С их уст слетает: „У меня в холодильнике есть парочка франкфуртских сосисок. Приходите, разделаемся с ними вместе“, – вместо того чтобы честно сказать: „Я хочу заняться любовью“».
По словам Джеки, название романа имеет двоякий смысл. «Машина любви» – это мужчина и одновременно – телевидение, торгующее любовью. Джеки назвала любимый бар Робина Стоуна «Лансером» в честь президента Кеннеди, чье кодовое имя было Лансер. Она также раскрыла тайну посвящения.
«Машина любви» посвящена одной из ее задушевных подруг, Кэрол Бьоркмен. Бывшая прославленная фотомодель и актриса, Кэрол затем вела колонку в журнале «Дамская одежда» и в 1967 году скончалась от лейкемии. Согласно первоначальному замыслу, Аманда в «Машине любви» должна была разбиться, сорвавшись со скалы, но после смерти Кэрол Джеки изменила свое решение: «Мне нужно было как-то использовать лейкемию». Тем не менее она продолжала клятвенно уверять, что Аманда – не Кэрол, а, как обычно, собирательный образ.
Перед выходом книги Эрл Уилсон устроил новый супербанкет, на котором присутствовала добрая сотня светских знаменитостей. Джеки была в светло-сером платье, еще более неотразимая, чем всегда. Казалось, ей было безразлично, что станут писать о ее романе.
Критики навострили перья и приняли угрожающие позы за своими машинками. Теперь ей так дешево не отделаться. Один раз еще куда ни шло, но второй? Ни за что на свете!
Когда появились первые отклики, никто не был так ошарашен, как сама Джеки.
«Те, кто провозгласил смерть романа, забыли о передающейся из уст в уста славе бывшей актрисы Джеки Сьюзен…
Второй роман Джеки на удивление легко читается и написан в три раза лучше, чем „Долина кукол“… Нелегко угадать, кто стоит за главными действующими лицами: романтическим героем, вульгарным телевизионным комиком, генеральным директором крупной телекомпании и его разодетой в пух и прах половиной… Но кому до этого дело? Скажу по совести: я проглотила эту книгу залпом…» (Лиз Смит, «Вашингтон пост»).
«Мисс Сьюзен угодила в яблочко: это именно то, чего ждут любители беллетристики. Она удовлетворяет их духовную потребность и проделывает это с высоко поднятой головой. „Машина любви“ обречена на успех, в том числе в кинематографе» («Нью-Йорк дейли»).
«Этот роман столь же увлекателен, как колонка великосветских сплетен, – написала Нора Эфрон в „Нью-Йорк таймс бук ревью“. – Робин Стоун – „машина любви“? Ей-богу, так оно и есть. Робин Стоун, без удержу хлещущий водку, заправляющий гигантской телекомпанией, ненасытный в постели, утонченный садист и одновременно очень уязвимый человек – да, говорю я, это действительно „машина любви“. Жаклин Сьюзен находит его неотразимым. А вы? Разумеется, тоже».
Нора Эфрон стала первым серьезным критиком, который понял, что для Жаклин Сьюзен есть место на литературном Олимпе. Мэнсфилд все еще негодовал по поводу «твидовых ребят с трубками, которые годами высиживают Великий Американский Роман», но Нора Эфрон внесла ясность: «Жаклин Сьюзен нанесла сокрушительный удар не по этим „ребятам“, кто бы они ни были, а по легиону ничтожеств, которые сидят в конторах, безучастно взирают на царящие кругом разврат и страсть к наживе, почитывают „грязные“ бестселлеры и походя роняют: „Я тоже мог бы так написать“. В действительности они не могут ничего подобного, так же как жалкие имитаторы мисс Сьюзен: Генри Саттон („Эксгибиционист“), Мортон Купер („Король“) и Уильям Норфолк („Замечательная пара“). Талантливыми писателями не становятся – ими нужно родиться. И когда Жаклин Сьюзен садится за машинку в своей квартире недалеко от Центрального парка, из-под клавиш выходят первоклассные хиты. Более того, она искренна и идет от жизни – не то, что Саттон и компания.
Мисс Сьюзен верит всему, что говорит. В своей весовой категории она – бесспорный чемпион и сверкает, как алмаз в навозной куче».
Самое большое удовольствие Джеки доставила рецензия в журнале «Лайф». Ее автор Калвин Триллин настаивал на том, что это он, а не Джеймс Обри, послужил прототипом «машины любви». Автор статьи, по его словам, ни капельки не обиделся на Джеки за то, что она вывела его в своем романе: каждому нужно зарабатывать на жизнь. Ему даже смешно, как мало изменений она внесла: в отличие от него, Робин Стоун учился в Гарварде, а не в Йелле; во время второй мировой войны был летчиком, а не корреспондентом; родился в Новой Англии, а не на Среднем Западе; холост, а не женат. «Меня также никогда не называли „машиной любви“ – во всяком случае я этого не слышал». Статья заканчивалась так: «Хочу также уточнить, что мне никогда не приходилось ложиться в постель с транссексуалом, изменившим пол. Судя по описанию мисс Сьюзен, это не бог весть какое приятное ощущение».
