа — прятать людей за крепкими стенами и надежными дверьми, а не в клетке с бомбой. С этой мыслью он и отсиживал свои дни в офисе, пока председатель правления «Палдора», — единственный из всех, кто никогда не был связан со Службой — не вызвал его к себе.— Пруэл, как вам известно, у нас имеются две разновидности сотрудников. Те, кто способствует успеху нашего агентства, и те, кто у нас больше не работает. Бездельников у себя я не потреплю — да и ни одно дело их не потерпит. Нам нужно продавать наши услуги, Пруэл. А когда я говорю «продавать», я имею в виду П-Р-О-Д-А-В-А-Т-Ь, и ни что иное, вы поняли?Именно так мистер Сильвестр Монтрофорт говорил с подчиненными — и его слушали, когда он говорил. Ведь это он после смерти Кеннеди принял уволенных сотрудников Службы под свое крыло, назначил им жалованье, которое выплачивал сам, и всячески опекал их, пока из безработных охранников они не превратились в преуспевающих бизнесменов. Он вернул им уважение к себе. Цель в жизни. Чувство собственного достоинства. Убедил их э том, что их товар — отнюдь не лежалый, и им осталось только получить настоящую цену за него, И они это сделали. Лес Пруэл уже забыл, когда, беря в руки ресторанное меню, он смотрел на цены. Теперь он обращал внимание лишь на те вещи, которые могли доставить ему удовольствие.— Разница между богатым и бедным, Пруэл, не в количестве серого вещества, — сказал однажды Лесу мистер Монтрофорт. — А в количестве хрустящих зеленых долларов. И только в этом. Не позволяй никому утверждать, что ты беден, ибо мысли твои убогие. Ты, беден, если у тебя нет двух никелей, чтобы потереть их друг о друга — вот когда. Богатый вынимает пачку кредиток и покупает все, что ему захочется. Бедный того, что ему хочется, купить не может. В этом — различие. А вся эта брехня насчет силы интеллекта не стоит бейсбольного мяча десятилетней давности. Если бы за счет этого интеллекта кто-нибудь мог бы разбогатеть, самыми первыми пролезли бы в миллионеры разного рода гипнотизеры и телепаторы. Так нет же — никого из этой шараги там нет. И не спорьте со мной, Пруэл. Я знаю, о чем говорю.Собственно, с мистером Сильвестром Монтрофортом никто и никогда и не спорил. Мистер Монтрофорт был инвалидом — без обеих ног и с сильно деформированным позвоночником, но обладал даром убеждать собеседника в чем угодно — даже в том, что они вдвоем могут составить на ближайшей Олимпиаде неплохую команду по теннису.И поэтому мистер Монтрофорт не только не разделял апатии, охватившей всех после гибели Эрни Уолгрина, но высказывал убеждение, что именно в такие дни хорошая компания должна показать товар лицом. Каждый может продать нефтяную скважину бензиновому концерну, говорил он. А вы попробуйте продать им пустую скважину. Если удастся — значит, деньги на ваше обучение шли не зря.И поскольку Лес Пруэл тоже не решился спорить с мистером Монтрофортом, то вскоре уже летел в столицу Республики Умбасса.— Продай им побольше разных приборов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22