Хью же сказал:– Вы прекрасно выглядите, Китти, могу вас заверить. Все опрятно и прилично…– А я не хочу опрятно и прилично, – перебила его Китти. У нее пылали щеки и горели глаза. – Я хочу носить элегантные вещи, хочу сделать самую модную прическу, хочу появляться на вечерах, ходить в театр, слушать музыку и не хочу, не хочу, понимаете? – выглядеть бедной родственницей!– Совершенно верно, – заметил Хью. – Я часто напоминал дяде, что он должен делать вам поблажки и разрешать кое-какие развлечения, Китти. Увы, я боюсь, что его привычки и предрассудки уже не изменить! Я не могу тешить себя тем, что мои слова возымели какое-то действие.– Это так, – подтвердил Бедденден. – И так будет всегда, пока вы живете в этом доме, Китти. Тем не менее вы можете взвесить предложение дяди и оценить все преимущества, касающиеся замужества. Вас будут уважать, вы будете хозяйкой замечательного дома, вы сможете вести такой образ жизни, который вам по душе. Вы отбросите привитую вам бережливость и научитесь получать удовольствие от роскоши, которой себя окружите.Судя по тому, как пастор вытянул верхнюю губу, можно было понять, что нарисованная его братом картина задела его за живое:– Я думаю, что Китти слишком благоразумна, чтобы быть расточительной. Я не пуританин: мне вполне понятно ее желание избавиться от запретов, которые чинят ей болезненные привычки моего дядюшки, но…– О! – задумчиво перебила его Китти. – Мне бы так хотелось быть расточительной!– Позвольте, дорогая, Китти, я знаю вас лучше, чем вы сами знаете себя, – запротестовал Хью с шутливой настойчивостью. – Это так естественно, что вам хочется увидеть мир за стенами этого дома. Вы захотите, я полагаю, попутешествовать, и у вас будет такая возможность. Вы жаждете вкусить наслаждение от общения с людьми, которые задают тон всей культурной жизни. Так оно и должно быть. Но рискну вас заверить, что скоро вы пресытитесь удовольствиями такого рода. Однако не думайте, что если вы предпочтете выйти за меня замуж, то ничего веселее, чем занятия в церковном хоре, вы не получите! Я не враг развлечений. Люблю танцы. Признаюсь, что получал немалое удовольствие от посещения игорных домов. И в то время, как я должен ненавидеть азартные игры, я не так уж к ним нетерпим: могу сыграть в вист. А станцевать кадриль на каком-нибудь празднике – для меня наслаждение…– Милый Хью, – остановила его Китти. – Это, должно быть, Джордж вынудил вас сделать мне это предложение?– Уверяю вас, слово чести, это не так!– Но вы ведь не хотите, чтобы я стала вашей женой! Вы ведь не любите меня, – сказала Китти, задыхаясь от еле сдерживаемых слез.Он мягко повторил:– Мое расположение к вам очень искренне. С тех пор, как я получил место в приходе, я живу, вы знаете, не так уж и далеко. У меня появилась возможность часто навещать дядю. За это время я гораздо лучше узнал вас, и к моему расположению к вам добавилось уважение. Я убежден, что в вашем характере нет ничего такого, что могло бы помешать вам стать желанной женой любому из мужчин нашего рода.– Я? – Китти с удивлением уставилась на него. – Вы так часто ругали меня за легкомыслие, постоянно сердились, что я не так разговариваю, не так веду себя, как надо, и постоянно говорили, что я не должна гневить свою судьбу! А теперь оказывается, что я уважаема, любима, желанна…Хью рассмеялся:– Здесь нет противоречия, Китти. Вы – юны, и я считал своим долгом направлять вас. Но вы всегда мне внушали самые добрые чувства.– Если не Джордж, то, наверное, дядя Мэтью склонил вас сделать мне предложение! – продолжала девушка, не отвечая на улыбку пастора.– В какой-то мере, возможно, – ответил пастор. – Вам сложно понять почему…– Нет, уверяю вас!– Да, – уверенно возразил он. – Вы должны знать, Китти, и понимать, как это ни больно, что Джордж сказал чистую правду. Вы полностью зависите от моего дяди: если он умрет, а вы останетесь незамужней и не будете помолвлены с одним из его племянников, ваше положение будет отчаянным. Я боюсь задеть ваши чувства, но должен сказать, что таков мир: сиротам и бесприданницам очень трудно устроить свою судьбу. Что вы будете делать, если останетесь в этом мире одна? Джордж говорил о незавидном положении мисс Фишгард. Мисс Фишгард – замечательная, сердечная женщина, но ее нельзя назвать хорошей гувернанткой. Она не найдет работы в богатых домах, это понятно. Ее манеры не безукоризненны, ее игру на пианино нельзя назвать хорошей, она совершенно не умеет рисовать, ее знания французского оставляют желать лучшего, а итальянского она и вовсе не знает. Это все сказывается на уровне воспитания, которое она может дать.Китти отвернулась. Ее щеки залились краской:– Вы хотите сказать, что у меня плохое воспитание и негодное образование?