В черные дни они собрались вместе, чтобы дать силы друг другу, попытаться заполнить ту страшную пустоту, которая возникла, когда не стало Эни.Бар был закрыт, но его основные завсегдатаи собрались в доме Делахаусов. Они тоже были в своем роде семьей — Леон, Тори, Дэд Нильсон и полдюжины других людей. Эни была одной из них, и сейчас с ее смертью из равномерного течения их жизни выпало привычное звено. Леон следил за работой бара, разливая напитки, его обычная, беззаботная ухмылка исчезла с лица. В знак траура он снял свою панамскую шляпу и сменил яркую рубашку на черную футболку. Остальные сидели у стойки бара или рядом, держась подальше от сцены и танцевальной площадки, все, кроме Джека. Он расположился на стульчике для фортепиано, пил «Старого турка» и тихонечко наигрывал грустные песни на маленькой евангелистской гармонике.Лорел наблюдала за ним со своего места — высокого углового стульчика. Опустив голову, Джек извлекал такие нежные звуки, что казалось, гармоника плачет. Он не произнес и десяти слов, узнав о случившемся, не разговаривал ни с ней, ни с кем-нибудь еще. Он оставался с ними, физически присутствовал, но она не могла отделаться от чувства, что он куда-то исчез, что он где-то далеко. Он ушел в себя, закрыв все двери и ставни своей души, так же, как жители Байю Бро закрыли свои дома. От мужчины, который дразнил ее, держал в своих объятиях, когда она плакала, не осталось и следа. Лорел покусывала большой палец и хотела угадать, куда он унесся в мыслях… и не хотела, чтобы он там был без нее. Она опять почувствовала себя чужой. Всех связывали воспоминания об Эни, прошлые истории, общие дела. Лорел не знала о них. До последнего времени дорога ее жизни не пересекалась с людьми, которые относились к «Френчи» как к своему второму дому.Снова из далекого детства вернулось чувство отчужденности. Лорел вспомнила, как они с Саванной, одетые в лучшие воскресные платьица, стояли на боковой дорожке у церкви, с тоской смотрели, как детишки бегали и играли в парке рядом с церковью.— Мы можем тоже поиграть, мама?— Нет, дорогая, ты же не хочешь испачкать свое хорошенькое платьице, так ведь? — Вивиан в алом в белый горох элегантном платье, в белой широкополой шляпе наклонилась и поправила тугой локон у Лорел за ухом.— Кроме того, дорогая, это не те дети, с которыми тебе стоит играть.— Почему?— Не будь глупой, Лорел. — Она улыбнулась той острой, как бритва, улыбкой, от которой у Лорел екало в животе. — Они простые дети. — Вы — Чандлеры.Глупая память, думала она, стараясь подавить нахлынувшие чувства. У Делахаусов было слишком большое несчастье, чтобы сейчас жалеть себя.— Это вам.Лорел посмотрела на него, увидела стакан молокае который Леон поставил перед ней на стойку бара.— У моего дедушки была язва, — мягко объяснил он. Леон положил локти на стойку бара и наклонился к ней, понимающе глядя на нее. — Он тоже так потирал живот, как вы сейчас. Когда у него кончался капустный сок, который поставлял ему местный бакалейщик, он пил молоко.Лорел виновато посмотрела на руку, которую рассеянно прижала к животу.— Я в порядке, — сказала она, охватив стакан двумя руками. — Но все равно спасибо, Леон.Он глубоко затянулся и выдохнул бледный дым, глядя в никуда.— Я не могу представить, что она умерла, покинула нас вот так, — сказал он, щелкая пальцами.— Вы были дружны? Он грустно улыбнулся. — Все любили Эни.Лорел потягивала молоко и краешком глаза поглядывала на Джека, думая про себя, любил ли он Эни.— Она была замужем, правда?— Но Тони плохо к ней относился, — Он еще раз затянулся, стряхнул пепел, на минуту задумался, уйдя в воспоминания, рассеянно потер шрам на щеке. — Эни любила хорошо проводить время, — пробормотал он. — Она была неплохой, она просто любила хорошо проводить время, вот и все.Ум Лорел автоматически выбрал и разложил до полочкам факты. Старая привычка. Удобная в своем роде. Осмысливая трагедию, Лорел сосредоточилась и успокоилась. Убийства должны быть раскрыты. Справедливость должна восторжествовать. Но ничто не вернет Эни к жизни.Боковая, дверь рядом с кухней открылась, и вошел Овид, спотыкаясь, как зомби. Он постарел на двадцать лет и выглядел каким-то съежившимся, несмотря на свою массивность. Волосы серебряным венчиком обрамляли голову. Краска сошла с лица, и кожа стала прозрачно-серой.Разговор прекратился, и все обратили взоры к Овиду.Все, кроме Джека, который склонился над своим аккордеоном, наигрывая «Valse de Grand Meche» Вальс Больших болот (фр.).

