Доктор же предлагал мне свою дружбу, а с ней – ту самую отцовскую заботу, которой я была лишена.– Вы очень добры, – сказала я.На его лице отразилась радость. Он наклонился и с улыбкой похлопал меня по руке, потом промолвил с прежней серьезностью:– Кэтрин... – Мне показалось, что он тщательно подбирает слова. – Вы только что потребовали от меня полной откровенности. Надеюсь, мне удалось убедить вас, что мною движет только забота о вашем благополучии. К тому же я многим обязан Роквеллам. Я хочу открыть вам одно обстоятельство, мало кому известное, но объясняющее мое отношение к этой семье. Помните, я рассказывал вам, что вступил в жизнь сиротой, лишенным средств к существованию, и что только участие некоего богатого покровителя дало мне возможность получить профессию? Так вот, этим покровителем был сэр Мэтью Роквелл. Теперь вы понимаете, что моя любовь и благодарность к его семье безграничны.– Понимаю, – пробормотала я.– Он хочет, чтобы его внук родился крепким и здоровым, и я приложу к этому все силы. Дорогая моя Кэтрин, вы должны довериться мне и позволить позаботиться о вас. Есть и еще одна вещь, о которой вы не знаете. Впрочем, я не уверен, надо ли сообщать вам об этом…– Непременно!– О Кэтрин, как бы вам не пожалеть о своей настойчивости! Много раз я хотел сказать вам, но не решался, вот и сейчас...– Говорите же! Я не желаю оставаться в неведении.– Достанет ли у вас сил, чтобы выслушать это, Кэтрин?– Достанет, не беспокойтесь. Я в силах перенести все, кроме недомолвок и лжи. И я не успокоюсь, пока не выясню, кто пытается мне навредить.– Я помогу вам, Кэтрин.– Прекрасно! Так что же вы собирались мне сказать? Он все еще колебался.– Вы должны понять: я говорю об этом только для того, чтобы убедить вас в необходимости прислушаться к моим советам.– Обещаю прислушаться ко всем вашим советам, только скажите.Доктор снова умолк, собираясь с духом, и наконец решительно произнес:– Кэтрин, вам известно, что на протяжении многих лет я консультирую пациентов в Ворствистле.– Да, да!– Вы знаете, какого рода это заведение.– Конечно, знаю.– Как врач, я имею доступ к историям болезни…– Естественно.– Так вот, в Ворствистле находится близкий вам человек. Думаю – нет, просто уверен, – что для вас это новость. Вот уже семнадцать лет ваша мать является пациенткой Ворствистла.Я уставилась на него, чувствуя, что пол уходит из-под моих ног, стены надвигаются на меня. Светлый кабинет и сидящий напротив меня человек с ласковыми глазами словно подернулись дымкой, заслоненные видением другого дома – темного и мрачного, с вечно опущенными жалюзи и ощущением нависшей трагедии. Я вспомнила голос, зовущий в ночи: «Кэти... Вернись ко мне, Кэти!», и своего несчастного отца, и его ежемесячные отлучки, из которых он возвращался опустошенный, печальный, измученный...– Да-да, – продолжал доктор, – к сожалению, это правда. Говорят, что ваш отец очень привязан к жене и регулярно навещает ее. Иногда, Кэтрин, она узнает его, иногда – нет. Она нянчится с куклой, иногда понимая, что это кукла, но чаще принимая ее за свою дочь – за вас, Кэтрин. В Ворствистле для нее делается все возможное, но она никогда не покинет его. Вы понимаете, к чему я клоню, Кэтрин? Болезнь может передаваться детям. Но не пугайтесь так вы в надежных руках, мы вам поможем. Обещаю. Доверьтесь мне, Кэтрин.Я закрыла лицо руками в беззвучной молитве. О Господи, просила я, пусть это окажется сном!Доктор встал, подошел ко мне и обнял за плечи.– Мы справимся, Кэтрин, – пообещал он, – мы будем бороться вместе.