Но здоровья уже нет и никогда не будет. Одежда, мебель, бытовая техника выходит из моды, ломается, изнашивается, ее надо чинить и заменять, а пенсия еще более конечна, чем зарплата, и человеку снова приходится искать дополнительные источники дохода, приторговывая на колхозном рынке плодами своей земледельческой деятельности либо нанимаясь вахтером, швейцаром или гардеробщиком… И в стране происходит революция, и уже ни о какой жизни не может идти речи, потому что всех источников доходов, вместе взятых, не хватает, чтобы обеспечить даже насущные потребности в хлебе, масле и сахаре, не говоря уже о жизненно важных, но не столь необходимых, как мясо, рыба и овощи.
Другое дело – кот. Я имею в виду кота обыкновенного, не испорченного человеческим прошлым, каковым я имел несчастье обладать.
Для кота обыкновенного – все равно, домашний он или бродячий – не существует такого понятия, как завтрашний день. Вчерашний день для него тоже весьма относительная вещь. Не потому, что у котов плохая память – память у них великолепная, в чем я убедился на собственном своем горьком опыте. Но кот совершенно не подвержен раскаяниям и сожалениям, нравственных аспектов для него не существует. «Я поступаю так, потому что я хочу так поступить» – вот единственное его кредо. Он голоден – он ест. Ему холодно – он ищет, где укрыться. Если не находит пристанища – распушит хвост и укроется им. Он сыт, ему тепло – он счастлив. А завтра? Настанет завтра, и мы на него посмотрим. Для кота всегда – сегодня.
Кот никогда не заботится о будущем, его даже собственные дети не интересуют. Сделал свое дело – и свободен, можешь награждать котятами других кошек. И никаких тебе пеленок-распашонок, детских садиков и вызовов врача на дом, свобода полнейшая. Кошки, конечно, заботятся о своих детях, но в меру, что кажется мне очень разумным. Как только котенок в состоянии есть твердую пищу и может добыть ее самостоятельно, кошка считает себя свободной от материнских обязанностей. В кошачьем языке нет слова «внук». То есть оно существует, но для определения родства у людей. Котенок может быть только чьим-то сыном, но никогда – внуком. Вы скажете: кто же тогда заботится о престарелых котах? А никто. Кот самостоятельно живет и самостоятельно умирает. Но его жизнь настолько полноценна, что старость обычно приходит к нему очень поздно. И очень быстро завершается. Коты даже торопят ее завершение – ни одному коту не хочется продлевать это безрадостное состояние. Кот прячется в укромное место и умирает. И не потому, что он никому не нужен, как могут подумать глупые люди. Нет, это коту не нужна такая жизнь.
Кот не умеет испытывать благодарность. Для кота, если ему сделали добро, значит, поступили по справедливости. А за справедливость не благодарят. Разве что мурлыкнут – чаще это просто радостный возглас: «О! Мясо!» или «О! Здесь тепло!» – а люди по эгоистической своей привычке очеловечивать животных кричат умиленно: «Ах! Мне котик спасибо сказал!»
Зато кот может быть мстительным и злопамятным. Если вы обидели кота, наказали его – пусть даже вам и кажется, что за дело, – кот вам этого не простит. И отомстит при первом же удобном случае. Я уже отмечал, что для кота нет проступков и преступлений, он, кот, непогрешим, и наказание для него – вопиющая несправедливость. Правда, некоторые коты – слишком ленивые или слишком занятые процессом получения удовольствия от жизни – могут спустить обиду, оставить ее на человеческой совести. Но обычно они реагируют мгновенно: ударом лапы, например. Либо – особенно кошки, которые более злопамятны, как всякие женщины, – гадят на вашу постель. Или в вашу обувь. Чтобы вам неповадно было поднимать руку или голос на его (ее) священную особу.
А что касается этих полулегендарных рассказов про то, что «вот у соседки моей бабушки была кошка, так они увезли ее в Нижний Тагил и там оставили, а она через год вернулась домой в Кацапетовку, это же тысяча верст! Вот это верность! Вот это привязанность! Вот это любовь!»
Вот это ерунда – скажу я вам.
Оставим в стороне нравственный аспект проблемы (ведь это для котов не существует нравственных аспектов, Для людей они все-таки должны быть). Трезво и без эмоций рассмотрим этот пример «кошачьей привязанности». Кошка вернулась из Нижнего Тагила в Кацапетовку. Вы были когда-нибудь в Нижнем Тагиле? Я не был. Но подозреваю, что там холоднее и голоднее, чем в сытном украинском местечке. Зачем кошке жить там, где плохо, если она знает о существовании места, где ей было хорошо? Это во-первых. Во-вторых, кошка не дура и прекрасно разбирается в мотивах человеческих поступков. И, кстати, в человеческой морали тоже. «Вы меня взяли котенком, вы растили меня, заботились обо мне; я не знаю, зачем вам это было нужно, но вы так хотели и делали, что хотели, – думала эта кошка. – Хорошо. Но ведь это для котов их желания – закон, люди же, когда они что-то делают, просто обязаны думать о последствиях! Вы топили моих котят – я вам это прощала. Вы кормили меня объедками – ладно, лишь бы объедков было побольше и объедки эти были повкуснее. Но вы взяли на себя определенные обязательства по отношению ко мне, так будьте любезны их исполнять. Если каждый человек, взяв на себя обязательства, потом начнет крутить носом и отказываться от их выполнения, что же это получится? Совершеннейшее безобразие получится. Так что, хотите вы того, не хотите, кормить меня вы должны. И никуда вы от меня не денетесь, я вас и в Австралии найду».
