Дом стоял на холме, что очень нравилось полковнику — с холма открывался прекрасный вид на Букит-Тима, самую высокую точку Сингапура. За массивным гребнем скрывались черные воды пролива Джохор, и дальше — Малайзия, южная оконечность огромного азиатского континента. В самые жаркие и влажные дни, когда рубашка прилипала к коже и пот заливал глаза, когда весь город дышал тяжелыми испарениями, как тропический лес в сезон дождей, полковнику казалось, будто Азия всей своей огромной массой медленно надвигается на него, обволакивая покрывалом из бесконечных болот, комаров и людей. В такие дни усиливалась застарелая боль в шейных позвонках.Но все это исчезло, как только в его жизни появилась Цзон. Для полковника это было настоящее чудо — словно она не вошла в его кабинет с улиц Сингапура, а спустилась с мглистого неба. В первый же вечер, когда он передал Цзон заботам Пай, чтобы та ее вымыла и одела, а сам стоял возле полированного тикового стола и медленными глотками потягивал коктейль, полковник почувствовал, как его усталость растворяется и исчезает, словно остатки соли на коже под горячим душем. Он думал тогда только о том, как хорошо вернуться домой после тяжелого дня. Впрочем, возможно, он думал и о чем-то другом, что не осталось в памяти. Во всяком случае так ему казалось, когда он вспоминал тот вечер много лет спустя. Полковник твердо знал: когда Цзон приведи к нему, когда он увидел ее лицо, Азия перестала преследовать его кошмарами, впервые с тех пор, как в 1940 году он покинул Англию. Он смотрел, как Цзон приближается к нему, и чувствовал себя домом, из которого наконец уходят жуткие призраки, и теперь, очистившись, он готов был принять под свою крышу новых, настоящих жильцов. В нем ликовал освобожденный дух, и он понял, что добрался, наконец, до цели в своих мучительных поисках Азии.Он разглядывал ее лицо в неверном свете закатного неба. Через несколько минут полный мрак яростно обрушится на землю; с такой же яростью полковник обрушивался на врагов. Его бесстрашие высоко ценили американцы и британское командование; благодаря этому он быстро продвигался по армейской лестнице.Полковник заметил, что у женщины не совсем китайское лицо; об этом говорили не отдельные его черты, а, скорее, общее выражение. Овальное лицо Цзон нельзя было назвать правильным, но в самой его неправильности полковник находил непостижимое очарование. Широкие скулы, удлиненные миндалевидные глаза, нос, не такой плоский, как можно было ожидать; особую выразительность ее лицу придавали широкие полные губы. Позже полковник научился безошибочно читать по губам Цзон малейшие перемены в ее настроении.Пай расчесала длинные черные волосы Цзон и перевязала их красной шелковой лентой; волосы падали с плеч, такие густые и блестящие, что в ту минуту Цзон показалась полковнику каким-то мифическим существом, живым воплощением Востока, бескрайнего и многолюдного.— Как ты себя чувствуешь? — Он задал вопрос на кантонском диалекте и, не услышав ответа, повторил по-пекински.— Сейчас хорошо. Спасибо, — ответила Цзон и поклонилась. Полковник был поражен: ему никогда не доводилось слышать такого нежного и певучего голоса. Он смотрел, не отрываясь, на ее высокую стройную фигуру, которой бы залюбовался любой мужчина.— Мне очень повезло, что я вас встретила, — сказала Цзон, не поднимая глаз. Она безуспешно попыталась произнести его фамилию. — Мне очень стыдно. — Цзон потупилась. — Пай столько раз учила меня. Не сердитесь, прошу вас.— Ничего. Называй меня Денис. — Цзон несколько раз повторила его имя.— Теперь не забуду, Денис.К этому моменту полковник уже знал, что женится на ней. * * * Когда курьер доставил полковнику предложение американского оккупационного командования поступить на службу к генералу Дугласу Макартуру в качестве советника, он прежде всего подумал, как сказать об этом Цзон. Не могло быть и речи о том, чтобы отказаться от предложения — мысли полковника уже перенеслись в Токио.Было начало 1946-го года. Юго-Восточная Азия еще не оправилась от чудовищного потрясения после взрывов в Хиросиме и Нагасаки, неисчислимых последствий которых никто не мог предсказать.Они были женаты уже четыре месяца, и у Цзон пошел третий месяц беременности. И все же полковник без колебаний решил покинуть Сингапур, ставший его вторым домом. Принять предложение американцев он считал своим долгом; он отчетливо представлял, с какими проблемами столкнулась Япония после безоговорочной капитуляции, и страстно стремился вместе с Макартуром “уверенно вывести Японию на новый путь”.После минутного размышления полковник вызвал Данверса и объявил, что уходит; в случае крайней необходимости его можно найти дома.