– Главное, чтобы были типы. Возьмем пример. Я не так страшно люблю Диккенса, он был антисемит. Однако его Домби это тип, Уриа Хип это тоже тип. У Гоголя Плюшкин тип, Коробочка тип.
– Я это часто слышал, но думаю, что изображать характеры гораздо труднее, чем изображать «типы». В знак высшей похвалы о писателе говорят: «его образы стали нарицательными именами»! Похвала, по-моему, не большая. Какой-нибудь Скалозуб или Держиморда или унтер Пришибеев стали «нарицательными», они «типы», но князь Андрей и Наташа Ростова не «типы», и ни один герой Толстого нарицательным не стал: для этого почти всегда нужно огрубление, к которому Толстой был неспособен. Извините, что вспомнил о Толстом по этому поводу. Наше дело маленькое.
– Now, я вовсе не хочу сказать, что у вас люди не живые, – примирительно сказал Пемброк. – Напротив, эта Лина у вас вышла очень живо.
– И какая роль! – воскликнула Надя, – Ах, какая роль!
– Она у вас, милая Надя, может выйти хорошо, однако я возвращаюсь к своему: акцент! – сказал Альфред Исаевич. Он подумал, что Надя, пожалуй, и недостаточно молода для роли Лины. «Но это сказать ей было бы гораздо хуже, чем, например, сказать писателю, что он идиот». – Что я сделаю в Америке с вашим акцентом?
– Да ведь она француженка.
– Sugar plum, вы не хотите, чтобы мы ставили пьесу из французской жизни и чтобы в ней актеры говорили по-английски с иностранным акцентом! Впрочем, эту пьесу надо, повторяю, для начала поставить во Франции. Все-таки французы должны знать про своих рыцарей свободы.
– Не очень. Повторяю, это малозначительный исторический эпизод, который когда-то вызвал много шума, а затем канул в Лету. Скажу еще, что эпизод в Сомюре, с пожаром, с обвалом, с найденными при аресте адресами, изложен мною совершенно точно в историческом отношении.
– Это, скажу вам правду, совершенно не важно. Разве кто-нибудь знает историю? Разве в кинематограф ходят для истории? Но если этот эпизод канул в Лету во Франции, то вы понимаете, в какую Лету он канул в Соединенных Штатах! Все-таки, если мы решим ставить пьесу и сговоримся, то мы пока поставим ее здесь. Надя говорит, что она владеет французским языком как парижанка. Но это она говорит.
– Мне это говорили французы! – сказала с возмущеньем Надя.
– Французы очень любезные люди. Когда вы будете говорить по-английски как Этель Барримор, мы… Мы увидим, что можно сделать. Пока я склонен был бы поставить пьесу во Франции, – сказал Пемброк. «Берет!» – подумали и Надя, и Яценко. Альфред Исаевич поспешил добавить: – Мы говорим так, точно уже все решено. А на самом деле мы слышали только три картины из пяти, а конфликта еще и не видели… Кстати этот ваш банкир… как его?.. напоминает мне одного моего знакомого, с которым я как раз сегодня обедал в Монте-Карло. Это некий Делавар, – сказал Пемброк.
– Я его встречал в Париже, – сказал, немного смутившись, Яценко. – Это, по моему, маленький авантюрист, которому очень хочется стать большим, демоническим авантюристом.
– Совершенно верно, – смеясь, подтвердил Альфред Исаевич.
– Давайте читать дальше, – сказала с нетерпением Надя. – Я горю желанием узнать, что сталось с Линой!
– А я горю желанием узнать, что натворили Рыцари Свободы, – сказал Пемброк.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Квартира полковника Бернара в Сомюре. Большая бедно обставленная комната, служащая кабинетом, и гостиной, и спальной. В камине горят дрова. За ширмой двуспальная кровать. На стене большая карта Франции. Везде книги. Посредине комнаты стол, крытый красным сукном, тоже с кинжалами и топором. Вокруг него стулья. Два окна выходят на улицу. Они затворены и плотно завешены, но из под штор просвечивает красное пламя пожара.
БЕРНАР, ЛИНА, ДЖОН, ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИКИ, ЕЩЕ РЫЦАРИ СВОБОДЫ.
БЕРНАР: Этот несчастный пожар может сорвать все дело!
ЛИНА (Подходит к окну и отодвигает штору) : Зарево все усиливается!
ДЖОН: Надо же было, чтобы такой пожар случился в сочельник!
БЕРНАР (сердито) : Дело не в том, что сегодня сочельник, а в том, что в полночь должно начаться восстание. (Смотрит на часы) . Через три часа.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК (возмущенно) : А половина Рыцарей не явилась на заседание!
ДЖОН: Это из-за пожара.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Пожар не может иметь никакого отношения к заседаниям ордена Рыцарей Свободы. Повестки были разосланы своевременно. Согласно 27-ому параграфу устава, Рыцари, не имеющие возможности явиться на заседание, должны письменно извещать об этом Первого Разведчика не позднее, чем за 24 часа до заседания.