Алан Прайс-Джонс сурово критиковал Джеки за то, что она не видит разницы между трансвеститом и транссексуалом. «У мисс Сьюзен тоже случаются проколы – или она живет в таком месте, что ей недоступны словари».
Через пять дней после своего выхода «Машина любви» вытеснила с первого места в списке бестселлеров «Жалобу Портноя».
В свое время ни один литературный клуб не желал связываться с «Долиной кукол» – из-за репутации Гиза и из-за самой книги. Однако теперь клуб «Литературная гильдия» так и набросился на «Машину любви», сделав ее темой очередного мероприятия.
Едва «Машина» заняла первое место, как остальные критики возжаждали крови. «Мисс Сьюзен снова продемонстрировала свою страсть к варикозным венам», – вещал обозреватель журнала «Тайм». Низведя роман до уровня телевизионной комедии ситуаций, он заявил, что книга значительно уступает «Долине» по примитивной мощи, зато успешно соперничает с ней по части патологии. «Чего здесь только нет – и камень в мочеточнике, и лейкемия, и сердечный приступ, и неврастения, и нимфомания. Все это играет важнейшую роль. Один персонаж боится потерять половые органы, другой, наоборот, идет на операцию, чтобы избавиться от них и стать женщиной. Главный герой, всемогущий директор телевизионной компании, обладает сверхъестественными способностями по части выпивки и совокуплений, но по какой-то загадочной причине не способен влюбиться и создать семью. Это вызывает в памяти сюжеты голливудских психологических драм сороковых годов, когда все недоразумения объяснялись эдиповым комплексом».
Брайан Гленвилл обрушился на Джеки в «Нью-Йорк таймс бук ревью»: «Жаклин Сьюзен убеждает нас в том, что литература умерла – и, видит Бог, она сделала для этого все от нее зависящее».
А вот отзыв Кристофера Лемана-Хаупта: «„Машину любви“ проглатываешь точно так же, как воздушную кукурузу на дневном киносеансе, – следовательно, и судить о ней следует в терминах попкорна. Она солоновата (Жаклин Сьюзен морализирует, приправляя банальности нецензурными словами). Она тает во рту (персонажи так плоски и взаимозаменяемы, что временами я забывал, кто такой Робин Стоун). Она оставляет вас голодным (я еще не встречал книги, которая настолько не оставила бы следа в моей памяти) и чрезвычайно легко и быстро переваривается, потому что представляет собой не что иное, как крохотное рациональное зерно, разросшееся до размеров необъятной бессмыслицы».
Алан Прайс-Джонс из «Нью-Йорк пост» прямо-таки пышет ненавистью: «„Машина любви“ – телевидение. Она же – прозвище одного из зануднейших персонажей современной беллетристики, теледеятеля по имени Робин Стоун, окруженного влюбленными девицами, ни одной из которых ему не удается ответить взаимностью – что вовсе неудивительно».
Прайс-Джонс называет роман устаревшим, несмотря на то, что его действие относится к шестидесятым годам. Действительно, если вспомнить, что в эти годы творилось в мире, Джеки выглядит несколько отставшей от жизни. Она возражала против обвинений такого рода, причисляя себя к современным писателям, – просто для нее современность означала не только войну во Вьетнаме или выступления в защиту женского равноправия. Ее прежде всего, интересовал внутренний мир человека. Прайс-Джонс неожиданно соглашается: «Этот шедевр в своем роде еще много месяцев пребудет единоличным лидером». Его прогноз сбылся: «Машина любви» продержалась на первом месте в списке бестселлеров более полугода.
Джеки храбро шла вперед, осыпаемая с головы до ног насмешками, но более уверенная в себе, чем когда-либо прежде. Она снова отправилась в путешествие по стране, не пропуская ни одного крупного города и при любой возможности появляясь на публике. После выхода дополнительного тиража в мягкой обложке по утрам она поила кофе парней, развозивших книги по магазинам, супермаркетам и даже аптекам. Единственное, от чего пришлось отказаться, – это от привычки давать в магазинах автографы. Находились мужчины, которые выстраивались в очередь и, пока она подписывала книгу, ухмылялись: «Хочешь трахнуться, детка?»