. Овид стоял потерянный, смущенный, как будто не имел представления, где находится и что здесь делает. Леон подошел к нему и взял его за руку, тихонько говоря ему что-то по-французски. Казалось, он не слушает, а сидит, оглядывая людей, которые собрались в баре. Потом его взгляд остановился на Лорел.— Viens ici, cherie, — сказал он, протягивая к «ей руку. — Ти Грейс хочет видеть тебя.Лорел едва удержалась, чтобы не оглянуться я не посмотреть, нет ли кого-нибудь, кто бы стоял за ее спиной, к кому он обращался.— Я? — спросила она, прикасаясь к груди.— Oui, пойдем. Пожалуйста.С тяжелым, давящим чувством Лорел соскользнула со стула, с горькой иронией думая, что все-таки она будет втянута в эти события.Они прошли через кухню, которая была самым большим помещением в доме. Воздух был насыщен совершенно неподходящим к ситуации бодрым и веселым ароматом крепкого кофе. На полках располагалось огромное количество безделушек — от крошечных пластиковых рук, сложенных в молитве, до наперсточков из Лас-Вегаса и наборов для соли и перца w виде белочек и цыплят. Все это до боли поразило Лорел, потому что раскрывало характер женщины, которая вырастила детей в этом доме.Дети и внуки Делахаусов сидели, заняв все лавки у длинного, обильно накрытого стола в центре комнаты. Детишки сидели на руках у родителей или старших братьев. У многих были заплаканные глаза. Лорел позавидовала их большой, дружной семье, хотя, конечно, их собрало горе, черной пеленой покрывшее всех.— Мне очень жаль, — прошептала она, сожалея об утрате и в то же время извиняясь за то, что вторглась в такое неподходящее время.Женщина, которая, вероятно, была близняшкой Эни — круглые, как яблоки, щеки, туго завитые кудряшки, — после этих слов залилась слезами. Смуглый мужчина обнял ее, темноволосый мальчик, который сидел у нее на коленях, обнял их обоих. На другом конце стола резко поднялась женщина, молодая версия Ти-Грейс, и посмотрела прямо на Лорел.— Спасибо за то, что пришли, — автоматически сказала она, — пойду приготовлю нам свежий кофе.Она так энергично взялась за это маленькое дело, как человек-, который убегает от внутренних демонов. Лорел поняла, — угадала все эти признаки по собственному опыту.Она последовала за Овидом. Они миновали еще одну комнату, где два мальчика лет десяти сидели на полу и смотрели по телевизору старую передачу «Звездный трек», звук был убран до предела, казалось, что актеры шепчут. Какая-то малышка, укутанная шерстяным покрывалом, лежала на софе и сосала палец.Ти-Грейс лежала в постели в крохотной комнатке, которая могла бы служить гардеробной в Бовуаре. Скудный свет красной стеклянной лампы, стоявшей на ночном столике, мягко освещал недорогую мебель, на которой стояли позолоченные пластиковые канделябры и металлические бабочки. Воздух был пропитан запахом нафталиновых шариков и дешевых духов. Одежда лежала на каждом свободном месте небрежными грудами, придавая комнате вид склада Армии спасения.Когда Лорел переступила порог комнаты, у нее перехватило дыхание. Первой мыслью была мысль о том, что Ти-Грейс умерла от шока или разрыва сердца, и ей было непонятно, зачем Овид привел ее сюда. Женщина лежала по крайней мере на полдюжине подушек, выпуклые глаза смотрели в никуда, тонкие губы опущены. — Рыжие волосы торчали тонкими спутанными клочками. Она пошевелилась, подняв руку с зеленого покрывала, и Лорел заставила себя пройти в комнату.— Мне очень жаль, Ти-Грейс, — сказала она мягко., беря ее руку и присаживаясь на кровать.— Моя бедная, бедная bebe Дитя (фр.).