ЛИНА: Ведь это вы сочинили устав. Вы должны были включить в него параграф на случай пожара или землетрясения. (Нерешительно) . Не отложить ли восстание?
БЕРНАР: Это невозможно. Действия в Бельфоре и в других городах сообразованы с нашими. Генерал Лафайетт, вероятно, уже находится в Бельфоре.
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК: Возможно, что дело не столько в пожаре, сколько в Сочельнике. Как все помнят, я высказался против устройства восстания в Сочельник. Все здесь присутствующие знакомы с моей политической деятельностью, начавшейся в 1789 году с памятной многим статьи в нашем местном органе печати. Всем, конечно, известно, что я, старый якобинец, никогда не разделял религиозных предрассудков. Напротив, я вел с ними энергичную борьбу. Тем не менее я не скрывал и не скрываю от себя силы и власти этих пережитков прошлого. Скажу больше, даже из людей нашего образа мысли многие предпочли бы провести этот вечер, если не в церкви, то в кругу семьи.
БЕРНАР: Восстание было назначено на Сочельник именно потому, что все наши враги в это время будут в церкви. Следовательно, захватить стратегические пункты Сомюра легче всего именно сегодня.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Я решительно возражаю против того, чтобы вопрос обсуждался в порядке частной беседы. Согласно параграфу восьмому устава, предлагаю открыть заседание и признать его законным, невзирая на малое количество собравшихся.
БЕРНАР (мрачно) : Прошу занять места. (Так как места вокруг стола уже все равно заняты. Рыцари лишь принимают более торжественный вид. Бернар стучит три раза по столу. Все встают) . Первый Разведчик, который час?
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Избранник, гремит набат. Это сигнал пробуждения всех свободных людей. Настала полночь.
БЕРНАР: Первый Разведчик, в котором часу начинает свою тайную работу Орден?
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Избранник, Орден начинает свою тайную работу в полночь.
БЕРНАР: Удостоверься же, что все собравшиеся за сим столом суть Рыцари Свободы.
Первый Разведчик совершенно так же, как в первой картине, обходит собравшихся, поднимает пальцы и говорит: «Вера. Надежда». Все с ответным знаком говорят: «Честь. Добродетель». Пламя пожара усиливается.
ДЖОН (вполголоса Лине, сидящей рядом с ним) : Пожар разрастается. Время уходит.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Избранник, все собравшиеся за сим столом суть Рыцари Свободы.
БЕРНАР: Да благословит же Всевышний наш ночной труд над делом освобождения Франции и всего человечества.
Все садятся.
БЕРНАР: Кому угодно высказаться?
ГОЛОСА: Мне угодно… И мне… Я хотел бы…
БЕРНАР: Ввиду того, что до начала восстания осталось всего три часа, прошу всех по возможности говорить кратко. Рыцарь Второй Разведчик, ты просил слова. Даю тебе его.
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК: Рыцари! Для детей, внуков и потомков наших будет предметом вечной гордости то, что заря французской и мировой свободы занялась в нашем маленьком Сомюре. Я оставляю – пока – открытым вопрос, должны ли мы выступить именно сегодня или в другой день. Предварительно я хотел бы поставить на обсуждение собравшихся другой вопрос, принципиальный и чрезвычайно важный. Нам было сказано, что мы действуем совместно с Бельфором. Однако, по имеющимся сведениям, там в заговоре принимают преимущественное участие не Рыцари Свободы, а карбонарии. Сам генерал Лафайетт больше карбонарий, чем Рыцарь Свободы. (Обиженным тоном) . Лучшее доказательство: он выехал теперь не сюда, в Сомюр, а в Бельфор. Я нисколько не отрицаю, что в принципе карбонарии довольно близкая к нам организация. Люди, следившие за моими выступлениями в последние годы, знают мое сочувственное к ней отношение. Тем не менее не должно от себя скрывать существующие между нами и ними немаловажные разногласия. Разрешите мне процитировать речь, сказанную год тому назад, а именно 27 января, видным карбонарием Базаром. (Вынимает из портфеля толстую тетрадь) . Я ее выписал дословно и отниму у собрания не более десяти или пятнадцати минут. (Легкий ропот среди присутствующих) .
БЕРНАР: Рыцарь Второй Разведчик, в виду остроты момента мы едва ли можем сейчас останавливаться на расхождениях в прошлом.
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК (обиженно) : Я не посягаю на прерогативы Рыцаря Избранника, но не думаю, чтобы он имел право зажимать мне рот своей единоличной властью.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК (озабоченно) : Согласно параграфу 34-ому устава, вопрос должен быть разрешен голосованием.
БЕРНАР (С все растущим раздражением) : Ставлю на голосование вопрос: кто за то, чтобы сейчас выслушать соображения Рыцаря Второго Разведчика о речи, сказанной год тому назад карбонарием Базаром, тех прошу поднять руку. (Нерешительно поднимают руку два рыцаря; один, оглянувшись па других, тотчас ее отдергивает) . Очевидное меньшинство.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Рыцарь Избранник, ты не поставил на голосование обратного вопроса: кто против того, чтобы?..
БЕРНАР (сердито его перебивает) : Кто против того, чтобы?