И снова – бесконечные интервью. Бен Гросс из «Дейли ньюс» осведомился: не считает ли она, что ее романы обязаны своим успехом похабщине? «Это абсолютная чушь! – возразила Джеки. – Загляните в любой книжный магазин, и вы найдете сотни книг, в которых гораздо больше секса. Просто люди отдают мне предпочтение. Им нравится, как я пишу. Я рассказываю историю человеческой жизни, стараясь, чтобы читателям было интересно. Вот в чем проигрывают писатели-авангардисты, считающие себя тонкими стилистами. Я знаю жизнь – людей и обстановку. Другие разглагольствуют о том, как они пишут, я же просто пишу. Я вкалываю в своем закутке с утра до пяти часов вечера, потом вывожу моего пуделя Джозефа на прогулку и снова работаю до восьми. Обычно все начинается с темы. Потом я леплю человеческие характеры и придумываю разные события, которые помогли бы мне проиллюстрировать то, что я хочу сказать. Прежде чем я сажусь за машинку, мне уже ясно, чем начнется и чем закончится эта история».
Отметим небольшую неточность: на самом деле Джеки практически никогда не могла заставить себя рано вставать. Скорее всего, она работала во второй половине дня и по вечерам – вплоть до завершающей стадии, когда приходилось захватывать и часть ночи.
Если всерьез говорить о порнографии, все соглашались, что романы Джеки Сьюзен никак нельзя отнести к этому жанру. Нора Эфрон писала: «В произведениях мисс Сьюзен кофточки и брюки расстегиваются с молниеносной быстротой, и постоянно кто-то кого-то хочет». В то же время Джеки меньше, чем кто-либо другой, была склонна к натурализму. Хотя и обожала поболтать о сексе.
В Филадельфии она вела замкнутую жизнь благовоспитанной барышни, признаваясь: «Во мне до сих пор много от Филадельфии». Разумеется, за годы жизни в Нью-Йорке Джеки встречалась со многими мужчинами, но ни один из них не был серьезным соперником ее мужа. Она писала об Ирвинге: «Он мой критик, друг и любовник. Но главное – он меня обожает, а это именно то, что мне нужно».
Тем не менее Джеки отличалась большой терпимостью в том, что называют свободой нравов, и откровенно выражала свои взгляды на внебрачные отношения: «Нет ничего страшного, если в отсутствие жены мужчина сойдется с другой женщиной. Другое дело, если это происходит у нее на глазах. Наверное, это можно отнести и к измене жены. Представьте себе, что муж уехал, а она осталась в Нью-Йорке и вдруг встретила большого любителя этого вида спорта, тогда как ее муж мало чем отличается от паралитика…»
Джеки могла часами разглагольствовать о двойном стандарте в интимных отношениях между мужчиной и женщиной: «Главное, чтобы мужчина был способен отделять свои сексуальные подвиги от эмоций. Но если женщина ведет себя подобным образом, она выглядит несколько экстравагантно. Как правило, мужчины, которые связывают телесный акт с чувствами, не возбуждают женского интереса. Каждая женщина мечтает о мужчине, о котором она слышала, будто другая женщина где-нибудь в Англии из-за него покончила с собой. А отнюдь не о том, кто счастлив в законном браке и имеет троих очаровательных детишек».
По словам Джеки, она черпала информацию из личного опыта и из рассказов своих приятельниц. Милтон Берль говорил, что одной из главных проблем с его женой, Джойс Мэтьюз, было то, что она посвящала в семейные ссоры подруг, и прежде всего Джеки. К тому времени Джойс успела разойтись с Берлем. Через некоторое время они снова поженились и снова разошлись, на этот раз навсегда. Потом Джойс дважды выходила замуж и разводилась с Билли Роузом.
Джеки любила поболтать по телефону с членами своей «хоккейной команды», причем сама больше слушала. «Я здесь за капитана, – гордо заявляла она. – Мы встречаемся, когда у одной из нас возникают проблемы на любовном фронте». В «команду» входили Бобо Рокфеллер, Дорис Дей, Хелен Герли Браун и «целая армия новобранцев».
У Джеки была феноменальная интуиция, позволявшая ей безошибочно вникнуть в самую суть человеческих отношений. К примеру, многократно раскритикованный эпизод из «Машины любви» – «девушка с полотенцем», несомненно, взят из жизни. Это именно то, что могла сделать страстная, обаятельная, снедаемая любовью девушка середины шестидесятых годов – повсюду таскать с собой в сумке полотенце, которым минувшей ночью вытирался ее возлюбленный. То, что этот поступок выглядел нелепо с точки зрения современных феминисток, Джеки не трогало. Она описывала то, что видела, слышала, знала. Многие женщины, успешно освободившиеся от «мужского гнета», могли бы порассказать немало подобных унизительных случаев из своей жизни.
Брак Джеки и Ирвинга не имел ничего общего с теми драмами, которые происходили в жизни героев ее книг. Но Джеки отдавала себе отчет в том, что по-настоящему счастливые браки по любви чрезвычайно редки. «Многие просто не могут себе этого позволить». Возможно, она имела в виду материальную сторону, но, скорее всего – то, что романтический брак требует огромных душевных затрат. После тридцати лет совместной жизни с Ирвингом Джеки смело могла сказать: «Мы по-прежнему очень любим друг друга».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16