– Поскольку мой дядя отказался нанять хороших учителей, то этого и следовало ожидать, – мягко сказал Хью. – Вы помните, милая Китти, как часто я советовал вам продолжать занятия независимо от того, находитесь вы в учебном кабинете или у себя в комнате?– Да, – понуро согласилась Китти.– Мне доставляло большое удовольствие помогать вам заниматься, читать вместе с вами, – продолжал пастор. – Думаю, что я обладаю навыками воспитателя, и уверен, что привить вкус и углубить знания такой способной ученице, как вы, дорогая кузина, вполне в моих силах.Лорд Бедденден, который слушал размеренные речи своего брата с нарастающим негодованием, больше терпеть не мог.– Хватит, Хью! – рявкнул он. – Прекрасное, я бы сказал, предложение бедной девушке! Всей этой болтовни хватит, чтобы она отказала тебе раз и навсегда.– Уверен, что Китти понимает меня, – надменно произнес Хью.– Да, думаю, что понимаю, – сказала Китти. – И Джордж совершенно прав! Я бы не хотела посвятить жизнь углублению знаний и боюсь, Хью, я не та девушка, на которой вам надо жениться. И сейчас я решила, что у меня есть один способ заработать себе на хлеб! Я могу занять должность экономки. Здесь уж я не нуждаюсь ни в чьих указаниях. Я с шестнадцати лет научилась вести хозяйство и вполне могу освободить мисс Фиш от ненавистных ей обязанностей! Думаю, что это устроит всех, потому что если и есть что-то на свете, чему я научилась, так это строгой бережливости.– Хватит, Китти, не говорите глупостей! – взмолился лорд Бедденден.Пастор сделал выразительный жест рукой.– Если ваша молодость, Китти, примирит вас с новым положением, то, смею вас уверить, пройдет время – и вы почувствуете себя незаслуженно обделенной.– Вероятно, – не стала спорить Китти. – Но я не найду счастья и в браке с любым из вас, Хью.– Ну вот! Что я вам говорил? – воскликнул Бедденден.– Прошу прощения, – серьезно, но мягко сказал Хью. – Со своей стороны, я бы счел за великое счастье называть вас своей женой!– Это очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Китти, – но если вы говорите правду, я не могу понять, почему до сегодняшнего дня вы ни разу не дали мне это понять.Пришла очередь покраснеть Хью, но он выдержал ее взгляд и через секунду смог ответить:– Тем не менее, Китти, такие мысли посещали меня. Влюбляться, терять голову не в моей натуре, но я уже долгое время испытываю по отношению к вам искреннюю привязанность. Но вы так молоды – вам не исполнилось еще и двадцати, – и я думал, что пора моего объяснения еще не настала. Иногда я подозревал, что вы неравнодушны к другому представителю нашей семьи, и боялся, что мои чувства встретят холодный отпор. И я ждал, когда трое моих кузенов соберутся здесь, в Арнсайде, чтобы представить вам возможность сделать выбор самой. Но я вижу здесь только Долфинтона, и при этих обстоятельствах я без колебаний прошу вас принять мое предложение. Смею вас уверить, что в приходе Гарстфилд вы будете жить в безопасности и почете.– О, вы сделали предложение не из любви к богатству, а из рыцарских чувств к несчастной особе, которую, как вы полагаете, отвергнут остальные, – на одном дыхании выпалила Китти. – Нет, лучше я выйду замуж за Долфа!От этих неожиданных слов лорд Долфинтон, который в это время посасывал ручку ножа для резки бумаги, вздрогнул и выронил нож из разжавшихся пальцев.– А? – переспросил он. – Но вы же сказали, что не выйдете! Хорошо помню! Вы сказали, я могу снова себя спокойно чувствовать!– Да, вот это я и имела в виду! – со злым торжеством сказала Китти. – Здесь нет никого, кто бы мне нравился, и я не хочу ни за кого из вас выходить замуж, ни за кого из этой противной семьи! Хью – хвастун, Клод – жестокий человек, Долф и Фредди – просто смешны, а что касается Джека, я от души благодарна ему за то, что он не такой самодовольный хлыщ, чтобы явиться сюда, потому что я его не люблю еще больше, чем всех вас, вместе взятых! Спокойной ночи!Стук захлопнувшейся двери заставил лорда Долфинтона занервничать, а Бедденден сказал:– Гнилое дельце ты пытался обтяпать, Хью, – вместе со всеми твоими разглагольствованиями и замечательными планами образования девицы. Твои шансы оказались бы гораздо выше, если бы в тебе было поменьше слащавого альтруизма. Что, черт возьми, тебя дернуло заводить разговоры о Джеке? Ясно, она давно влюблена в него!– Она уже давно оставила эти детские причуды, – холодно сказал Хью. – В конце концов, в Джеке нет ничего такого, что привлекло бы внимание разумной и благородной особы.