Алан вскочил в седло. Лавастин неоднократно замечал, что он был прирожденный наездник, что подчеркивало благородство его происхождения. Может быть, это было и так, но опыта ему явно не хватало. По-настоящему хорошо держаться в седле он научился лишь после того дня месяца Сормаса, когда граф признал его своим сыном и наследником. И у него совершенно не было у него боевого опыта. Но сын графа не может воевать в пешем строю. Что ж, он поскачет в бой верхом.Лавастин сел на свою Серую Гриву и вопросительно посмотрел на Алана.Алан в ответ кивнул. Он не разочарует отца.Разве не мечтал он всю свою жизнь однажды поскакать в бой? Его приемный отец, торговец Генри, и тетя Бел посвятили его Церкви, остаток жизни ему предстояло провести в монастыре Хвост Дракона. Но в тот день, когда Эйка сожгли монастырь и убили всех монахов, в разгар грозы ему явилась Властительница Битв. Она дала ему неувядающую розу, которую он зашил в полотняный мешочек и с тех пор носил на шее.«Служи мне», — потребовала она от него, и он с радостью поклялся ей в верности, чтобы спасти от Эйка деревню Осну. Он до сих пор чувствовал вину перед своим приемным отцом, который хотел видеть его священником.Зачирикали птицы, в сером свете раннего утра стала видна убогая растительность. В небе еще не погасли звезды. Воспитанный мореплавателем, Алан умел находить созвездия и каждый раз задумывался о том, что они могли предвещать. Бродячие звезды постоянно меняли свое расположение в отличие от светил в высшей из семи сфер, за которой находились Покои Света. Передвижения звезд оказывали влияние на судьбы. Человек мог научиться управлять звездами. Так, во всяком случае, утверждало осуждаемое Церковью учение.Бледно-розовый маяк Атурны, Магус, светился рядом с созвездием, известным под названием Сестры, а Мок, планета мудрости и изобилия, величественно приближалась к созвездию Льва. За Атурной ярко сияла Корона. Вот Лук и Стрела с синим Сейриосом на конце, нацеленная на Охотника, на плече которого сверкала красная пряжка — звезда Вулнерис. Звезды постепенно гасли с восходом солнца.Лавастин поднял руку, призывая к молчанию. Люди собрались вокруг него. Кавалерия состояла из двадцати испытанных всадников — лучшие из его воинов. Пехота заняла позиции. Разведчики уже ушли к берегу.Граф стремился учесть все детали.Они медленно двинулись вперед, вооруженные слуги вели под уздцы лошадей. Шли через лес. Становилось все светлее. Они пересекли почерневшее поле, на котором летом зрел овес, вышли на песчаный холм, за которым начиналось море. На скалистом берегу, как раз над местом впадения реки, Эйка обосновали зимний лагерь.Море на востоке осветилось. Горизонт окрасился в розовый цвет, волны искрились в свете восходящего солнца. На судах Эйка вспыхнули огни.— Вперед, — невозмутимо сказал Лавастин. Он сохранял спокойствие.Алан вспотел от возбуждения. Возможно, когда-нибудь барды сложат песню об этой битве. Алан не отставал от отца, вокруг на ходу выстраивались в боевой порядок другие всадники. Все вассалы графа не только прислали свои армии, но и сами принимали участие в битве, и внебрачный сын графа, лишь недавно провозглашенный законным наследником, должен показать, чего он стоит в бою.Лавастин бросил короткий взгляд на Алана, в глазах читалась просьба: «Не подведи меня».Тревога! Залаяли собаки, взвыл горн в лагере Эйка. Эйка высыпали на берег спасать свои подожженные ладьи.Лучники, спрятавшись в кустах на крутых склонах холма, поджигали стрелы от углей, спрятанных в трубочках, и посылали их одну за другой в лагерь Эйка. Пехота, растянувшаяся вдоль берега реки, неожиданно появилась перед Эйка, а сзади, забирая дикарей в кольцо, ударил Лавастин со своей кавалерией.Алан старался не отставать от остальных. Крепко держа в руках копье и с трудом сохраняя равновесие, он пытался сосредоточиться на битве. Трещали пылающие палатки в лагере Эйка. В ладьях быстро двигались рычащие фигуры, заливая огонь, в то время как легковооруженные разведчики отступили назад.Кавалерия вклинилась в строй Эйка, смяв первый ряд. Один из дикарей оказался на пути Алана. Эйка не пытался орудовать копьем, а просто надвигался на Алана, видимо надеясь, что его лошадь лучше знает, что делать. О нем самом этого сказать было нельзя. Слишком поздно он заметил графа Лавастина, который на ходу ударил его в грудь копьем и, не останавливаясь, поскакал дальше. За графом следовали пешие воины, добивая раненых Эйка. Впереди пехота сражалась с толпой дикарей. Каждый Эйка был больше и сильнее человека. Обрушивая на головы врагов страшные удары, Эйка пробивались сквозь ряды пехотинцев. Часть дикарей, отвлеченная топотом копыт и криками своих умирающих собратьев, развернулась лицом к приближающейся кавалерии.