Услышав шум джипа в переулке, Цзон прогнала Пай от двери и сама встретила полковника на пороге.— Ты сегодня рано вернулся домой, Денис, — сказала она с улыбкой.Он выбрался из джипа и отпустил водителя.— Наверно, ты сейчас заявишь, что я помешаю слугам убирать в доме.— Нет, нет. — Цзон взяла полковника за руку, и они вместе поднялись по ступенькам. — Наоборот. Я задала им трепку и отправила на кухню — там все так запущено.Они пересекли прихожую и вошли в его кабинет; Цзон приготовила коктейль.— Вот как? — Полковник взял из ее рук прохладный бокал. — Ты находишь, они заслужили наказания?— Нет, что ты. — Цзон прикрыла рот рукой, как бы испугавшись его слов.Полковник кивнул, не показывая своей радости.— Ведь ты бы мне сказала?— Ни в коем случае.Цзон проводила полковника к его любимому креслу, и когда он удобно уселся, вытянув ноги, опустилась на колени рядом с ним. На ней был просторный темно-синий шелковый халат с маленьким воротничком и широкими рукавами. Полковник не мог вообразить, где она раздобыла это необычное одеяние, но спрашивать об этом посчитал бестактным.— Ты не имеешь к этому никакого отношения, — прибавила Цзон. — Я хозяйка в доме. Ты командуешь у себя в гарнизоне, а здесь — я. Чтобы поддерживать в доме покой, нужно доверие. Доверяй мне! Ведь покой — это самое важное для душевного здоровья, ты согласен? — Когда полковник кивнул, глядя ей в глаза, она продолжила: — Мир в доме зависит не только от его расположения и от поведения слуг, но и от самих хозяев.Цзон замолчала, и полковник, который все это время медленно потягивал свой коктейль, выпрямился в кресле и поставил бокал на столик. Его западная натура подсказывала, что нужно наклониться к ней, нежно взять ее руки в свои и спросить: “В чем дело, дорогая? Что тебя тревожит?”. Но он знал, что этого делать нельзя: Цзон почувствовала бы себя неловко. Она наверняка долго готовилась к этому разговору. Он должен оценить это. Пусть жена говорит, пусть потихоньку подводит к главному. Если полковник и научился чему-то за шесть лет, проведенных на Востоке, — так это терпению; тот, кто сразу же не усвоил этот урок, рискует навлечь на себя неминуемую беду.— Ты знаешь, Денис, в покое, в спокойствии проявляется гармония жизни. А гармония — это то единственное, к чему стремятся люди. Основа ясного разума, благоприятной и сильной кармы. — Цзон коснулась пальцами тыльной стороны его ладони, лежавшей на гладком подлокотнике кресла. — Ты обладаешь такой кармой, очень сильной кармой. — Она посмотрела ему в глаза. — Я очень боюсь чем-нибудь ее нарушить. Но теперь я должна думать еще об одной жизни, той, в которой смешались и переплелись наши кармы. — Полковник снова кивнул, и Цзон, довольная тем, что он слушает ее и соглашается, продолжала: — Я должна тебя о чем-то попросить.— Ты знаешь, что я сделаю для тебя все, — искренне сказал полковник. — Ведь ты дала мне счастье.Однако эти прочувствованные слова не произвели особого впечатления на Цзон.— Это очень серьезная просьба. Мы должны уехать из Сингапура, — решительно проговорила она и, видя, что муж ее не останавливает, торопливо добавила: — Я знаю, как много значит для тебя твоя работа, но это... — Цзон помолчала в поисках подходящего слова, — это совершенно необходимо для всех нас. Для тебя, для меня и для ребенка. — Она опустила руку на живот, — Мы должны ехать в Японию. В Токио.Полковник рассмеялся, пораженный комизмом ситуации и одновременно заинтригованный необычным поведением жены.— Что в этом смешного? — вспылила Цзон, неправильно истолковав его реакцию. — Нам нельзя оставаться здесь. Нельзя. В Японии — наша карма, там наша — как это называют по-английски? — наша судьба, правильно. Наша судьба.— Я засмеялся из-за случайного совпадения, — успокоил ее полковник. — Не обижайся. — Он погладил тонкую руку. — А теперь скажи, почему мы должны ехать в Токио?— Потому что там Итами. Сестра Цуко.Цзон довольно подробно рассказывала ему о своем первом браке, но, кроме этого, полковник почти ничего не знал о ее прошлом.— И какое отношение она имеет к нашей карме?— Не знаю, — ответила Цзон. — Но сегодня ночью я видела сон.Полковнику было хорошо известно, какое значение здесь придается снам. Да и сам он отчасти им верил, помня, что подсознательное играет в жизни гораздо большую роль, чем полагают многие. В любом случае, сны были тесно связаны с идеей кармы, а в карму полковник уверовал основательно — слишком много лет он провел на Востоке.— Мне снилась Итами, — сказала Цзон. — Это было в большом городе. В Токио. Я пошла за покупками и свернула на маленькую улочку. Меня окружали лавчонки из дерева и бумаги — такими они были, когда Токио назывался Эдо, а Японией правили сёгуны Токугава.