Должно быть, слово «бороться» подействовало на меня отрезвляюще, ведь всю свою жизнь я провела в борьбе. Я снова вспомнила черную фигуру у своей кровати, и сквозняк, и задернутый полог. Нет, это не было галлюцинацией.Доктор уловил перемену в моем настроении.– А вы молодец, Кэтрин, – заметил он. – Но чувствую, вы мне не верите.Твердым голосом я ответила:– Я знаю, что кто-то злоумышляет против меня и моего ребенка.– Как по-вашему, мог ли я быть настолько жесток, чтобы придумать всю эту историю о вашей матери?Я задумалась. Загадочные поездки отца – не вымысел. Откуда доктор мог знать о них? И все же... Мне всегда говорили, что мама умерла. Предположим, она действительно находится в Ворствистле, – из этого вовсе не следует, что ее помешательство передалось мне. Я всегда отличалась самообладанием и рассудительностью, никогда не страдала истерией. Даже сейчас, измученная страхом и неизвестностью, я сохраняю выдержку, насколько это возможно при данных обстоятельствах. Нет, что бы ни случилось с моей матерью, мой рассудок здрав и ясен.– Кэтрин, я вами восхищаюсь, – сказал доктор. – Вы сильная женщина. Поверьте, ваша мать, Кэтрин Кордер, на самом деле вот уже семнадцать лет содержится в Ворствистле, – вы же понимаете, что я не стал бы утверждать этого, не зная наверняка. Однако вы не верите, что унаследовали ее недуг хоть в малейшей степени. Это поможет нам справиться с ситуацией.Я посмотрела ему прямо в глаза и решительно проговорила:– Ничто не заставит меня усомниться в реальности того, что я видела собственными глазами и слышала собственными ушами.Он кивнул.– В таком случае, дорогая, нам надо выяснить, кто стоит за всеми этими странными происшествиями. У вас есть подозрения?– Мне удалось узнать, кто исполнял роли монахов в живых картинах, а следовательно, мог сохранить рясу. Одним из этих людей был Люк, другим – Саймон Редверз. Оба они имеют виды на Кирклендские Забавы.– Если кто-то сознательно пытался причинить вам вред…– Так оно и было! – горячо заверила я. – Именно так!– Кэтрин, вы переволновались и утомлены. Вам надо вернуться домой и отдохнуть.Я вдруг поняла, что действительно очень устала.– Пожалуй, вы правы. Мне бы хотелось побыть одной и все хорошенько обдумать…– Я бы отвез вас, но мне нужно к больному.– Я не хочу, чтобы домашние знали о нашей встрече. Я вернусь пешком... будто после прогулки.– Вы не хотите им ничего рассказывать?– Пока – нет. Я должна подумать.– Вы очень отважны, Кэтрин.– Но не слишком умна, к сожалению.– Напротив, вы чрезвычайно умны. Могу я попросить вас об одолжении?– Каком?– Вы позволите Дамарис проводить вас?– В этом нет необходимости.– Вы же обещали слушаться меня, а известие о болезни матери сильно потрясло вас. Пожалуйста, Кэтрин, не упрямьтесь.– Что ж, хорошо, – конечно, если Дамарис не будет возражать.– Разумеется, не будет. Она с радостью вас проводит. Подождите здесь, я сейчас схожу за ней. Но сперва я налью вам глоточек бренди. Нет-нет, не отказывайтесь – это вас взбодрит.Он подошел к шкафу, достал два бокала, плеснул в один из них немного бренди и дал мне, второй же наполнил для себя.– Кэтрин, – сказал он, приподняв свой бокал и с улыбкой глядя на меня, – все будет в порядке, поверьте мне. Держите меня в курсе событий – вы же знаете, я на вашей стороне.– Спасибо. Но я не могу все это выпить.– Ничего, пары глотков вполне достаточно. Ну, а теперь я отправляюсь за Дамарис.