За неделю до премьеры Эдди пригласил ее поужинать после репетиции. В ресторане он тотчас взял быка за рога:
– Мы думаем вырезать парочку твоих эпизодов. Джеки была убита.
– Но, мистер Кантор, для меня это такой шанс!
– Мне очень жаль, но это решено.
Так и не найдя подходящих слов, она запустила в него тарелкой с рублеными яйцами.
– Но-но, полегче! – воскликнула голливудская знаменитость, очищая костюм. – Откуда мне было знать, что ты ненавидишь рубленые яйца?
За Джеки оставили два ее эпизода. Заодно она приобрела в Эдди Канторе верного друга на всю жизнь.
Спектакль «Глаза банджо» получился красочным, полным искрометного веселья. Премьера состоялась 25 декабря 1941 года в театре «Голливуд». Почти все исполнители – даже те, что изображали две половинки лошади, – удостоились доброжелательных откликов в прессе. О Джеки, у которой как-никак была маленькая роль со словами, не упомянули ни разу.
Самого Кантора принимали на ура. Он пользовался успехом как у публики, так и у критиков. Все понимали, что это его последнее появление на Бродвее. «Глаза банджо» прошли сто двадцать шесть раз, а затем были сняты с репертуара из-за болезни звезды.
После «Глаз банджо» Джеки сыграла в пьесах «Пора расцвета», «Прикуп», «Дама говорит „да“» – с тем же успехом. Ее упорно не желали замечать. Композитор Говард Дитц как-то сказал ей: «С какой стати переживать из-за критиков? Забудьте и радуйтесь жизни!» И Джеки решила радоваться.
Глава 4. АКТРИСА МЕТИТ В ДРАМАТУРГИ
Импресарио должен быть един во многих лицах. Он и жилетка, в которую плачутся, и доверенное лицо, и ум, который приписывают его клиенту. Об Ирвинге Мэнсфилде можно сказать, что он был импресарио милостью Божьей.
Как почти все его друзья и наниматели, Мэнсфилд вышел из среды, которая подарила миру многих выдающихся деятелей шоу-бизнеса. Его родители были еврейскими иммигрантами, некогда устремившимися в Нью-Йорк в мечтах о лучшей доле для себя и своих детей.
В середине 30-х годов человеку с таким происхождением, имеющему гибкий ум плюс честолюбие, была открыта дорога в общество людей, посвятивших себя шоу-бизнесу и добившихся успеха на своей второй родине, – таких как Эл Джонсон и Эдди Кантор, Джордж Джессел и Джек Бенни, братья Марксы, Милтон Берль и Фанни Брайс, рецензенты вроде Уолтера Уинчелла. Ирвинг Мэнсфилд чувствовал себя среди них как рыба в воде. Он обожал сплетни и бублики в «Деликатесах сцены» и заключал сделки «У Линди», заедая их бутербродами с сыром. Он сочинял остроумные анекдоты о том, кто, что и кому сказал «У Лайона» или в «Аисте». Популярность его была велика. Он был своим в кругу людей, которые что-то значили в шоу-бизнесе, в чьей власти было за одну ночь сделать человека «кем-то» или «никем», и сам умел нажимать на те же рычаги.
Джеки решила, что Ирвинг использует свои способности и связи отнюдь не на сто процентов. С какой стати вечно помогать другим добиваться славы и сколачивать состояния? Почему бы не позаботиться о себе?
– Ты можешь добиться большего, – убеждала она. – Например, стать знаменитым режиссером.
Она по-прежнему ревниво оберегала свою индивидуальность. Дело было не в том, что поставить на первое место – семью или карьеру: в ее жизни хватало места и для того, и для другого. Она не могла представить себя всего лишь придатком Ирвинга, но точно так же не представляла себе жизни без него. Ее планы на будущее были расплывчаты, но они были.
Несмотря на то, что, на данном отрезке времени Джеки плыла по течению, она, как и прежде, усиленно занималась самооценкой. Это не давало ей опускаться. Она сама себе была и учителем, и ученицей. А теперь у нее появилась еще одна забота: счастливые супруги ждали прибавления семейства.
Карьера Ирвинга набирала обороты. В семье Мэнсфилдов как в капле воды отразился сверкающий мир шоу-бизнеса. Их брак оказался исключительно удачным. У Джеки было все, о чем только могла мечтать красивая девушка из Филадельфии. Но она по-прежнему дорожила своим «я».
Она начала писать сценарии радиопередач в соавторстве с Беатрис Коул, которую знала еще со времен своего участия в «Женщинах». Раз игра не приносит ощутимого успеха, рассуждала Джеки, возможно, стоило бы заняться литературным творчеством. Однажды Ирвинг предложил: «А что, девочки, почему бы вам не состряпать пьесу?» И они «состряпали».
К несчастью, одной решимости оказалось недостаточно. Правда, пьеса «Дорогая я» (первоначальное название – «Временная миссис Смит») продемонстрировала незаурядные способности Джеки «закрутить» сюжет, что блестяще проявилось в ее более поздних работах.