Я прошла мимо лавки с весело украшенной витриной и остановилась. В центре витрины стояла кукла — таких красивых кукол я никогда еще не видела.Она была из фарфора, эта кукла, белолицая, в элегантной аристократической одежде. Ее глаза смотрели на меня, и я не могла отвести взгляда. “Купи меня”, — говорили они.Хозяин лавки завернул куклу в шелковую ткань, и я отнесла ее домой. Когда я стала ее разворачивать, кукла заговорила. Ее голос был очень твердый и властный. В ней сразу угадывалась дама из знатного дома.Это была Итами. Она сказала, что мы должны оставить Сингапур и приехать к ней, в Токио.— Ты когда-нибудь встречалась с Итами? — спросил полковник.— Нет.— Цуко показывал тебе ее фотографии?— Нет.— И все-таки ты уверена, что эта кукла была Итами.— Это была Итами, Денис.Полковник, наконец, сделал то, что давно уже хотел сделать — наклонился к жене и взял ее руки в свои. Он увидел, что сегодня ее ногти покрыты темно-лиловым лаком. Минуту он любовался их атласным матовым блеском.— Мы поедем в Японию, Цзон, в Токио. И мы встретимся с Итами.Ее лицо озарилось улыбкой.— Правда, Денис? Это правда?— Это правда.— Но скажи мне, почему ты согласился? Моя душа счастлива, но мой разум не дает мне покоя — почему ты согласился?За день до отъезда Цзон отвела его к Со Пэну.Он жил в деревушке к северо-западу от города, где прежде не ступала нога европейца. Полковник никогда не видел этой деревни на картах. Когда Цзон объяснила ему, куда они направляются, он рассмеялся и сказал, что они не найдут там ничего кроме мангровых зарослей. Тем не менее она стояла на своем, ему пришлось уступить.Было воскресенье, и Цзон уговорила полковника не надевать военной формы.— Это очень важно, — настаивала она, и он надел кремовый полотняный костюм с широкими отворотами, белую шелковую сорочку и темно-синий форменный галстук; при этом полковник увидел себя со стороны — яркое светлое пятно среди изумрудного тропического леса, беззащитная и легко доступная мишень.Цзон была в белом шелковом платье до пят с орнаментом г форме небесно-синих цапель. Она походила на небесное видение. Когда они выехали из города, ослепительно сияло солнце; его жар накатывал обжигающими волнами. Вялый ветерок доносил тошнотворный запах мангровых болот. Дважды они были вынуждены остановиться и пропустить длинных серебристо-черных гадюк, которые извиваясь переползали тропу. Когда это случилось в первый раз, полковник хотел убить змею, но Цзон схватила его за руку и помешала.Далекий и одновременно близкий, как броский театральный задник, восточный горизонт постепенно затягивался громоздящимися друг на друга серыми облаками. Выше облаков небо было каким-то необычно желтым, без всякого следа синевы; время от времени белые молнии беззвучно вспыхивали в облаках, делая их похожими на серый с прожилками мрамор. С трудом верилось, что еще недавно, когда они ступили на эту тропу, вьющуюся вдоль гребня холма, небо было таким чистым и безмятежным.Сингапур давно уже скрылся из вида, словно брошенный за борт якорь; казалось, будто он остался далеко позади, в другом мире, из которого они вышли, миновав какой-то невидимый барьер. По крайней мере, так казалось полковнику в тот волшебный день, и потом — в снах, прилетавших из прошлого в смутные предрассветные часы.Постепенно тропа, по которой они шли, затерялась в густом лесу, но Цзон взяла его за руку и уверенно вывела к деревне, где жил Со Пэн.Деревня лежала в неглубокой низине у подножья базальтовой скалы, за которой, должно быть, скрывалось штормовое море.Они подошли к дому, который ничем не отличался от остальных, и поднялись по пологим деревянным ступенькам на широкое крыльцо, защищенное навесом от проливных дождей и палящего солнца. Здесь Цзон сняла туфли и велела Денису сделать то же самое.Открылась дверь, и их встретила пожилая женщина с серебристо-седыми волосами, уложенными в изящную прическу, одетая в длинный шелковый халат пепельного цвета. Она сложила руки перед грудью и поклонилась. Гости ответили ей таким же поклоном, и теперь, когда она улыбаясь смотрела на них, полковник заметил, что у нее совсем нет зубов. Но лицо женщины, несмотря на многочисленные морщины, еще хранило следы былой жизнерадостной красоты; черные миндалевидные глаза сияли невинным любопытством маленькой девочки, каким-то чудом попавшей сюда из прошлого.Цзон представила полковника.— А это Цзя Шэн, — сказала она без дальнейших объяснений.Цзя Шэн рассмеялась, глядя на полковника, и покачала головой, как бы говоря: “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61