Не могу сказать точно, сколько времени доктор отсутствовал. Я была в состоянии думать только об одном: вот отец в очередной раз уезжает из Глен-Хауса и возвращается только на следующий день... Вероятно, он ночевал где-то поблизости от Ворствистла. Должно быть, свидание с женой так расстраивало его, что он хотел немного прийти в себя, прежде чем ехать домой. Так вот в чем причина уныния, царящего в нашем доме; вот почему я всегда стремилась вырваться из него. Отцу следовало предупредить меня, подготовить... А может, и хорошо, что я не знала. Может, лучше было бы не узнать этого никогда…Дамарис вошла в кабинет в сопровождении отца. На ней было теплое пальто с меховым воротником, в руках – муфта. Мне показалось, что она недовольна и не хочет провожать меня, поэтому я еще раз заявила, что отлично дойду одна. Однако доктор решительно пресек мои возражения.– Дамарис полезно прогуляться, – сказал он и улыбнулся так безмятежно, словно недавнего тяжелого разговора вовсе не было, словно это не он своим сообщением чуть не заставил меня усомниться в прочности моего рассудка.– Вы готовы? – осведомилась Дамарис.– Да, готова.Доктор серьезно пожал мне руку и посоветовал принять на ночь снотворное, делая вид, что меня привели к нему жалобы на бессонницу. Я взяла флакон, который он мне протянул, и спрятала во внутренний карман плаща, после чего мы с Дамарис отправились в путь.– Как холодно! – проговорила девушка, выйдя на улицу. – Похоже, к утру пойдет снег.От ветра щеки ее раскраснелись, она выглядела прелестно в маленькой шляпке, отороченной тем же мехом, из которого была сшита муфта.– Давайте пойдем через лес, – предложила она. – Это дольше, зато там не так ветрено.Я двигалась словно во сне, плохо соображая, куда мы идем. Меня не оставляли мысли о том, что рассказал мне доктор, и чем больше я об этом думала, тем больше была склонна поверить в правдивость его слов.Пройдя немного, Дамарис сказала, что, кажется, ей в ботинок попал камешек, и мы остановились. Дамарис села на поваленное дерево, сняла ботинок, вытряхнула его и снова надела. Она долго возилась с пуговками, которые не желали слушаться замерзших пальцев.Мы отправились дальше, но оказалось, что камешек все еще в ботинке, и пришлось сесть на траву и повторить операцию.– Кажется, вынула, – наконец объявила она. – Такой крошечный осколок. – Она подняла руку и выбросила камень прочь. – Удивительно, сколько неудобства может доставить предмет, который разглядеть-то трудно. О Боже, опять эти несносные пуговицы!– Давай я помогу.– Да нет, я сама. – Некоторое время она возилась с ботинком, потом подняла голову и сказала: – Я рада, что вы познакомились с мамой. Ваш визит доставил ей большое удовольствие.– Ваш отец очень внимателен к ней.– Он внимателен ко всем своим пациентам.– А она, разумеется, не просто пациентка.– Нам приходится следить, чтобы она не переутомлялась. Странно, а Рут утверждала, что миссис Смит – просто невротичка, сделавшая домашнюю жизнь доктора настолько невыносимой, что он с головой ушел в работу. Но сейчас мне не до чужих проблем…Правда ли, что моя мать – сумасшедшая? Видимо, да, и это объясняет многое в поведении отца. Но что из этого следует? Пошла ли я по стопам матери? Задавая себе этот мучительный вопрос, я невольно признавала, что у меня есть основания для сомнений.Никогда в жизни не была я столь близка к отчаянию, как в тот декабрьский день, в лесу. Однако мои несчастья еще не достигли предела, хотя мне казалось, что худшего со мной произойти уже не может.