– Я вытащил колючку и сделал перевязку, думаю, до завтра все заживет.
– Сэр, благодарю за заботу о маленьком Седрике! Пойду посмотрю, как он.
Гонтрей взялся за ручку двери, но Симон снова заговорил:
– Малышу было больно, но он не проронил ни слезинки.
Неделю спустя он прибыл в Мальвалле, где его по-королевски принял отец. А когда покинул замок, Мальвалле повернулся к сыну Джеффри, который теперь оставался дома, и неожиданно сказал:
– Джеффри, я люблю этого мальчика.
– И я тоже, сэр. Мальвалле добавил печально:
– К сожалению, я навсегда останусь для него только другом.
Джеффри ничего не ответил, и они замолчали. Затем, улыбаясь, сын посмотрел на отца:
– Жаль, что вы не видели его, когда он взял в плен сына Оуэна, сэр. Клянусь, он превзошел самого себя, соперничая с принцем в воодушевлении наших воинов. Встретившись с Грифитом на поле битвы, Симон вступил с ним в единоборство. Казалось, их бой никогда не кончится. Грифит славный боец, сэр, и его атаки заставили меня переживать за судьбу моего брата. Но он был неутомим, рука Грифита ослабла, и парень сдался в плен. Симон привел пленника к принцу и в качестве приза попросил его доспехи. Они позолочены и сделаны с таким искусством, что практически ничего не весят. Во всех последующих битвах он был в этих доспехах, привлекая всеобщее внимание. Видя его всегда впереди, воины следовали за ним, воодушевляя других. Принц считает, что победа была одержана исключительно благодаря мужеству Бовалле. Генриху он тоже очень нравится, сэр. Возможно, принц оставит его при дворе, если Симон захочет.
Мальвалле неторопливо кивнул:
– Да, он станет великим воином, если захочет.
– И если в его жизни не появится женщина, которая отвлечет его от этой цели, – добавил Джеффри.
– А сейчас такой женщины нет? Джеффри рассмеялся:
– Святая Богородица! Вы бы видели Симона с девицами! Он совершенно не обращает на них внимания и, кажется, даже не замечает их присутствия! Мы с Аланом уверяем его, что его день еще не пришел, но, честно говоря, сэр, я уже сам в это не верю!
– Трудно сказать, – произнес Мальвалле. – Скорее всего, он падет жертвой какой-нибудь робкой бледнолицей девственницы, которая ляжет ковром к его ногам.
– Вряд ли, – усомнился Джеффри.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
СИМОН В НОРМАНДИИ
Симон стоял на холме, недалеко от Аленсьона, глядя в сторону Франции. Ветер развевал его светлые волосы и теребил плащ вокруг его возмужавшего тела. Ему было уже за тридцать. Прошло больше десяти лет с тех пор, как он стал лордом Бовалле.
Позади него растянулся на мягкой траве его слуга, симпатичный юноша с черными кудрями и веселыми глазами. Он задумчиво и с любовью смотрел на своего хозяина.
Симон стоял неподвижно, полуотвернувшись. За несколько минут он не проронил ни слова, всматриваясь в раскинувшийся перед ним красивый пейзаж. Слуга с уважением разглядывал его профиль: массивный, выдающийся лоб над глубоко посаженными яркими глазами, сильную челюсть, бронзовые худые щеки. Одну руку Симон опустил, слегка сжав ее в кулак, широко расставленные ноги в сапогах со шпорами твердо стояли на земле. Слуга лениво подумал, что эта поза отражает силу и целенаправленность – главные черты характера хозяина. Затем он перекатился на бок и, поддерживая голову тонкой рукой, продолжил на него смотреть. Симон не впервые ступил на французскую землю. Он бывал здесь уже дважды. Первый раз под руководством королевского брата – герцога Томаса Кларенса, а потом вместе с королем Генрихом, когда они сражались под Ажинкуром. За минувшие годы лорд Бовалле стал прославленным полководцем, наравне с Кларенсом и Умфравиллем, широко известным под прозвищем Железный Лорд. Многие его любили, иные ненавидели, но никто не рискнул бы назвать его мелкой сошкой. Он стал знаменитым исключительно благодаря собственному уму и силе. В воинском искусстве ему не было равных, кроме самого короля. Никому другому воины не подчинялись так охотно и никого так не уважали. У него была власть и богатство, его великолепное тело легко переносило любые невзгоды. Он был красив, умен и хладнокровен. И все-таки чего-то в нем не хватало. Несмотря на все свои достоинства, Симон был холоден, как камень, будто лишенный нормальной человеческой души. Многие говорили, что он не рожден для нежных чувств, любви и страсти. Но прозорливый король Генрих, когда он слышал такую критику в адрес Бовалле, обычно указывал на окружавших его веселых пажей, одетых в зеленое и красное:
– Вы считаете, что ему не хватает нежности? Глупцы! Посмотрите на этих детей!
Критики сразу смолкали, потому что любовь Бовалле к детям была общеизвестной.
– Она спит, – как-то сказал Генрих сводному брату Симона. – Но однажды проснется. Джеффри повернул голову:
– О чем это вы, сир?