Но уверяю вас, если бы по дороге из Нижнего Тагила в Кацапетовку эта кошка нашла бы людей, которые согласились взять на себя заботу о ней, и предлагаемые условия существования были бы приемлемы, плевала бы та кошка на Кацапетовку вместе с прежними хозяевами!
А самое главное – кошка ЗАХОТЕЛА вернуться. Если кот чего-нибудь хочет – он этого добивается.
Вы спросите, откуда я все это знаю? Я-то не обычный смертный кот, рожденный кошкой и с ее молоком впитавший премудрости кошачьей философии. И я не мог почерпнуть эти сведения из бесед с другими котами, поскольку с ними не общался.
Все это так, но не совсем. Все-таки я, еще будучи человеком, в глубине души во многом был котом. Кошачья шкура пришлась мне впору, как старые растоптанные кроссовки. Кроме того, мне впоследствии пришлось много путешествовать, что очень расширило мой и без того широкий кругозор. В своих странствиях я встречался с другими котами (и кошками), и там уж я мог общаться с ними на равных.
Но это все потом. А пока – лето еще не прошло, как я уже стал подозревать, что мне крупно повезло. Нет, не врал, не врал Ворон насчет эйфории!
Я был котом, следовательно, был свободен. Меня не угнетали заботы о завтрашнем дне, я был сыт, в тепле и холе, получал достаточную порцию ласки, а также необходимую мне толику пищи для ума. О самоубийстве я уже, как вы понимаете, не помышлял.
Но – увы! – я все-таки не был настоящим котом. Человеческое прошлое наложило отпечаток на мое мироощущение. Человеком быть не так уж и плохо, думал я, вспоминая свою прежнюю жизнь. В конце концов человек, окончательно став взрослым, волен выбирать – значит, я мог и в человеческом облике выбрать совершенно кошачий (в пределах существующих законов, норм и правил поведения) образ жизни. В конце концов, повторяю я, никому не запрещается свои желания возводить в закон для себя, а что касается нравственных норм – не закреплены же они в Уголовном кодексе!
Такие мысли иногда – не так уж часто, но и не так уж редко – посещали меня.
К тому же я был испорчен человеческой привычкой к труду. Не то чтобы я не мог существовать не работая – нет, в этом смысле со мной было все в порядке, я не отношусь к разряду тех идиотов, которые не мыслят себе жизни без дела. Но временами мне становилось скучно. Скука – это человеческое изобретение. Обыкновенному, нормальному коту никогда не бывает скучно. Обыкновенный, нормальный кот всегда находит себе занятие. Например, ложится спать. Я спал мало – это говорило во мне человеческое прошлое. Я не мог часами вылизывать свою шерсть; честно говоря, я вообще ее не вылизывал, предпочитая принять ванну. У меня не было нелепой кошачьей водобоязни. Рассказы Домовушки и лекции Ворона были мне интересны, но временами надоедали. Одинокие прогулки, спортивные упражнения на свежем воздухе и добывание мясной пищи занимали слишком мало времени.
Я пробовал читать, но читать в этом доме было практически нечего. Одни только детские сказки. Сказки эти были приобретены Бабушкой и служили предметом ее научных исследований. Бабушка пыталась с помощью сказочной литературы найти путь обратно в Там, в их с Ладой мир. Ее работу стремился продолжить Ворон, но он, бедняга, рубил сук не по себе. Ему не хватало Бабушкиных знаний и умений. Он пробовал пристроить к этому делу Ладу, но Лада, категорически не отказывая, все время находила какие-то отговорки и отмазки.
Если честно, Лада была порядочной лентяйкой. Уж не знаю, как она зарекомендовала себя на службе в своем институте, но дома она не делала ничего. И не хотела делать.
Бывало, Домовушка взмолится:
– Уж ты, Ладушка, пирожок бы хотя испекла али рубашку себе новую пошила, а то ведь забудешь, с какий стороны нитку в иголку вдевать!
– А мне и знать этого не надо, – равнодушно отвечала Лада, – я без иголок и ниток шить могу.
– Дак не все же сарафаны самотканые мастерить, когда-никогда и ручками поработать надобно! – Бедному хлопотливому Домовушке такое равнодушие казалось и обидным, и ненормальным.