«Дорогая я» – это много раз выходившая замуж певичка кабаре русского происхождения. Она разоряется; квартирная хозяйка за неуплату выгоняет ее на улицу; положение усугубляется проблемами с дочерью-«скороспелкой», мечтающей о Гарварде, и присутствием престарелой тетки, которую героиня вынуждена содержать. Загнанная в угол, она соглашается стать женой мультимиллионера, но неожиданное появление двух бывших мужей ломает эти планы. Жаркое выяснение отношений идет на фоне Центрального парка в Южном районе Нью-Йорка.
В пьесу привносят юмор несколько эпизодических персонажей. Один из них – человек, который все время только играет на пианино и не произносит ни слова, – явно взят из жизни (это явилось первым опытом такого рода). Пока шли толки, кого Джеки имела в виду – назывались разные имена, от Харпо до Владимира Горовица, – она мудро держала язык за зубами. Нечего и говорить, что это сослужило ей добрую службу, особенно впоследствии.
Трудно судить, обещала ли «Дорогая я» такой же успех, как «Продавец льда» Юджина О'Нила, «Все мои сыновья» Артура Миллера или «Опушка» Лилиан Хеллман. Во всяком случае, знаменитый продюсер Дэвид Лоу счел пьесу достойной немедленной постановки. На роль очаровательницы он пригласил звезду музыкальной комедии Любу Малину и не менее известных Мишу Ауэра и Милларда Митчелла – на роли ее двух мужей. Джесси Ройс Лэндис охотно согласился выступить в качестве режиссера. Неплохая компания для начинающего драматурга!
Премьера состоялась в бродвейском театре «Адельфи» в рождественскую ночь 1946 года. Хотя отдельные реплики вызывали смех в зале, в целом прием оказался весьма прохладным. «Нью-Йорк таймс» писала, что большинство сюжетных ходов надуманны, а жанр пьесы не поддается определению: то ли это комедия, то ли фарс, то ли мелодрама. Рецензент утверждал, что смехом в зале спектакль обязан исключительно второстепенным персонажам: немому пианисту, любителю собак, доведшему свое увлечение до абсурда, престарелой супружеской чете и несносному дитяти, путающемуся у всех под ногами. Все это воспринимается как вставные номера, абсолютно не связанные с основной линией и введенные в ткань пьесы для «оживляжа».
Люба Малина, которую окрестили сорванцом, получила несколько благоприятных отзывов, но даже ее редкостного обаяния и бархатных карих глаз оказалось недостаточно, чтобы спасти ту громоздкую конструкцию, которую представлял собой этот спектакль. Обоим джентльменам, признанным мастерам сцены, было просто нечего играть. Даже такой крупный знаток своего дела, как Джесси Ройс Лэндис, попал под обстрел критики за вялый темп спектакля.
Если верить авторам пьесы, спектакль «Дорогая я» шел три месяца подряд и был снят с репертуара в связи с необходимостью расчистить место для следующей постановки. На самом деле он сошел с афиш после тридцати двух представлений по той единственной причине, что потерпел сокрушительное фиаско. «Это была совершенно бездарная пьеса, ну просто полная чушь, – утверждала одна актриса. – Только не ссылайтесь на меня».
Тем не менее, через несколько лет Джеки и Беа Коул пишут новую пьесу под названием «Важная шишка», которую будто бы собирался поставить Крейг Келли. Однако эта постановка не состоялась.
Глава 5. ДЖЕКИ ПОЯВЛЯЕТСЯ НА ЭКРАНЕ
В 1946 году Ирвинг Мэнсфилд стал режиссером поначалу в радиопрограмме Милтона Берля – за шестьсот пятьдесят долларов в неделю.
– Ура! – ликовала Джеки, – теперь я получу свое норковое манто!
В профессии режиссера многое зависит от слепой удачи. Поэтому, чтобы защититься от превратностей судьбы, Мэнсфилд постепенно расширял поле деятельности. У него завелись деньжата, которых хватало не только на норковое манто, но и чтобы содержать Джеки, которая временно оставила работу с целью посвятить себя воспитанию сына Гая.
Мэнсфилд задумал вдохнуть новую жизнь в старое шоу «Час досуга майора Бауза». Когда-то оно гремело на всю страну, но с некоторых пор интерес к нему стал угасать. Мэнсфилду показалось, что основа этой передачи – развлекательность плюс дух соревнования – не устарела и еще способна приносить дивиденды. По его мнению, передаче очень вредила неровная игра участников-непрофессионалов.
А что, если приглашать всякий раз трио малоизвестных, но талантливых актеров? Они согласятся работать за приз в виде ужина в избранном кругу или контракта с кинофирмой. Само по себе вознаграждение не имеет особого значения, главным для претендентов станет возможность показать себя, получить доступ к живой аудитории, которая будет подбадривать их аплодисментами. В этом цикле передач было все, что нужно для настоящего хита, в том числе непредсказуемость победы.