Вот они. Медная, бронзовая, золотая, серебряная, железная кожа. Они похожи на ожившие статуи. Это вовсе не люди. Один из них приближается. Блеснули белые зубы. Костяного цвета волосы. Удар топора обрушился на подставленное Аланом копье и увяз в древке. Алан дернул копье назад, и Эйка, выпустив топор из рук, отбросил щит и схватился за нож. В следующее мгновение Алан выхватил меч. Эйка отшатнулся назад, его лицо исказила жуткая гримаса. Алан занес меч, и в этот момент, когда Эйка отступил, пытаясь удержать равновесие, когда остальная кавалерия проскочила вперед, тесня дикарей, и Лавастин криком подбадривал своих солдат, он понял, что не может убить.Воспользовавшись его замешательством, Эйка прыгнул вперед. Алан попытался парировать удар, но совершенное им только что открытие парализовало его.Он не может убивать.Он недостоин. Недостоин быть солдатом. Недостоин своего отца. Он подвел отца.Он должен умереть.Солнце слепило глаза. А может, это была уже смерть или погрузившийся в глаз нож? Он отпустил повод и инстинктивно поднял руку к глазам. Какая-то тень промелькнула мимо него, и тут же Эйка рухнул на землю с ножом в горле.Алан ахнул и схватил поводья. К счастью, лошадь была хорошо обучена. Кто спас его? Кто был свидетелем его трусости?Он повернул голову. Казалось, ее взгляд пронизывал насквозь. Роза горела на груди, как раскаленный уголь. Она пришпорила свою лошадь, и конь Алана последовал за ней, подчиняясь ее безмолвному приказу.— Держись рядом, — прозвучало у него в голове. Властительница Битв! Она была прекрасна, но ее красота вызывала скорее ужас, чем восхищение. Ее белый конь нес всадницу сквозь ряды Эйка, каждый ее удар попадал в цель — убийство было ее работой.Рядом с ней скакал Лавастин. Граф не получал удовольствия от битвы. Для него это тоже была работа, исполнение долга. Ударом меча он прорубил серебристую чешую Эйка. Не обращая внимания на упавшего дикаря, граф посмотрел вправо, сквозь божественную всадницу, и, найдя взглядом Алана, сразу же отвернулся.Кавалерия прижала Эйка к пехоте. Окруженные со всех сторон, дикари дрались с безнадежной яростью. Алан до сих не получил ни царапины. Повелительница Битв поражала каждого, кто ему угрожал. Алан сумел удержаться в седле. Рядом все так же спокойно сражался граф Лавастин.Наконец кавалерия и пехота встретились. Лавастин поскакал к берегу, увлекая за собой всадников. Некоторые Эйка побежали к ладьям, другие пытались отбиваться, но было ясно, что они проиграли. Каждый дикарь пытался теперь лишь спасти свою жизнь. Несколько Эйка стащили в воду одну ладью и боролись за место. От двух других лодок шел столб дыма. У Алана заслезились глаза.— Стоп! — скомандовал Лавастин.— Неплохо, — сказал граф, повернувшись к сыну. Алан стер слезы со щек и удивленно посмотрел на отца.Неплохо? Кому это он говорил? Их окружили люди с оружием в руках. Они наблюдали, как удалялась ладья Эйка. Оттуда взметнулось несколько стрел, которые попадали в воду и в прибрежные камыши.Властительница Битв исчезла. Цветок на его груди больше не обжигал.Воины собрались вокруг графа и его сына. Небольшая группа уцелевших дикарей попыталась догнать свою ладью вплавь, земля была усеяна трупами Эйка. Войско графа почти не пострадало: несколько раненых, один или двое из которых — смертельно. Тактика Лавастина себя оправдывала.— Очень неплохо, сын мой, — повторил граф. Подняв меч, запачканный зеленоватой жидкостью, он обратился к свой армии: — Друзья мои, вы видели, что мой сын оправдал себя в битве.Один из всадников ответил:— Я сам видел, как он положил четверых, милорд. В нем есть боевой задор. Я с готовностью последую в бой за лордом Аланом. — К ужасу Алана, в глазах говорившего читалось уважение.Другие так же видели, как он яростно сражался.— Но я ничего не сделал, — запротестовал Алан. — Я испугался. Меня защитила Властительница Битв, это ее рука убивала Эйка.Он понял, что следовало промолчать. Все решили, что он сказал это из скромности и болезненного благочестия. Никто из них не видел Повелительницы. Все были уверены, что он совершил все сам, никому и в голову не пришло, что он недостойный трус и спасся лишь благодаря ее вмешательству.Одни вытащили из-за пазухи кольца Единства, с почтительностью и удивлением произнося слова молитв. Другие склонили головы. Лавастин посмотрел на Алана в упор и улыбнулся:— Бог Единства простер над тобой Свою руку, сын мой. — В его голосе звучала гордость. — Ты будешь настоящим воином. 