— Где она? — прервал Олаф.Фриггид указал глазами на задний двор.Олаф отпустил плечи врага. Он не видел ничего, кроме деревянных построек лагеря, большинство из них было охвачено пламенем. Там было что-то вроде окруженного забором места, платформы, возможно, столб для пыток, но он тоже был в огне.С земли донесся шорох, странный отзвук, похожий на шуршание сухих листьев зимой.Фриггид Кривоногий умер.Один из датчан вдруг выступил вперед, положив перед ногами Олафа свой меч.— Мы сдаемся тебе, Повелитель Волков. Нас мало, и мы не желали этой битвы, но были верны своему ярлу. Мы ничего не ждем, но просим пощады.— Уйдите из Ирландии или принесите клятву Аэду Финнлайту, и вы будете помилованы, — сказал Олаф, оглядывая лагерь. — Я не хочу больше убивать. Я только ищу свою жену.Датчанин повернулся, проследив за взглядом Олафа. Печаль наполнила его глаза сверкающей влагой.— Женщина… твоя королева…— Говори! — прорычал Олаф дрожащим голосом. Мужчина поднял руку по направлению к столбу, охваченному огнем.— Огонь, мой ярл. Если она еще жива, то все равно не доберешься до нее. Олаф из Дублина, поверь: мы не знали о планах Фриггидда; мы уважали ее, так как она была смелой женщиной…Вой — низкий, холодящий души вой волка — раздался снова. Это был отчаянный стон раненого зверя.— Нет! — завопил он опять, и потом все увидели, как он вскочил на своего коня и поскакал туда, где полыхал огонь.Датчане, люди из Улстера, Тары и Дублина либо на лошадях, либо бегом последовали за ним. Он остановился перед бревнами, которые ярко горели, дым поднимался большими черными клубами. Ни один человек не мог смотреть на это.И все же между охваченных огнем бревен просматривалась возвышающаяся площадка. Огонь еще не коснулся принцессы. Маленькие язычки пламени только сейчас начинали касаться наклонной деревянной плоскости, которая вела к столбу. Она привалилась к нему, ее лицо было скрыто сплошным облаком эбеновых волос, отливавшим индиго, как прекрасный шелк.Волчьи крики прогремели в задымленном воздухе. Олаф взывал ко всем богам.Он пришпорил черного коня. Конь встал на дыбы у огненной стены.Эрин подняла голову и увидела множество всадников перед собой, но все они ничего не значили для нее. Она ждала только одного человека. Величественного гиганта на черном коне. И он был рядом. Его лицо закрывало забрало, и она могла видеть его глаза, их нордическую синеву. В них не было льда, они были похожи на летнее море в шторм, выражая боль и смятение. Она бредит? Она все это себе представила? Она снова и снова видела его глаза, их стальной холод, и снова в них был лед.Он не любил ее. Он пришел, потому что был завоевателем, потому что должен был отомстить за Гренилде, потому что был человеком, который никогда не отдает то, что принадлежит ему. Но точно так же, как она принадлежала ему, он принадлежал ей. Возможно, он не любит ее, но он жив! И он навсегда будет в ее бессмертной душе таким, каким она видела его. Более сильный, более величественный, чем смертный человек. Он был Золотым Богом. Если он когда-нибудь потерпит поражение, то будет править над всеми людьми даже в зале Валгаллы, неповторимый в своем могуществе и великолепии.Она улыбалась, потому что видела его, потому что он жив, потому что она всегда знала, что он неукротим…Черный конь встал на дыбы, бешено храпя и молотя копытами. Тишина воцарилась над землей, все собравшиеся воины затаили дыхание. Только ржание раненого животного звучало в мертвенной тишине. Время остановилось в ожидании.И потом черный конь помчался галопом. Ближе, ближе стена огня. Всадник наклонился к голове лошади, слившись с ней, шепча и подбадривая.Они приблизились к помосту и разом пронеслись над пылающими бревнами. Олаф не колебался. Он видел платформу, видел, как быстро распространяется пламя. Он направил лошадь на наклонный деревянный настил, который вел к площадке. Эрин увидела его, и ее глаза расширились от изумления. Олаф хотел заставить коня вспрыгнуть на настил и подъехать к площадке. Он не сможет этого сделать, думала она, потому что деревянный настил, безусловно, не выдержит веса лошади.Но Олаф явился. Дерево настила расщеплялось и рушилось, но копыта жеребца уже были перед ее глазами.И Олаф добрался до нее. Он стоял рядом. Она подняла голову, глаза цвета арктического неба сверкнули под забралом. Эрин увидела, как он поднял меч, и на мгновение испугалась, представив, что он поборол огонь только для того, чтобы прикончить ее. Но лезвие его меча обрушилось на узлы, и веревки упали на площадку.Эрин почувствовала, как ее подняли вверх, прежде чем она коснулась дерева. Лошадь от потрясения становилась на дыбы и храпела, когда Олаф притянул Эрин в седло и посадил впереди себя. Ее зубы стучали. Олаф, должно быть, сумасшедший. Лошадь могла каждую секунду провалиться, и они были бы окружены стеной огня.