Она жадно набросилась на еду; но, утолив голод, не сделала ни малейшей попытки подняться с постели.
В замке уже зашевелились проснувшиеся гости, а она все лежала и разговаривала со служанками.
Анджела сообщила, что Изабелла и Элизабетта оделись и интересуются, почему она не выходит к ним.
– Мне нужно немного отдохнуть от их постоянного внимания, – сказала Лукреция.
– Ненавистная парочка! – воскликнула Анджела.
– Я изволю провести в постели все утро, – сладко зажмурившись, протянула Лукреция. – Впереди много танцев и развлечений – перед ними мне необходимо набраться сил.
– Но что на это скажет донна Изабелла? – спросила Никола.
– Это ее дело.
– Юлий сказал, – возразила Анджела, – что она привыкла распоряжаться всеми, кто оказывается рядом с ней.
– Ферранте говорит, – добавила Никола, – что в Ферраре она такая же хозяйка, как и в Мантуе.
– И, я полагаю, – посмотрев на ту и другую, сказала Лукреция, – Анджела и Никола находят абсолютно правильным все, что говорят Юлий и Ферранте.
Никола покраснела – в отличие от Анджелы. Последняя уже забыла о своей недавней трагедии, и с красавчиком Юлием у нее завязались отношения, пугавшие Лукрецию и явно выходившие за пределы обычного флирта. Впрочем, что мешало им жениться? Вот с Никола дело обстояло иначе. Ферранте был законным сыном герцога Эркюля. О его браке с Никола не могло быть и речи.
Она чувствовала, что должна выбрать удобный момент и предупредить Никола.
Пришла Адриана и сказала, что донна Изабелла поднимается в апартаменты Лукреции – якобы для того, чтобы пожелать доброго утра, а на самом деле желает рассмотреть на ее лице следы так называемой «битвы с супругом». С ней идут сыновья герцога и кое-кто из молодых слуг.
Лукреция поняла – после грубых ночных шуток они решили доставить себе новое удовольствие.
Она крикнула:
– Запереть двери! Никого не впускать! Адриана посмотрела на нее с недоумением.
– Запереть двери перед донной Изабеллой и донной Элизабеттой?
– Вот именно, – сказала Лукреция. – И поторопитесь, а то будет поздно.
Когда раздался стук в дверь, она спокойным голосом объявила, что желает отдохнуть и просит ее не тревожить.
Изабелла была вынуждена вернуться восвояси. Спускаясь по лестнице, она поклялась отомстить этой выскочке Борджа, посмевшей запереть двери перед ней.
В замке, стоящем на берегу полноводного Минция, Франческо Гонзага читал отчет о свадьбе.
Изабелла писала, что Лукреция оказалась женщиной довольно приятной наружности – вполне привлекательной, хотя и не оправдавшей ожидания тех людей, которым ее расписывали как непревзойденную красавицу. И, к великому разочарованию всех гостей и хозяев Феррары, эта бедняжка настолько растерялась в незнакомой обстановке, что весь первый день ходила замкнутая и неразговорчивая – как какая-нибудь перепуганная крестьянка. Жаль, ей не посоветовали прибыть в город ночью. При свете факелов она выглядела бы сносно.
Служанки супруги сообщали, что после всего услышанного эта новая родственница дона Альфонсо показалась всей Ферраре просто дурнушкой. «Лучше бы она и не появлялась здесь при дневном свете. Всюду только и говорили: «Сравните ее с донной Изабеллой! Вот уж настоящая красавица!
А у этой – ни шарма, ни вкуса. Куда уж ее нарядам до изысканных платьев донны Изабеллы».
Впрочем, от своих приятелей и приятельниц Франческо получал иные сведения.
«Лукреция Борджа и впрямь очень хороша собой. У нее красивые светло-голубые глаза; волосы – того самого золотого цвета, о котором так много говорят в Италии. Она очень жизнерадостна, но держится скромно, без вызова. Правда, фигурка у нее немного хрупковата, но это лишь прибавляет ей грациозности. Трудно представить, что на свете было бы более женственное создание, чем она».
Читая эти строки, Франческо усмехался.
Он надеялся, что девочка, которая когда-то очаровала его, окажется достойной соперницей Изабеллы.
Торжества продолжались. Каждый день устраивалось какое-нибудь зрелище. День изо дня Изабелла в компании с Элизабеттой затевала все более изощренные коварства, оскорблявшие достоинство Лукреции, и с каждым днем Лукреции все труднее становилось уживаться с ее новыми родственниками.
Альфонсо все так же был страстен ночью и безразличен в остальное время суток. Герцог Эркюль по-прежнему торговался из-за каждого дуката – письма летели из Феррары в Рим и обратно, но никто не смел сказать Папе, что в цитадели Эсте у Лукреции появились враги.