. Она покинула нас. Ушла из этого мира, — пробормотала Ти-Грейс. — Я не вынесу этого.— Вы должны попробовать отдохнуть, — прошептала Лорел, не находя подходящие слова, которые успокоили бы материнские страдания.— Никакая боль не сравнится с этой, когда теряешь ребенка, — сказала Ти-Грейс. Она даже не пошевелилась, чтобы смахнуть слезы с глаз. Те силы, которые у нее еще остались, она тратила на то, чтобы говорить. — Лучше бы я сто раз оказалась на ее месте. — Лорел сжала губы и крепко держала руку, которая казалась хрупкой. — Кто-то должен ответить за это.— Они поймают этого человека, — хрипло сказала Лорел, чтобы успокоить Ти-Грейс и подбодрить себя. — Виновный заплатит за это. Справедливость восторжествует в конце концов. Так должно быть.Ти-Грейс посмотрела ей прямо в лицо, и отблеск преж.-него пламени мелькнул в глазах.— Ты поможешь нам с этим, chere, или как? Паника охватила Лорел, ударила в живот.— Что я могу сделать, Ти-Грейс, я не помощник прокурора. А вам не нужен адвокат. Я не нужна вам. Пожалуйста, пожалуйста, не просите меня заниматься этим делом.— Овид и я, мы не доверяем этому шакалу Кеннеру, — сказала Ти-Грейс. — Иди ты и убедись, что он все делает правильно для нашей бедной Эни.Лорел покачала головой:— О, Ти-Грейс.Ти-Грейс собрала последние силы и подалась вперед, хватая Лорел худыми и холодными, как смерть, руками.— Пожалуйста, Лорел, помоги нам! — воскликнула она, голос разрывало отчаяние. — Пожалуйста, мы тебе доверяем. — Слова звучали в ушах Лорел, крепко сцепившись с мольбами, которые она слышала во сне каждую ночь. Когда Ти-Грейс обессиленно откинулась на подушки, Лорел встала, с трудом удерживая себя, чтобы не побежать. Слезы заволокли глаза, сжали горло. Она старалась подавить их, взять себя в руки, привлечь разум. Это было совсем другое. Ей не надо будет заниматься расследованием, нести на себе бремя доказательств. Все, о чем они просят, это следить за ходом событий.Ее первым, самым сильным желанием было сказать «нет», защитить себя.Эгоистичная, трусливая. Слабая.— Пожалуйста, помоги нам, Лорел… Тебе никогда бы не удалось добиться справедливости для кого-либо еще…Она посмотрела на Ти-Грейс, у которой горе отняло ту невероятную энергию, которой она обладала. Потом она взглянула на Овида, который стоял в дверях, старый, беспомощный, совсем потерянный. У нее есть силы помочь им, хотя бы немного, если только она справится со своей собственной слабостью.— Я сделаю, что смогу.Когда Лорел вернулась, в бар, Джек уже оставил аккордеон и сидел за пианино. Пальцы медленно двигались, без устали лаская клавиши. Голова откинута назад, глаза закрыты. Старое пианино, которое привыкло, что из него выбивали буги-вуги, нашептывало грустную и таинственную музыку «Лунной сонаты».Когда Лорел входила в зал, уже расходились последние посетители, которые собрались поговорить. Оставались только Джек и Леон, который гасил свет, закидывал стулья на— стол, подметал пол.Он взглянул на нее, оперевшись на свою щетку.— Ей, chere, вы хотите поехать домой? — мягко спросил он.— Все в порядке, Леон,прошептала она.-Мы пришли сюда пешком. Долгая прогулка не помешает нам обоим.Он опустил глаза на щетинистую щетку и опять начал подметать, до того как она успела прочитать выражение его глаз.— Как вам угодно.Лорел побрела к сцене. Джек даже не пошевелился, чтобы показать, что он заметил ее присутствие, даже тогда, когда она села рядом с ним на скамеечку у пианино. Он продолжал играть, как будто в забытьи, длинные пальцы дотрагивались до желтых клавиш с нежностью влюбленного. Мелодия то улетала куда-то высоко, то падала вниз, звуки цеплялись один за другой, обволакивая Лорел, и она погружалась в другой мир, пронизанный острой тоской и сладкой болью. С каждым звуком нарастала печаль. И боль.Это было то, что раскрывало мир другого Джека, — одиночество, сильное страдание. Осознание этого задело что-то глубоко внутри Лорел, и она закрыла глаза, чтобы справиться с болью. Сколько еще невидимых слоев души было там. Сколько Джеков? Который был настоящим? Который из них владел его сердцем?Она приказала себе остановиться и не задавать вопросов. Она держала себя в руках весь вечер, но сейчас, когда все ушли и остался только Джек, который уже был свидетелем ее слез, она расслабилась и перестала— бороться с собой. Чувства хлынули из груди, подступили к горлу, застряли там комком. Слезы скупым ручейком боли, острыми капельками спускались с ресниц на щеки.Руки Джека мягко перебирали клавиши, неумолимо приближая финал грустной пьесы. Наконец пальцы собрались, чтобы взять, и взяли последний, низкий и печальный аккорд, который повис в воздухе, как эхо голоса из далекого прошлого.— Ты был с ней дружен? — спросила Лорел. Вопрос вырвался без разрешения. Дыхание участилось, хотя ответ было легко предварить.— Ты имеешь в виду, спал ли я с ней? — поправил ее Джек. Он уставился в черную крышку пианино, приказывая себе ничего не видеть — ни леса, ни солнечной улыбки Эни, ничего.— Да, конечно, — сказал он голосом, лишенным всяких чувств. — Пару раз.Ответ ударил ее, хотя она убеждала себя, что этого не будет. Он был хам, бабник. Он, наверное, переспал с половиной женщин округа. Но это не должно иметь для нее хоть какого-то значения. Она отбросила все эмоции и попыталась представить, что чувствует Джек после смерти женщины, которую он знал близко, родители которой были его друзьями.— Мне жаль, — прошептала она.— Жалей Эни, а не меня. Я жив. Его губы дрогнули от горькой иронии, и он потянулся за стаканом, чтобы приглушить боль. Ликер, как шелк, проскользнул вниз, знакомым теплом расползаясь по телу.— Мне жаль Ти-Грейс и Овида, — сказала Лорел, очень живо вспоминая отчаяние Ти-Грейс и ее мольбы о помощи. — Они просили быть их доверенным лицом в отношениях с шерифом.— И ты согласилась. — Да.— Конечно.Даже несмотря на то, что он опять начал наигрывать что-то медленное и грустное, она уловила едкую нотку в голосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69