– Если ты так думаешь, мой дорогой братец, то я советую тебе не замыкаться в своем приходе, а немного пообтесаться в миру, – заметил Бедденден с обидной усмешкой. – И я не хочу слушать ханжеских разговоров о его страсти к игре и слишком свободных взглядах – это, я знаю, вертится у тебя на языке! Джек, может быть, вам и не нравится, но он дьявольски красивый парень и кое в чем не знает себе равных. Конечно же, Китти к нему расположена!– Нет, – возразил Долфинтон, который следил за этим диалогом, озадаченно сдвинув брови. – Разве не слышали? Она сказала, что не любит его больше, чем нас всех, вместе взятых. Подумайте об этом, – добавил его светлость, сраженный внезапной мыслью. – Не уверен, что она не права! – Он кивнул, довольный собой, и добавил любезно: – Не думайте о нем, а что касается меня, то я бы не любил больше всего тебя, Джордж.Лорд Бедденден смотрел на него несколько секунд странным взглядом, потом взял колокольчик и решительно зазвонил.– Если этот прижимистый сундук костей не отдавал никаких распоряжений, я прикажу слуге принести в эту комнату бренди! – с горечью произнес он. 3 В тот же вечер, около семи часов, когда мисс Чаринг вошла в гостиную, чтобы выслушать предложения двух своих кузенов, наемный почтовый экипаж, запряженный парой, остановился у «Голубого кабана», небольшой, но очень хорошей гостиницы, в миле с лишним от Арнсайд-Хауза, на перекрестке четырех дорог. Молодого человека, который выбрался из экипажа, можно было безошибочно отнести к сливкам общества, хотя его правила, очень строгие во всем, что касалось моды, позволяли ему путешествовать по сельской местности в длинном нежно-голубом плаще, светло-желтых панталонах и сапогах с кисточками, которые определяли в столице настоящего комильфо. Однако никто, кроме настоящего франта, одевающегося у лучших умельцев, не мог позволить себе такого замечательного дорожного плаща, бесподобных бриджей, элегантных сапог. Белый верх этих сапог, выдававший утонченного денди, был скрыт полами длинного просторного плаща-крылатки, отороченного шелком, с двумя рядами больших перламутровых пуговиц. Каштановые волосы франта, смазанные русским маслом, подстриженные а ля Тит, увенчивал цилиндр, сидевший на голове с лихим изяществом; на его руках были коричневые Йоркские перчатки. Дополняла наряд бамбуковая трость. Когда он вошел в гостиницу и снял широкий и длинный дорожный плащ, то оказался изящным молодым джентльменом среднего роста, с хорошей осанкой. Лицо его было неброским, но приятным, а повадка – несколько рассеянной. Он вручил плащ, цилиндр и трость хозяину, и лицо его отразило беспокойство; он бросил внимательный взгляд в зеркало: воротничок не был помят, превосходный галстук находился в полном порядке, и молодой человек настолько успокоился, что смог заняться другими делами.Хозяин, мистер Плакли, встретил его с понятной почтительностью, как человека богатого и респектабельного, но поскольку гостя он знал со времен, когда тот носил нанковые штаны и детские сорочки, помнил его успехи и неудачи, то держался с ним с фамильярной оживленностью.– Сэр, что за приятный сюрприз! Давненько вы у нас не бывали. Не сомневаюсь, что вы проездом в Арнсайд.– Да, – подтвердил гость, – чуть, черт возьми, не пропустил время ужина. У моего двоюродного дяди это бывает чертовски рано, а еще целая миля, хорошо, что вспомнил! Лучше остановиться поужинать у вас.«Голубой кабан» нечасто имел дело с великосветскими гостями, но хозяин знал, что его помощница, – крестьянка с севера – замечательная хозяйка, и поэтому не ощутил беспокойства.– Сэр, я не сказал бы, что вы ошиблись в своих расчетах. – Он понимающе поглядел на почетного гостя. – Мистер Пениквик, несомненно, великий человек, но, говорят, у него нет того, что я называю обильным столом, и, как я слышал от мистера Стобхила, он не пускает бутылку по кругу должным образом. Ну, сэр, если вы сейчас пройдете в зал, вы найдете там хороший очаг, и никто вам не помешает. Я позволю себе подать вам стаканчик хереса, самого тонкого, какой есть в этих местах, а пока вы будете пить его, моя хозяйка приготовит вам жареных грибов, – ведь вы знаете, у нас нет всяких французских деликатесов. Вдобавок к этому у нас найдется кусок баранины и пирог с гусятиной и индюшатиной, из тех, которые, я надеюсь, вы не забыли, еще немного жареной трески и, если вам будет угодно, пломпудинг.Это скромное меню было принято, и мистер Плакли удалился. Вскоре в зале был накрыт отличный стол, за который сел гость, причем схема обеда, набросанная хозяином, была Дополнена устрицами в тесте, фламандским супом и на закуску – жарким из телятины с репой. Гость запил мясо бутылкой отличного бургундского, и пиршество завершилось коньяком, причем утонченный модник в ужасе отмахнулся от предложения выпить портвейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43