Феррарцы уже не стесняясь оскорбляли Лукрецию – смеялись, когда она проходила мимо, издевались над ее грациозной походкой и нарядными платьями. Она не подавала виду, что замечает их грубые выходки, но однажды не выдержала и отказалась от прислуги, которую старый Эркюль предоставил в ее распоряжение. Большую часть утра она проводила в постели, разговаривая с Анджелой или Адрианой, обсуждая туалеты и прически на предстоящий день, – старалась вести себя так, как если бы находилась во дворце Санта Мария дель Портико.
На балах и праздничных застольях Лукреция была неизменно прекрасна и всегда невозмутима. Как-то раз ее служанки начали играть испанские мелодии, и она, выбрав самую красивую из испанок, приехавших в Феррару из Рима, стала танцевать с ней. В развевающихся платьях, с кастаньетами в руках, они так очаровали гостей, что те затаили дыхание и не сводили глаз с этой великолепной пары.
Когда танец закончился и наконец стихли долгие аплодисменты, Анджела спросила у Изабеллы:
– Не правда ли, мадонна Лукреция танцует, как ангел?
– Ангел? Полагаю, тут уместней сравнение с какой-нибудь испанской цыганкой! Я слышала, они пляшут с таким же жаром.
Анджела вспыхнула, но Юлий, стоявший рядом, предупредительно взял ее за локоть.
Вокруг засмеялись, а Анджела повернулась к Юлию и крикнула:
– Вы ее боитесь!.. Боитесь вашей сестры!
В это время Лукрецию, откинувшуюся в кресле неподалеку от них, служанки обмахивали веерами. Она улыбалась, будто и не слышала язвительного замечания Изабеллы.
В тот же вечер Альфонсо и Юлий танцевали вдвоем и также заслужили аплодисменты гостей бала, а еще позже Альфонсо играл на виоле.
Было странно видеть его грубоватые пальцы, хранившие следы тяжелого труда и извлекавшие из инструмента такие нежные, чарующие звуки. Глядя на них, Лукреция не могла не подумать о том, как мало она в сущности знала своего супруга.
Вскоре Изабелле предстояло вернуться в Мантую, и она решила не уезжать, не оставив Лукреции какого-нибудь постоянного напоминания о своих чувствах к ней.
Изабелла пошла к старому герцогу и застала его склонившимся над какими-то счетами.
– Знаешь ли ты, дочь моя, – сказал он, – что в замке до сих пор находятся почти четыре сотни гостей? Знаешь? А как полагаешь, в какую сумму нам обходится их содержание?
Изабелла, у которой никогда не было желания разбираться в чужих проблемах, пропустила этот вопрос мимо ушей.
– Ваша невестка не прожила у вас и двух недель, а уже собирается превратить семью Эсте в какой-то испанский двор.
– Ей это не удастся.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я ей не позволю.
– Вы и не заметите, как все произойдет. О, мадонна Лукреция спокойна и невозмутима! Ничто ее не берет! А с виду – такая хрупкая, бедняжка. Но учтите, эта бедняжка сделает все по-своему, потому что ее никто не воспринимает всерьез и не мешает ей…
– У меня нет времени на ваши женские раздоры. Четыреста гостей! И всех нужно прокормить! Четыреста ртов, это не шутки. А лошади? На одном фураже можно разориться.
– Все ее наряды – наполовину испанские. Сплошь в золоте. Это испанская манера, поверьте мне. Испанская! Да вы хоть знаете, что она носит сарагоски?
– Что такое?
– Сарагоски. Шелковые панталоны, сверху до низу расшитые золотом. Она надевает их под платье – это испанский обычай. Отец, этому нужно положить предел. У вас не будет никакой жизни, пока в вашем доме будет жить эта женщина и ее испанские слуги.
– Ох, да оставь ты ее в покое. Лучше придумай, как мне избавиться от этих гостей, а не то они пустят меня по миру.
– Отец, если вы прогоните ее испанских слуг, едоков станет меньше.
Герцог задумался, а Изабелла улыбнулась. Еще одно важное сражение оказалось выигранным.
Потеря слуг должна была причинить Лукреции больше страданий, чем все предыдущие довольно безболезненные уколы. Конечно, Изабелла хотела бы лишить Лукрецию и ее ближайшего окружения – бдительной Адрианы, коварной Никола, язвительной Анджелы. Но такой шаг завел бы ее слишком далеко, и гнев Папы был бы неминуем. Пока ей приходилось довольствоваться изгнанием испанцев.
Франческо она написала, что устала от Феррары и возвращается в Мантую. Ей не терпится увидеть своего супруга и их маленького сына Федерико.
Получив ее письмо, Франческо смеялся.
Он догадался, что Лукреция не посрамилась перед его супругой, и не понимал, почему это доставило ему такое удовольствие.
Глава 6
В КОМНАТКАХ НА БАЛКОНЕ
Когда гости разъехались, Лукреция собрала вещи в апартаментах, где жила до сих пор, и приготовилась поселиться в «комнатках на балконе» (gli camerini del poggiolo), которые герцог предоставил в ее распоряжение.
Она осмотрела их в компании Анджелы и Никола, и все трое остались довольны этим уютным уголком замка. Лукреция решила, что здесь можно будет обособиться от семьи Эсте, принимать друзей и вообще устроить небольшой уголок Рима в Ферраре.
