Ее руки обхватили шею герцога, ладони запутались в его волосах, и в следующий момент она полностью отдалась поцелую. Эва приоткрыла губы, давая дорогу его языку, откуда-то из глубины ее груди стали вырываться легкие стоны. Она почувствовала, что его руки расстегивают ее жакет, забираются под него и нащупывают грудь. Обжигают ее. Мнут, гладят, ласкают.
Она дышала так же тяжело, как и он. Ее переполняла страсть. Когда его пальцы дотронулись до соска, ее тело томительно изогнулось. Она прекрасно понимала, что делает.
И с кем она это делает.
Она в ужасе оттолкнула его, запахнула жакет и схватила один из пистолетов. Дрожащей рукой она направила оружие ему в грудь, в висках звонкими молоточками стучала кровь.
— Не делайте этого, — хриплым голосом проговорила она. — Не надо.
Блэкхит посмотрел ей в глаза. Его взгляд был опасно спокоен. Глаза как бездонные колодцы. Они снова казались глазами кобры, готовой к броску. Он молча смотрел на Эву… затем очень медленно протянул руку, отвел от своей груди дуло пистолета и вернулся на свое место напротив нее.
Эва настолько запуталась в своих чувствах, ее нервы были настолько взвинчены, что она могла сделать лишь одно — вернуться к своим ставшим привычными легкомысленным угрозам… тем более что на нее неотрывно глядели холодные черные глаза.
Она выдавила смешок и убрала с лица волосы, решившись наконец опустить пистолет.
— Послушайте, Блэкхит, не случилось ничего страшного, да? Люди часто теряют голову и делают ужасно глупые вещи под воздействием пережитого страха, а уж, конечно, одного осознания того, что вашему драгоценному наследнику грозит опасность, достаточно, чтобы напугать даже вас. Уверена, что мы оба можем простить и забыть вашу минутную несдержанность.
Его глаза стали пугающе черными. Эва насторожилась, понимая, что он видит ее насквозь, так как никто из них не терял головы из-за страха. Они утратили контроль над собой из-за примитивного, ничем не прикрытого желания, причем это желание было обоюдным.
— Вы просто не понимаете, не так ли? — мягко сказал он, его голос был настолько ровным, что у нее по спине пробежал холодок.
Она пожала плечами и натянула на себя одеяло.
— О, я все прекрасно понимаю. Вы злитесь оттого, что отчаянно хотите подмять меня под себя, но никак не можете сделать этого. Ну же, Блэкхит, не глупите. Я знаю мужчин. Я знаю, что у них на уме. Конечно же, я понимаю.
Он не промолвил ни слова. И, плотнее закутываясь в одеяло и глядя в сумрак, Эва вдруг с удивлением ощутила пустоту и одиночество.
Да, она знает мужчин.
Но, быть может, она не так уж хорошо, как думает, знает саму себя.
Глава 17
Несмотря на то что в карете было тихо и холодно, Люсьену не требовалось одеяло. Неудовлетворенное желание все еще билось в его жилах, отдавалось в паху. Ему было так чертовски жарко, что перехватывало дыхание.
А еще его обуревала злость.
И не просто злость, а самая настоящая ярость.
Дикая, страшная ярость.
Он смотрел на свернувшуюся напротив него калачиком женщину и не понимал, чего ему хочется больше: задушить ее или овладеть ею. Образы сменяли друг друга в его воображении. Эва, спокойно вышедшая против разбойников. Эва, умело расправляющаяся с ними. Эва, ни на секунду не лишившаяся присутствия духа, уверенности в себе, полная редкой и прекрасной отваги… и вернувшаяся в карету с таким видом, словно она выходила из нее лишь для того, чтобы подышать свежим воздухом. Ее глаза горели невысказанным призывом, даже ее слова вызывали восхищение, которое он очень хотел ей выразить.
Она любительница подразнить.
Бессердечная. Опасная.
В этот момент он ненавидел ее почти так же сильно, как жаждал обладать ею.
Они проезжали милю за милей, а он оставался молчаливым и неподвижным, находясь в плену собственных мучительных мыслей. О сне не могло быть и речи. И взгляд никак нельзя было отвести от нее, свернувшейся под одеялом. Один локон волос выбился из-под капюшона, который она смастерила из складок одеяла, и красиво спадал вниз, изящно обвившись вокруг бугорка груди. К черту ее. Она красивое, коварное создание, Саломея, Афродита и Диана в одном лице. А если взглянуть на нее спящую, кажется почти возможным представить ее такой, какой она не может быть, — невинной, доверчивой душой, не испорченной жизнью и открытой всем ее прелестям.
«Если бы так», — горько подумал он.
Что сделало ее такой? Можно ли это исправить? Преодолеть? Он посмотрел на нее, спящую словно невинное дитя, каким она, должно быть, когда-то была, и почувствовал, что злость уходит… а на ее место приходит такое желание оберегать ее, что оно едва помещается в сердце. Ему страстно хотелось, чтобы она всегда была такой, а не настороженной, недоверчивой и насмешливой. Чтобы преграды, разделявшие их, когда она бодрствует, исчезли, как теперь, когда она спит.
Захотелось разбудить ее нежными поцелуями и ласками и утолить желание, которое и сейчас заставляет кипеть его кровь, обнажает нервы, делает влажной и горячей кожу.