Мэнсфилд решил заняться этой программой летом, когда он будет свободен от работы на Си-Би-Эс. Он подробно разработал детали, не хватало только ведущего.
В свое время Мэнсфилд немало потрудился, рекламируя Эдди Кантора, но сейчас они были в ссоре. Поэтому первым, к кому Ирвинг обратился, стал Джордж Джессел.
Мало того, что Мэнсфилд высоко ставил Джорджа Джессела и его работу, они еще и были – по необъяснимой прихоти судьбы – очень похожи друг на друга, особенно в юности. Джессел казался двойником Мэнсфилда, его вторым «я». И, тем не менее он отказался. Как раз в это время он ставил фильмы в Голливуде, и ему не улыбалось сорваться в Нью-Йорк ради куда менее значительной работы.
Мэнсфилд упорно искал ведущего. Первоначально программа предназначалась для радио; в случае успеха ее обещали взять на телевидение. В те годы, на заре своего существования, телевидение еще не стало всеобъемлющим средством массовой информации, как в наши дни. Многие звезды с мировым именем считали зазорным сотрудничать с телевидением. Это был своего рода снобизм. Телепередачи считались однодневками. Сейчас, когда телевидение проникло в наши мысли, чувства и отношения с обществом, трудно поверить, что некоторые одаренные и дальновидные деятели культуры не смогли правильно оценить огромную роль телевидения, особенно по части развлечений. Мэнсфилд к ним не принадлежал. Если он и не отличался особой проницательностью, то уж во всяком случае был одним из тех, кто всегда оказывается в нужное время в нужном месте.
То же можно было сказать о человеке, на котором он в конце концов остановил свой выбор для нового шоу «Талантливые парни».
Артур Годфри был малоизвестным диск-жокеем на местной радиостанции. Он умел свободно держаться перед микрофоном и чувствовал себя словно рыба в воде, время от времени берясь за свою гавайскую гитару. Но изрекать банальности в утренней радиопередаче было не совсем то, к чему он стремился. Он мечтал о большой аудитории, и Мэнсфилд дал ему ее – хотя бы на лето.
Годфри и Мэнсфилд были охвачены азартом, и председатель правления компании Си-Би-Эс Уильям Пейли решил дать им шанс. В конце концов, это было маленькое шоу, не требующее больших средств на постановку. Шоу «Талантливые парни» прозвучало в эфире 2 июня 1946 года и к сентябрю вошло в первую десятку лучших программ Си-Би-Эс.
Вслед за триумфом на радио «Талантливых парней» ждал колоссальный успех на телевидении. Ирвинг Мэнсфилд выдвинулся в ряды известнейших режиссеров, хотя его остальные передачи так и не смогли сравняться по популярности с «Талантливыми парнями». Программа просуществовала много лет и принесла телекомпании баснословную прибыль.
В 1959 году Ирвинг Мэнсфилд выкупил у Си-Би-Эс права на телепрограмму «Талантливые парни». Один за другим в эфир выходили его новые сериалы: «Таков шоу-бизнес», «Шоу Джейн Фроман», «Шоу Роберта Льюиса», «Сторк-клуб».
Это последнее шоу стало одним из наиболее удачных в карьере Ирвинга Мэнсфилда, и оно же доставило ему больше всего хлопот. Вел передачу подпольный торговец спиртным во времена «сухого закона», а ныне содержатель модного ночного клуба Шерман Биллингски. Все потешались над его «дубовой» головой. Никогда нельзя было знать заранее, что он выкинет. Но без него шоу не состоялось бы.
Интерес публики к «Сторк-клубу» подогревался тем, что Шерман вечно перегораживал вход красным бархатным канатом и заявлял, что нет мест. На каждый десяток знаменитостей, допущенных в клуб, приходилась примерно дюжина тех, кому он отказывал под тем предлогом, что зал якобы переполнен.
О «Сторк-клубе» ходили легенды. Чтобы проникнуть туда, многие были готовы отдать последний десятицентовик. Здесь, восседая, как на троне, за столиком № 50, Уолтер Уинчелл черпал материал для очередных заметок о сливках общества, шоу-бизнесе и театральной жизни. Клуб кишел светскими эксгибиционистами. Вот Мэнсфилд и решил сделать из этого шоу. Замысел отличался гениальной простотой, от Биллингски только и требовалось, что подойти к какой-нибудь знаменитости и завязать разговор. В качестве распорядителя Мэнсфилд нанял молодого, никому не известного актера. Тогда у Юла Бриннера, будущей голливудской знаменитости (одна из ролей – Тарас Бульба), еще была роскошная шевелюра…
Программа выходила по субботам и быстро обрела популярность – не столько благодаря своим художественным достоинствам, сколько потому, что Биллингски вечно ляпал что-нибудь невпопад, и выходило очень смешно. Репортеры так и заглядывали ему в рот, ожидая, что он вот-вот сядет в калошу. И Шерман никогда не подводил. Фред Аллен писал о Биллингски как о единственном человеке на телевидении, которому требовался суфлер, чтобы сказать «хелло».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16