Анджела попрыгала на кровати – хотела проверить на прочность, – и вместе со скрипом старых досок послышался треск рвущейся материи. Обивка лопнула сразу в двух местах; она прикоснулась рукой к одному из них, и прореха расползлась еще больше.
– Что за рухлядь! – воскликнула Анджела. – Верно, ей не меньше ста лет.
Она брезгливо взглянула на свои ладони. Они были серыми от пыли.
Лукреция откинула покрывало. Простыни напоминали жеванную бумагу.
– Первый раз вижу такую ветошь, – сказала она. – Интересно, где они ее раздобыли?
Никола встряхнула бархатные портьеры – посыпались клочья все той же серой пыли.
– Остатки былой роскоши, – заключила она.
В отчаянии Лукреция опустилась на стул, и обивка на нем тотчас же поползла в разные стороны.
– Так вот какое жилье мой свекор столь великодушно предоставил мне, – сказала она.
– Вполне соответствует духу его гостеприимства, – усмехнулась Анджела. – Теплое снаружи, холодное внутри. На вашем месте, кузина, я бы немедленно пошла к герцогу и спросила, что все это значит – почему в качестве ваших апартаментов выбрали самые убогие каморки замка.
Лукреция покачала головой.
– Полагаю, от этого я ничего не выгадаю.
– А я бы написала святому отцу, – предложила Никола. – Он в два счета устроит вам достойное помещение.
– Мне хочется спокойной жизни, – объяснила Лукреция. – Если я пожалуюсь, будут одни только неприятности. Нет. Мы обновим всю эту обстановку. Заменим мебель, повесим расшитые золотом портьеры. А пока все не придет в божеский вид, я буду жить в покоях, которые занимала до сих пор.
– Так вы собираетесь делать это за свой счет? – пробормотала Никола.
– Моя дорогая Никола, разве в Ферраре можно чего-нибудь добиться иным способом?
Анджела взяла руку Лукреции и с благоговением поцеловала.
– У вас ангельская внешность, – сказала она, – и такое же терпение. Ваш супруг половину ночи проводит со своими любовницами – вы встречаете его улыбкой, когда он приходит к вам. Ваш свекор оскорбляет вас, предлагая самый жалкий угол в своем замке – вы снова улыбаетесь и говорите, что мебелируете жилье за свой счет. Даже с Изабеллой, этим дьяволом во плоти, вы держитесь так доброжелательно и невозмутимо – внешне, во всяком случае, – будто и впрямь уважаете ее. Никола, что ты думаешь о моей кузине? Не ангел ли она?
– Я думаю, – сказала Никола, – кузина – мудрая женщина. А когда живешь на земле, то лучше быть мудрой женщиной, чем ангелом.
– Хочется верить, что твои слова окажутся не просто лестным отзывом, – вздохнула Лукреция. – У меня такое чувство, что в ближайшее время мудрость мне не помешает.
Обустраивая комнатки на балконе, она получила первый удар.
Ее навестил герцог Эркюль. Он сказал:
– Вижу, вы еще не заняли помещение, которое я отвел для вас.
– Его нужно заново обставить, – объяснила она. – Когда все будет готово, я с радостью переберусь туда. Кстати, благодарю вас за эти комнатки, они и в самом деле чудесны.
– Обставить заново! – воскликнул герцог. – Это будет стоить немалых денег!
– Я уже подобрала цвет драпировки. А новая мебель там просто необходима. Увы, старая – в плачевном состоянии.
– Мне и свадьба-то обошлась недешево, – проворчал герцог.
– Знаю. Я намереваюсь оплатить все расходы по обустройству этих комнат.
На лице герцога появилось выражение некоторой удовлетворенности. Он откашлялся и продолжил:
– Я пришел сказать вот что. Свадьба потребовала уйму расходов – я больше не могу кормить и содержать всех ваших слуг. Завтра все испанцы будут отосланы назад в Рим.
Лукреция опешила.
– Но они же вам ничего не стоят! В брачном договоре есть пункт, согласно которому все расходы на прислугу относятся на мой счет.
– Все правильно, – кивнул герцог. – Но эти деньги вам и самой понадобятся. А кроме того, испанцы не подходят Ферраре. Словом, я решил отправить их обратно.
Ей стало страшно. В Риме она была окружена друзьями и поэтому отчетливо ощущала враждебность новой обстановки. Что если у нее хотят отобрать всех слуг – всех, одного за другим? От этой мысли у нее засосало под ложечкой. Ватикан был слишком далеко, а ее свекор вовсе не походил на Александра, который так долго оберегал и лелеял его любимую дочь.
Не желая выдавать своих чувств, она опустила голову. Вероятно, в этом он увидел знак покорности его воле, потому что подошел и положил руку ей на плечо.
– Скоро вы узнаете наши порядки, – сказал он. – Испанцы чересчур расточительны, а в Ферраре не любят экстравагантность.
К кому она могла обратиться за помощью? Только к супругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38