Глаза короля были прикованы к стоявшему в отдалении Симону.
– О страсти, которая заключена в этом человеке.
– В нем нет страсти, сир. Когда-то я думал так же, как вы, но я знаю его уже пятнадцать лет, и все эти годы он холоден как лед. Единственная его слабость – дети.
– Да, дети. Именно благодаря этому знаку, Джеффри, я и знаю, что однажды страсть в нем оживет.
– Он же кусок льда, сир, – стоял Джеффри на своем, улыбаясь. – Хотел бы я взглянуть на женщину, которая разбудит его. Вы не представляете, сколько красавиц прошло мимо! Ему уже за тридцать, он не создан для любви. Момент упущен.
Генрих улыбнулся, положив ладонь на руку Мальвалле:
– Джеффри, Джеффри, здесь ты не прав! Алан намного мудрее тебя.
– Алан мудрее всех в сердечных делах, сир, – уточнил Джеффри, бросив насмешливый взгляд на юного Монлиса, который, подперев рукой подбородок, мечтательно смотрел вдаль.
Король проследил его за взглядом и тоже рассмеялся.
– Какое чудесное трио! – воскликнул он. – Солдат, рыцарь и поэт.
Такими их все и знали – этих троих близких друзей, совершенно непохожих друг на друга. Кларенс, удивляясь их дружбе, однажды сказал про них: “Сталь, пламя и серебро”. Это королевское определение било в самую точку. Симон был настоящим солдатом, бесстрашным, холодным, рожденным повелевать и руководить;
Джеффри – рыцарем, обладающим безудержной отвагой, бешеным темпераментом и языком придворного; Алан – поэтом, мечтателем, не приспособленным к войнам и все-таки принимавшим в них участие, как некий трубадур сто лет назад. Он был рожден любить, может быть, не сильно, но часто и с удовольствием. Алан шел туда, куда вел его Симон, а Джеффри часто заскакивал вперед с характерной для него слепотой. Но Бовалле тут же со своей непоколебимой волей оттаскивал его назад. Уже много лет они были вместе, это трудносовместимое трио. Джеффри и Алан с удивлением и восторгом следили за все новыми победами Симона и наблюдали его подъем к славе без малейшей зависти. Они считали его своим вождем во всем, кроме сердечных дел, в которых он по-прежнему оставался ребенком. Снова и снова подсматривали за его общением с какой-нибудь красавицей, ожидая перемен в поведении друга, и постоянно разочаровывались, потому что даже при встречах с величайшими и красивейшими женщинами в нем ни разу не шевельнулось чувство. Симон не был робок в присутствии женщин, как это часто бывает с сильными людьми, он не заикался и не краснел. Просто в его жизни не было места для женщин, а в сердце – любви.
Слуга Седрик сорвал травинку и задумчиво принялся ее жевать. Он смотрел на широкие плечи хозяина и размышлял, будут ли и у него когда-нибудь такие же. Потом вздохнул, потому что был худощав, а не крепок и кряжист, как его лорд, и без его железных мускулов, которые Симон приобрел еще в юности. Затем взгляд Седрика опустился к ногам милорда, на шпоры, поблескивающие на сапогах, и снова поднялся к его суровому, грубоватому лицу.
Хозяин не сказал ему, зачем они приехали сюда из Аленсьона, а он не решался спросить, несмотря на свое привилегированное положение. Седрик молча поднялся вслед за ним на этот холм и теперь наблюдал, как тот стоит, глубоко погруженный в свои мысли. По морщинам на лбу и по угрюмой складке у рта слуга догадывался, что милорд размышляет над какой-то сложной проблемой. Но они уже много времени провели на этом холме, и ему хотелось, чтобы Бовалле что-нибудь сказал или что-то сделал, перестав вглядываться в отдаленный горизонт. И внезапно Симон заговорил глубоким, суровым голосом, не поворачивая головы:
– У тебя нет более интересного занятия, чем смотреть на меня, мой мальчик?
Привыкший к неожиданностям со стороны хозяина, Седрик все-таки вздрогнул, ему казалось, что милорд забыл о его присутствии не догадывается, что он разглядывает его сзади.
– Нет, милорд. Бовалле усмехнулся:
– Неужели я такое приятное зрелище для твоих глаз?
– Да, сэр, – искренне ответил Седрик. Симон наконец пошевелился, посмотрел на лежащего в траве слугу и сказал с теплой ноткой в голосе:
– Эх ты, ленивый щенок! Вынь травинку изо рта.
Седрик вынул травинку, улыбнулся, но даже не сделал попытки встать, так как знал, что хозяин хорошо к нему относится. Другие пажи появлялись и исчезали, но ни один из них не был удостоен такой любви милорда, как Седрик Гонтрей, который много лет назад сам напросился к нему на службу.
– Милорд, когда же мы вернемся в Аленсьон? – полюбопытствовал он. – Долго еще пробудем здесь?
– Когда время придет, узнаешь, – коротко бросил хозяин.
Седрик нисколько не обиделся, сел и обнял колени.
– Наверное, скоро, – проницательно заметил он, глянув на милорда. – Интересно, мы уедем с королем или с герцогом? – Он помолчал и добавил: – Или, может, одни?