2 Лавастин и его свита праздновали День святого Валентинуса в поместье жены лорда Джефри, леди Альдегунды. Все лето Лавастин учил Алана обращаться с оружием и правилам придворного этикета. Алан должен был произвести благоприятное впечатление на владетельных особ, на вассалов графа Лавастина и членов их семей. Чтобы стать достойным правителем, Алану придется многому научиться. Ему необходимо стать проницательным, храбрым, обрести широту взглядов, стойкость и упрямство, чтобы отстаивать свои интересы.— Как они отнеслись к тебе? — спросил Лавастин, когда они вечером готовились к пиру.— Хорошо, отец. — Алан залюбовался парчовой отделкой графского одеяния. В это время один из слуг оборачивал его ноги полосами ткани. Золотые пряжки тонкой работы, богатые пояса, новая одежда из дорогой ткани… Он вспомнил дочерей тети Бел и старой госпожи Гарии — умелых ткачих. Но она больше не моя тетя Бел. Она простая женщина, которая меня воспитала. Так распорядился Лавастин. Алан больше ничего не слышал о своей прежней семье, после того как граф выслал им вознаграждение за воспитание Алана. Неужели они совсем забыли его? Неужели не напишут даже словечка о том, как поживают они, Стэнси, Жульен, Агнесс и все остальные?Он постарался немедленно подавить в себе эту мысль.Наконец все было готово. Оружия они не взяли. Собаки в целях безопасности были оставлены снаружи. Алан последовал за отцом вниз из их покоев, которые им были отведены как почетным гостям. Они вышли в длинный зал, украшенный гобеленами. В центральном камине горел огонь. Полгода назад Лавастин, околдованный епископом Антонием, натравил здесь собак на своего родственника Джефри и его молодую жену.Алан чувствовал на себе любопытные взгляды окружающих. Они Лавастина простили — ведь безумие его объяснялось злыми чарами, но Алану казалось, что лорд Джефри и все остальные не принимали всерьез незаконного сына графа.Тем не менее все были очень вежливы, когда он сел справа от отца. Ранее это почетное место занимал лорд Джефри, который до появления Алана был ближайшим кровным родственником Лавастина.Хозяйка, леди Альдегунда, сидела слева от графа. После молитвы она приказала слугам разливать вино и сидр. Альдегунда протянула Лавастину кубок, из которого они должны были вместе отпить вина в знак взаимной дружбы и уважения. Он поклонился и передал кубок назад, чтобы она первой сделала глоток.— Предлагаю тост, — сказал лорд Джефри, с вежливой улыбкой глядя на Алана, — за обретенного сына и наследника моего дорогого кузена Лавастина.Люди графа встретили этот тост громкими приветствиями. Подданные же Альдегунды и Джефри едва прикоснулись к своим бокалам. Лавастин, прищурив глаза, внимательно посмотрел на собравшихся, но ничего не сказал. Он понимал, что далеко не всем понравилось его решение объявить наследником незаконного сына. Слуги внесли еду: разнообразную дичь, цыплят, гусей, бекасов, куропаток, обильно приправленных острыми специями.— Вы не обнаружили больше зимних лагерей? — спросил лорд Джефри, обращаясь к графу через Алана.Лавастин поднес кубок к губам и сделал едва заметный жест свободной рукой. Алан вздрогнул.— Нет, лорд Джефри, — сказал он, поняв, что отец велел ему отвечать, — больше не нашли. Вообще не в обычае Эйка зимовать в этих странах.Джефри криво улыбнулся:— Действительно, лорд Алан. Впервые мы видим Эйка на этих берегах после Дня святого Матиаса. Месяц назад мои люди сожгли их лагерь. Теперь вы уничтожили другой. Не хотят ли они начать новую войну? Что если им нужно не только наше золото, но и наши земли?— Разве они обрабатывают землю?Джефри моргнул. Альдегунда приняла кубок у Лавастина и ответила вместо мужа. Она была на год или два моложе Алана, ее первый ребенок спал в колыбели наверху.— Я сомневаюсь, что эти дикари знают что-нибудь о земледелии. Моя семья владеет здешними поместьями со времен императора Тайлефера. Эйка всегда хотели только того, что можно унести с собой. Золото, рабы, железо, драгоценности.— Но зачем им земля, если они не собираются ее обрабатывать? — спросил Алан. — Или пасти скот, овец? — Он понял, что зря это спросил. Такой вопрос могла бы задать тетя Бел. Окружающие прислушались, не желая пропустить момент, когда он сядет в лужу.Он не собирался доставлять им подобное удовольствие. Это был просто здравый смысл, который достался ему от тети Бел.— Если Эйка стали устраивать зимние лагеря, то необходимо понять, зачем им это понадобилось. Они ведь раньше никогда этого не делали. Сейчас у них появился один, который, подобно королю, претендует на верховную власть. Это Кровавое Сердце. Раньше у них было много правителей. Каждой ладьей командовал свой вождь. Сейчас один Эйка объединил несколько племен, в результате они взяли Гент, город, в котором король Арнульф Старший короновал своих детей и провозгласил свою власть над Вендаром и Варре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71