– Мне – не надо, – холодно говорила Лада.
– А когда ты в последний раз открывала конспект? – вступал в разговор Ворон. – Ты ведь помнишь, что Бабушка говорила: «Повторенье – мать ученья!»
– У меня хорошая память, я и так все знаю.
– Ну так книжку бы почитала, приобрела бы новые знания!
– Ой, – презрительно усмехалась Лада, – не смешите меня! Какие знания можно почерпнуть из здешней литературы! Мне эти знания никогда не пригодятся!
Основным ее занятием, если она не спала и не глядела в окошко, было рассматривание себя в зеркале или расчесывание своих белокурых волос. Но даже и эти действия Лада совершала медленно, лениво, часто откладывая зеркало или гребень и устремляя взгляд в потолок.
Домовушка под большим секретом поведал мне, что Лада уверена в скором появлении Светлого витязя и потому подолгу мечтает о нем – какой он будет, какой у него будет конь (как известно, витязи всегда появляются на конях) и станет ли этот витязь для Лады ее суженым. Я не знаю, сколько ей было лет, семьдесят или восемьдесят. Но вела она себя как глупая пятнадцатилетняя девчонка, мечтающая о прекрасном принце на шестисотом «мерседесе».
Увлечение Лады зеркалом пугало и Домовушку, и Ворона. Домовушка утверждал, что вся порча девок начинается с зеркал.
– Поперву в зеркальце глядится, потом на улицу вострится, – ворчал он, – а там девке-дуре голову заморочат, глаза отведут – и на тебе! Была девка, стала ни девка, ни вдова, ни мужняя жена!
Ворон выдвигал более веские доводы против.
– Лада, ведь тебе прекрасно известно, – говорил он назидательно, поднимая правую лапу, будто принося присягу в американском суде, – тебе известно, что зеркало есть источник отраженного света. Оно также является естественным аккумулятором и проводником магионов. Если враги смогут когда-нибудь установить твое местонахождение, первое, что они сделают, – попытаются воздействовать на тебя при помощи зеркал. А ты расслабляешься!
– Я не расслабляюсь! – огрызалась Лада. – Это мое собственное зеркало, в него ни одна живая душа не гляделась, и из дома я его не выношу. И вообще, Ворон, сидел бы ты в своем кабинете, занимался бы своими делами и не лез в мои. Надо будет – я к тебе обращусь. За советом. А непрошеные советы – они, понимаешь ли, вреднее дихлофоса.
И Лада снова утыкалась в зеркало.
Книг она не читала даже для развлечения, телевизор почти не смотрела. Редко-редко Домовушка уговаривал ее посмотреть какой-нибудь по его мнению, хороший фильм. Лада находила в этом фильме кучу погрешностей и несуразиц, критиковала сюжет, актеров, музыку и все остальное, и обидевшийся на нее – иногда и до слез – Домовушка неделю-другую не приставал к ней.
Даже сказки, чудесные русские сказки, с таким мастерством сказываемые Домовушкою, не задевали ее воображения. В лучшем случае она просто засыпала, убаюканная певучей Домовушкиной речью. В худшем – начинала придираться к словам: это, мол, неверно, а это неправильно, и вообще твоя неправда, Василиса не так говорила и не так поступала… Домовушка сухо отвечал, что он сказывает как умеет, а коли она, Лада, знает лучше, то пусть сама и рассказывает. Но Лада, вспыхнув, отвечала, что сказки – не ее, Лады, дело и что она только против искажения фактов. Однажды даже Ворон не выдержал.
– Какие факты, какие факты! – заорал он, влетая в кухню, где мы ввиду отсутствия света – ох уж этот режим экономии энергоресурсов! – сидели при свечке. – Лада, подумай, какие факты в сказках! Фольклор не является источником фактических сведений, представляя собой лишь переосмысление – художественное переосмысление, заметь! – реальных событий. Рассматривать произведение искусства как источник научных, тем более исторических, сведений есть нонсенс.
– Ах, отстаньте от меня! – вспылила Лада, и синие ее глаза наполнились слезами. – Почему вы все время ко мне пристаете!
Она выскочила из кухни, хлопнув дверью.
Воцарившееся неловкое молчание нарушил Пес. Он, как обычно, начал ворчать, обвиняя всех нас вместе и каждого в отдельности в неуважении, неповиновении и прочих прегрешениях. Пес, по причине своей собачьей преданности, обожал Ладу, считал ее непогрешимой, а поступки ее – не только не подлежащими критике или неодобрению, но заслуживающими восхваления и восхищения. Лада была для него кем-то вроде бога.
Ворон, обхватив голову крыльями и раскачиваясь на своей жердочке взад-вперед, причитал:
– О Бабушка, Бабушка, Бабушка!..
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой повествуется о вреде пьянства
Вино прогоняет ум и бесчестит пьющего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53