На какие-то секунды конь заартачился, бешено дернув поводья, а потом присел на мускулистых задних ногах и спрыгнул с платформы. На мгновение Эрин показалось, что они летят, но они тут же с грохотом приземлились. Жеребец подскочил и возмущенно заржал. Олаф крепко прижал Эрин к груди, закованной в кольчугу. Огонь высоко поднимался вокруг них. Как они смогут выбраться? Сколько пройдет времени, прежде чем могучее животное и они сами сдадутся охватившей их огненной стихии?Муж смотрел на нее своими синими глазами, она была в его руках, и она не хотела умирать. Она хотела жить, понимать его, чувствовать его, лежать с ним рядом, с нежностью прикасаться к нему. Она хотела, наконец, сказать ему, как любит его, своего повелителя-викинга, что она любит его независимо от того, что он никогда не мог полюбить ее, так как его сердце было в Валгалле с другой — золотой красавицей.— Олаф, — прошептала она и задохнулась, произнеся его имя, едва слыша свой голос в треске и шуме полыхающего огня.— Не разговаривай, — приказал он резко. — Задержи дыхание.Она сделала, как он велел. Сейчас или никогда! Он пришпорил коня и направил его в огонь.Все смотрели на них не дыша — ирландцы, норвежцы, датчане.И вдруг это произошло. Могучий черный конь появился, его передние ноги пронеслись по воздуху, высоко над огнем. Он взмыл в небо подобно восьминогому коню Одина. Он летел над огнем. Он вынес на своей спине норвежского короля Дублина и его ирландскую жену из огня. Он вынес их в жизнь. ГЛАВА 26 Радостные, восторженные крики приветствовали Олафа, но он не остановился. Огонь и дым все еще поднимались высоко. Он подтолкнул своего коня и вывел его из окружающего моря людей, заставив перемахнуть через разрушенную защитную стену, и они пустились по долине и дюнам к сосновой роще.Эрин дрожала, сидя впереди Олафа. Она выбралась из адского огня в холод зимнего дня. Олаф крепко держал ее в седле, и она чувствовала тепло мужчины, который только что рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее.В сосновой роще он удобно усадил ее. Эрин пошатывалась, и пока она не обрела равновесие, он держал ее, внимательно рассматривая ее испачканное в саже лицо.— Кажется, ты серьезно не пострадала, — сказал он. Потом, к ужасу Эрин, он отпустил ее, отвернулся и зашагал обратно к жеребцу.Какое-то время она смотрела мужу вслед, ее сердце, казалось, замерзло от зимнего воздуха. Нет, она не могла позволить ему уйти. Она должна окликнуть его. Эрин осталась жива, и теперь она знала, какой хрупкий и нежный подарок — жизнь. Ее руки протянулись к нему, дрожа, как листья на ветру. Она с такой мольбой произнесла его имя, что Олаф остановился, чувствуя, как кровь забурлила в его жилах. В звуке ее голоса он услышал то, чего так долго ждал. Он постоял несколько секунд, не двигаясь, затем заставил себя обернуться.Он видел ее простертые руки, видел слезы, которые текли тихими ручейками по ее щекам, смывая грязь и сажу.— Я… люблю… тебя, — прошептала Эрин. Слова были сказаны одними губами, и все же он слышал их. — Я знаю, что ты всегда будешь любить Гренилде, и я хочу только того, что ты можешь мне дать…У Олафа вырвался крик и двумя большими шагами он подошел к ней, заключил ее в свои объятия, лаская и гладя нежно, держа ее так, будто она была цветком, хрупким и нежным под его касаниями.— Эрин…Казалось, ветер подхватил его шепот, и она закрыла глаза, дрожа от счастья в его объятиях. Время шло, но не могло завладеть ими, пока они стояли, чувствуя, что их любовь дала им новые силы, наполняя своей теплотой.Олаф отступил, и Эрин увидела, что слезы, словно бриллианты, сверкали в его глазах. Его губы снова на короткое мгновение припали к ее губам так нежно и легко, как крылья бабочки. Потом он внимательно посмотрел на нее, откинув назад ее волосы, уверившись, что она не ушиблась и ничего не повредила.Казалось, сердце Эрин билось в ее горле, когда она, задыхаясь от волнения, попыталась заговорить.— Я никогда не предавала тебя, мой лорд… никогда. Это Фриггид сбил меня с пути в тот день, когда мы встретились с оружием в руках на скалах. — Слезы капали на ее щеки, когда она добавила с горечью и болью:— — Фриггид мертв сейчас, и он не может подтвердить мои слова. Я по-прежнему не имею доказательств… но я никогда не думала предавать. Я хотела только спасти нашего сына, так как он часть тебя, и его потерю я бы не вынесла.— Тихо, моя любовь, тихо, — шептал Олаф, сильнее прижимая ее к себе. — Я знаю…— Я никогда не думала делать этого, Олаф, я презираю датчан, и я была напугана. Но Фриггид хотел убить тебя, он бы зарезал Лейта на твоих глазах и потом бы убил тебя.