Бовалле ничего не ответил, но дернул головой в знак того, что пора уходить. Затем решительно направился в сторону города, а слуга затрусил рядом с ним.
У ворот они повстречали Алана. Седрик вежливо отошел в сторону.
Алан взял друга за руку, посмотрев на него с любовью, которую не притупили все прошедшие годы. Он очень мало изменился по сравнению с тем юношей, которого Симон повстречал много лет назад в замке Монлис. Лицо сохранило девичьи черты, а фигура – стройность. Он был одет в шелка и бархат, поскольку ненавидел солдатскую робу и носил ее только в случае необходимости.
– Симон, откуда эти слухи, что ты отправляешься в Белреми? – вполголоса поинтересовался он.
– От болтливых лодырей, – коротко пробурчал Бовалле.
– Ложные слухи?
– Нет, правдивые, но помалкивай об этом, Алан.
– Хочешь попробовать свои силы на леди Маргарет Белреми?
– Да.
– Надеешься победить там, где проиграл Умфравилль? Думаешь захватить город, Симон?
– С Божьей помощью.
Алан усмехнулся и принялся негромко насвистывать мелодию молитвы “Боже милостивый”. Наконец мечтательно произнес:
– Я поеду с тобой, конечно. Мне давно хочется познакомиться с леди Маргарет. Симон улыбнулся:
– Тебе будет не до любви, Алан, если ты поедешь со мной.
– Почему? Думаешь сам заняться леди Маргарет? Вот это была бы настоящая победа!
Бовалле хмыкнул:
– Взять огнедышащего дракона в жены? Нет уж, спасибо.
Они направились в резиденцию короля. По дороге встречные рыцари раскланивались с ними, задавали вопросы Симону.
– Между прочим, я искал тебя, – сказал Алан. – Король хочет поговорить с тобой. Где ты пропадал?
– Я был вон там, на холме.
– Зачем?
– Хотелось подумать, подышать свежим воздухом. Город душит меня. Ты пойдешь вместе со мной к королю?
– Да. Джеффри уже там и горит желанием отправиться вместе с тобой в Белреми. Итак, мы снова будем сражаться вместе.
Они вошли в дом и по лестнице поднялись в покои короля. Вместе с Генрихом были Джеффри Мальвалле и Гилберт Умфравилль. Король взглянул на входящего Симона и улыбнулся:
– А вот и мой солдат. Я пригласил на нашу беседу Гилберта.
Умфравилль сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Симона.
– Надеюсь, тебя ждет судьба Цезаря, Симон. Ты отправишься в Белреми и победишь там, где я проиграл.
– Ты мог победить, тебе просто не хватило времени.
Генрих расхохотался, подписывая лежащий перед ним документ.
– Вы только послушайте моего солдата! Он обвиняет меня в поражении Умфравилля.
– Нет, сир! – мгновенно вмешался Джеффри. – Для этого он слишком галантен.
– Он совсем не галантен, – возразил король, откладывая подписанный документ и поворачиваясь к Бовалле. – Скажи, Симон, ты считаешь, что мы не захватили Белреми из-за моей ошибки?
– Да, сир, – невозмутимо признал тот. – Вы недооценили противника. Предыдущие победы были слишком легкими.
– Правильно, – кивнул Генрих. – На моем пути встала женщина, и я посылаю против нее Симона Холодное Сердце.
Джеффри рассмеялся:
– Нет, нет, сир, ваши генералы вовсе не испытывают к ней любви! Она настоящая амазонка, не правда ли, Гилберт?
– Вполне возможно. Но ни я, ни мои люди не видели ее.
– Говорят, она всегда возглавляет собственное войско в полном вооружении.
– Не знаю, насколько это правда, но ее люди сражаются как львы, – печально произнес Гилберт. – Я дрался с ними всего лишь раз, когда они напали на нас ночью. Советую тебе быть поосторожнее, Симон. Город так надежно укреплен, что понадобится по крайней мере три месяца, чтобы разрушить его стены. И с провиантом, по-видимому, у них нет проблем.
– Судя по блеску глаз Симона, поручение пришлось ему по душе, – заметил король. Тот усмехнулся:
– Да, сир. Я вручу вам ключи от Белреми.
– А я по этому поводу напишу балладу, – пообещал Алан. – Жаль, что короля не будет с нами, а то мы повторили бы Ажинкур.
– Ты тоже едешь с Симоном, мой поэт? – удивился Генрих. – А кто же будет услаждать мой слух музыкой?
Алан покраснел, откинув назад кудри:
– Ваше величество, я должен быть рядом с Симоном, иначе он отдаст свое сердце амазонке Маргарет.
– Нет, Симон может жениться только на робкой девушке с тихим голосом, – возразил Генрих. – Так всегда бывает.
– Это был бы союз орла и голубки, сир, – вмешался Гилберт. – Симон вернется к вам рабом, распростертым у ног гордой амазонки.
– Говорят, она красивая девушка, – заметил король. – Она нравится тебе, Симон?
– Нет, сир, мне нравятся ее земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34