ГОЛОС: Простите, я не понял: кто против или кто за?
БЕРНАР: Кто против! (Почти все поднимают руку) .
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК: Рыцарь Избранник, устав требует также, чтобы было занесено в протокол, кто воздержался!
БЕРНАР (кричит) : Кто воздерживается? (Второй Разведчик с достоинством поднимает руку) . Вопрос решен… Я перехожу к делу. Рыцари, нельзя терять ни минуты…
ГОЛОСА (сочувственно) : Ни минуты! Ни минуты!
БЕРНАР: Через час мы должны выйти отсюда и отправиться в кавалерийскую школу. Я бывший профессор этой школы, я знаю в ней все входы и выходы. Там нас ждут наши сторонники. Мы обезоружим наших врагов, по возможности без кровопролития, и выпустим прокламацию к народу. Мы объявим, что местная власть в Сомюре свергнута, что восстание в полночь начинается во всей Франции, что генерал Лафайетт утром двинет войска на Париж. Королевская власть не выдержит натиска и будет сметена порывом народного гнева. Будет немедленно образовано коалиционное Национальное правительство во главе с генералом Лафайеттом…
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК: Я прошу слова!
БЕРНАР: Говори!
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК: Все мое прошлое свидетельствует о том, как мне всегда была близка идея коалиции. Я мог бы сослаться хотя бы на мою речь от 2 жерминаля Второго года, в которой я призывал к объединению всех патриотов. Эта речь вызвала тридцать лет тому назад против меня ожесточенные нападки, волна которых не улеглась и по сей день. Дело однако не во мне, я не привык отнимать у людей время своей особой. Бывают часы, когда надо не говорить, а действовать! (Обводит всех победоносным взглядом) . Однако нельзя забывать, что всякая коалиция может строиться либо на началах полного паритета, либо же на началах пропорциональности в связи с влиянием, которое та или иная группа имеет в стране. Если наша коалиция строится на началах паритета, то я желал бы знать, гарантировано ли нашему ордену соответственное число мест в правительстве генерала Лафайетта? Ни один из нас, быть может, не имеет такого авторитета, как он, хотя нам, старым якобинцам, и памятна его роль в первые два года революции. Тем не менее (подчеркнуто скромно) и среди нас могут найтись опытные в политике заслуженные люди, готовые в настоящей обстановке принять на свои плечи тяжелое бремя власти. Если же принцип паритета в данном случае отвергается, то я предлагаю избрать комиссию, которая позаботилась бы о том, чтобы в коалиционном правительстве интересы нашего Ордена не были принесены в жертву эгоистическим интересам других группировок…
С улицы раздается страшный, продолжительный, все нарастающий грохот. Лина бросается к окну и раздвигает шторы. За окном как будто все объято пламенем. Все в волнении толпятся у окна. Только Второй Разведчик остается на своем месте, видимо недовольный тем, что его речь прервали; да еще Первый Разведчик продолжает невозмутимо писать протокол.
ЛИНА (нервничая все больше) : Что это?.. Что это?.. Да скажите же!
ГОЛОСА: Это обвал!.. Довольно далеко отсюда!.. Господи, мой сын там!..
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК (обиженно) : Я просил бы разрешения продолжать мою речь.
ПЕРВЫЙ РАЗВЕДЧИК (строго поглядывая на Бернара, который стоит у окна) : Никто из Рыцарей не имеет права покидать места до закрытия заседания. (Торжественно, потрясая карандашом, как шпагой) . Выть может, мы погибнем, но погибнем на своем посту!
ВТОРОЙ РАЗВЕДЧИК (продолжая свою речь) : Я видел список лиц, намечаемых в состав коалиционного правительства. Против некоторых из них я заявляю отвод в виду неясности их роли в некоторых событиях последних десятилетий…
ТЕ ЖЕ. ВОСПИТАННИК КАВАЛЕРИЙСКОЙ ШКОЛЫ ЛАВАЛЬ.
ЛАВАЛЬ (останавливается на пороге на вытяжку, затем поднимает три пальца. Это совсем молодой человек, все по привычке сбивающийся с «Рыцарских» приемов на военные. Повидимому, и те, и другие ему очень нравятся) : Вера. Надежда.
ВСЕ: Честь. Добродетель.
ЛАВАЛЬ: Господин полковник… Рыцарь Избранник, разрешите доложить… Полчаса тому назад вся наша школа, друзья и враги, брошена на борьбу с пожаром. В здании школы никого не осталось. (Движение) .
БЕРНАР: Лаваль, ваше сообщение чрезвычайно важно. Если весь состав школы брошен на пожар, то положение существенно меняется… Вы совершенно уверены в том, что говорите?
ЛАВАЛЬ: Господин полковник, я совершенно уверен. Мои товарищи, имеющие честь принадлежать к Ордену Рыцарей Свободы, именно поручили мне известить об этом рыцарей. Все они уже там. Чтобы не попасться коменданту, я задержался и вышел с бокового крыльца. Прошу разрешения удалиться.
БЕРНАР: Идите, Лаваль, благодарю вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75