— Тихо, — прошептал снова Олаф и сжал ее еще крепче, еще нежнее, защищая от холодного ветра. Под дуновениями свежего ветра Эрин наслаждалась его объятиями и, наконец, заговорила снова.— Ты веришь мне, мой лорд? — прошептала она, у нее опять перехватило горло.— Да, ирландка.— Но у меня нет доказательств…— Я люблю тебя, ирландка, — прервал он ее нежно, — и поэтому я боялся судить… пристрастно.— Скажи мне это еще, мой лорд.— Я боялся поверить, поверить словам женщины, которые могли оказаться не правдой.— Нет, мой лорд! — возразила Эрин, отпрянув от него. — Не то! Скажи мне другое.Он улыбнулся, в нежном изгибе его губ сияло солнце.— Я люблю тебя, ирландка. Уже давно. Но было очень трудно любить разъяренную фурию, ненавидящую викинга.— О, Олаф! — шептала Эрин, опять придвинувшись ближе, чтобы прислониться щекой к его груди. Кольчуга была холодной и жесткой, и она ощущала это своей нежной кожей, но даже через кольчугу Эрин могла чувствовать тепло его тела и биение сердца. — Я так боялась… и это правда, я не хотела любить викинга, но это случилось, мой лорд, я полюбила Волка…В глазах Эрин стояла боль. Она снова пыталась заговорить, но он перебил ее.— Эрин, в моем сердце и в моей памяти всегда останется любовь к Гренилде, но эта любовь подобна той, что ты испытываешь к своему погибшему брату. Это не имеет ничего общего с любовью, которую я испытываю к тебе. Ты наполнила собою мою жизнь и мое сердце, моя изумрудная красавица. Ты очаровала меня с первого взгляда, задолго до того, как я понял, что ты взяла мое сердце своими хрупкими руками. Ты околдовала меня своим совершенством, и я уже не мог прикоснуться к другой женщине. Но ты презирала меня так сильно и так ясно давала это понять.— Так ясно давала понять! — воскликнула Эрин, слабо улыбаясь сквозь слезы, которые по-прежнему застилали ей глаза. — С таким трудом давала понять, мой лорд! К моему стыду, я была как мягкая глина в твоих руках, я жаждала их касаний. — Она остановилась на мгновение, ее губы дрожали, и в ее голосе слышался трепет.— Моя ирландка, никогда, никогда с той минуты, как ты произнесла мое имя, с той минуты, когда я смог поверить, что ты можешь полюбить викинга, и из всех викингов — Норвежского Волка, я не переставал любить тебя. — Он усмехнулся. — Викинги горды, моя любовь, как и ирландские принцессы.Нежный смех пронесся в воздухе как мелодия, которая была прекрасной песней изумрудной Ирландии. Теплота этой мелодии наполнила Олафа, и он смотрел на свою принцессу с величайшей нежностью, заметив, что боль постепенно исчезала из ее глаз, и они обрели привычное выражение.Исцеление, наконец, началось; они избавились от прошлого и похоронили страдания. Была зима, а впереди — весна и еще много счастливых цветущих весен.Олаф поцеловал ее в лоб.— Пошли, моя любовь. Твой отец безумно хочет видеть тебя. И Грегори, и Брайс…— И Лейт! — перебила Эрин. — О, Олаф! Я так скучала по нему. Я ужасно хочу увидеть его. Взять его…— О нашем сыне хорошо заботятся самые добрые руки, — сказал Олаф тихо. — Но нам предстоит долгая дорога домой, и пора отправляться.Он взял жену на руки и посадил на могучего черного коня, потом легко вспрыгнул сам. Они молчали, пока ехали к лагерю, они были счастливы. Эрин улыбалась, прильнув к его широкой груди и сильным рукам, мечтая о своем.Олаф не упал на колени, не умолял ее о прощении. Но это было не важно, так как он признался в своей любви гораздо красноречивее, чем она могла ожидать. Он был Норвежским Волком и Волком из Дублина, думала она гордо.Они остановились перед остатками датских укреплений. Эрин обернулась и увидела, что Олаф задумчиво смотрит вперед.— Что такое, мой лорд? — спросила она тихо. Она почувствовала, что его руки обхватили ее еще крепче.— Я только что думал о словах старого друида, моя любовь. Он очень мудрый человек. Моя душа снова вернулась ко мне, и не потому что датчанин мертв, а потому что ты подарила мне жизнь.Олаф стоял перед очагом, глядя на сцену в большой зале, легкая улыбка окрасила его мужественное лицо.Рождество Христово в этом году Ард-Риг со всей семьей праздновал в Дублине, считая, что Эрин не должна больше путешествовать с тех пор, как она испытала так много страданий в течение двух полных лун, которые миновали со дня рождения его внука.Так королевская резиденция из камня и извести познала теплоту и веселье, каких раньше не видывала. Ирландцы старались объяснить значение этого праздника норвежцам, которые время от времени посылали молитвы Одину, чтобы он простил их и избавил от наставлений, так как желали больше всего поскорее сесть за стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45