Дамарис наконец застегнула ботинок, поднялась, спрятала руки в муфту, и мы двинулись дальше. К моему удивлению, мы вышли из леса с дальней стороны аббатства, и путь к дому лежал теперь через развалины.– Я знаю, что это излюбленное место ваших прогулок, – заметила Дамарис.– Было прежде, – поправила я ее. – Последнее время я сюда не хожу.Смеркалось. Еще час – и будет совсем темно.– Люк проводит тебя обратно, – сказала я.– Может быть.Развалины тонули в полумраке, остатки стен отбрасывали длинные тени. Мы уже миновали пруды и находились в самом центре аббатства, когда я увидела монаха. Он шел под уцелевшим сводом галереи, двигаясь быстро и бесшумно, и выглядел точно так же, как тогда, в моей спальне.Я закричала:– Дамарис! Смотри! Вон там!При звуке моего голоса черная фигура остановилась, обернулась, кивнула, после чего продолжила свой путь. Через мгновение она скрылась за одной из колонн, поддерживавших свод галереи, потом появилась опять, скользя к следующей колонне.Я смотрела, потрясенная, наполненная ужасом, оцепеневшая.– Быстрее! – крикнула я. – Мы должны его поймать. Дамарис вцепилась мне в руку, удерживая на месте.– Нельзя терять времени, – уговаривала ее я, – он сейчас скроется. Надо найти его, пока он в аббатстве. На этот раз ему от меня не ускользнуть.– Пожалуйста, Кэтрин, не надо... – молила Дамарис. – Мне страшно...– Мне тоже. Но мы должны его поймать.Я двинулась к галерее, но Дамарис буквально висела на моей руке.– Пойдемте домой, – хныкала она. – Бежим отсюда! Я повернулась к ней и торжествующе воскликнула:– Ты видела его! Теперь ты сможешь подтвердить. Ты видела!– Не будем задерживаться здесь, нам лучше поторопиться. – Но…Я вдруг осознала, что нам не удастся догнать монаха, потому что он может идти намного быстрее нас. Но это было не столь уж важно. Главное – его видел кто-то кроме меня. Я ликовала, облегчение, наступившее так быстро вслед за испугом, было почти невыносимым. Только теперь я решилась признаться себе, как сильно была потрясена и напугана.Но теперь мне нечего бояться. Я отмщена: его видела не только я.– О, Дамарис, – промолвила я, – слава Богу, что это произошло именно здесь, и что ты тоже видела.Она обратила ко мне свое прелестное, недоуменное лицо и произнесла слова, от которых меня будто обдало ледяной водой:– А что вы видели, Кэтрин?– Дамарис... ты хочешь сказать...– Вы вдруг так разволновались. Что же произошло?– Не может быть, чтобы ты его не заметила!– Но здесь никого не было, Кэтрин. Никого!Задыхаясь от отчаяния и гнева, я схватила ее за руку и принялась яростно трясти.– Ты лжешь! Притворяешься!Она покачала головой с таким видом, точно готова была расплакаться.– Нет, Кэтрин, нет. Если бы... Я бы с радостью что-нибудь увидела, если для вас это так важно.– Ты видела его, – настаивала я, – не отпирайся, видела!– Но, Кэтрин, я говорю правду: здесь никого не было.– Так значит, – холодно отчеканила я, – ты тоже в этом замешана?– В чем я замешана, Кэтрин? – с жалостью спросила она.– Зачем ты повела меня через аббатство? Ты знала – он будет здесь. Теперь ты сможешь сказать всем, что у меня галлюцинации, что я сошла с ума!Меня трясло от страха, я теряла контроль над собой. Всего несколько минут назад я призналась в своей слабости, считая, что опасность миновала. Это было моей ошибкой.Дамарис взяла меня за руку, но я оттолкнула ее.– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – заявила я, – и не хочу ее. Уходи. По крайней мере теперь я знаю, что ты – соучастница.Пошатываясь и спотыкаясь, я побрела домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36