Ему вспомнились последние слова Эвы: «Ну же, Блэкхит, не глупите. Я знаю мужчин. Я знаю, что у них на уме».
Его губы искривились в усмешке.
«Ты думаешь, что знаешь мужчин, не так ли, Эва? А вот меня ты не знаешь. Ты не представляешь, на что я готов, чтобы получить то, что хочу, не ведаешь о целенаправленной страсти, которую я вкладываю в каждый свой ход, и о том, что вся эта страсть, все эти ходы нацелены на тебя. Ты же знаешь, что будешь моей. Тебе не победить. Как бы ты ни старалась, тебе не удастся заставить меня превратиться в отвратительное существо, каким ты меня считаешь, вынудить своими язвительными речами вести себя как животное, каковыми в твоих глазах являются все мужчины. Беси меня, своди с ума, но одного ты у меня никогда не отнимешь — решимости обладать тобою. Ты великолепна… ты стоишь любого мужчины и выше любой женщины. Но тебе вряд ли удастся постичь злость, которая и теперь пульсирует у меня в висках…»
Злость на то, что она так сильно обижена, что отказывается верить человеку лишь из-за того, что он мужчина.
Злость на то, что у нее хватило смелости встать лицом к лицу с грабителями, но не настолько, чтобы переменить свое печально искаженное мнение о мужчинах. Хотя его сдержанность, да и ее собственные наблюдения за тем, как его братья относятся к своим женам, должны бы заставить ее изменить свои взгляды.
Он смотрел, как она спит, и чувствовал, что в нем поднимается холодная, безжалостная решимость.
Он разгонит ее демонов до того, как появится на свет невинное дитя, и сделает все, что в его силах, чтобы исцелить ее.
Не только ради нее, не только ради себя…
Но и ради ребенка.
Эве всю ночь, снилось, что она в постели с герцогом Блэкхитом.
Когда она проснулась, вся горячая, опустошенная, но переполненная неутолимым желанием, рассвет проникал сквозь занавешенные окошки экипажа.
Она немного полежала, стараясь не думать о ярких картинках сна, пытаясь сосредоточиться на действительности.
Эва находилась в объятиях Блэкхита. Она не имела ни малейшего понятия, как она там оказалась, хотя смутные воспоминания о том, что ночью ей было холодно и она стремилась к теплу большого, сильного тела своего спутника, заставили ее смутиться. Только подумать, она сама льнула к нему после того, как отвергла его, угрожая пистолетом! Какой же лицемерной дурой, должно быть, он ее считает. И теперь его руки сжимают ее, заставляя ощущать уют, безопасность и тепло, хотя этого она от него совсем не ожидала, не замечать холодного воздуха внутри кареты.
Как приятно так лежать. Ее голова покоилась у него на груди. Его сердце ровно билось у нее под ухом. Ей хотелось, чтобы эти мгновения продлились еще хоть немного, чтобы она могла доверять ему, не относиться к нему с опаской, чтобы и она была другой женщиной — у которой нет за плечами наследия боли и измены, которая радовалась бы обществу мужчин, могла бы отдаться своим сладким желаниям… О, та женщина возбудила бы это существо мужского пола и наслаждалась бы следующие пять или десять миль пути плодами своих усилий. Она вновь ощутила горячую пульсацию внизу живота, соски напряглись от желания. Проклятие!
— Доброе утро, — проговорил вдруг он.
— Доброе утро, Блэкхит. — С наигранной беспечностью она отодвинулась от него, вновь устанавливая между ними безопасную дистанцию и надеясь, что он не станет упоминать о том, что произошло прошедшей ночью. — Спасибо, что предоставили мне и кровать, и подушку, и одеяло одновременно.
— Не за что. Надеюсь, вам удалось поспать?
— Немного, — солгала она, насторожившись от его официально-вежливого обращения, так как не ожидала с его стороны ничего, кроме злости. Эва уже утратила тесный контакт с его сильным, мускулистым телом, исчезло ощущение его объятий. Находясь в его руках, она чувствовала себя почти любимой. Желанной. Жаль только, что такого не может быть и не будет в реальности.
Отогнав мечты, она подняла шторку и выглянула, зажмурившись, когда луч вышедшего из-за туч солнца упал ей на лицо. Перед ней лежали бесконечные гряды зеленых холмов, долины, покрытые инеем, а вдали виднелась неширокая голубая полоска моря.
Блэкхит смотрел на нее ленивым, но пристальным взглядом. Эву тревожил этот взгляд, однако заговорить с Блэкхитом она никак не решалась. Прошлой ночью он желал ее, и она не сомневалась, что так было и сегодня утром. Благодарение Господу, он не мог прочесть ее мысли, что и она хотела быть с ним.
А вдруг он видит, о чем она думает?
О Боже! Эва отвернулась к окну. Соски под рубашкой затвердели. Ее бросило в жар. Она почувствовала, что покрывается испариной.
Чтобы скрыть волнение, Эва заговорила:
— Итак, Блэкхит, каково ваше настроение сегодня утром, мэм? Надеюсь, оно улучшилось за ночь?
— Улучшилось. Но смею заметить, что завтрак улучшит его еще больше. В следующей деревне есть трактир. Там мы поедим.
— Думаю, что не составлю вам компании. Сейчас я не в состоянии даже думать о еде. — Эва положила руку на живот, где начала зарождаться тошнота, и стала смотреть на пасущихся вдалеке овец.
— Может, дать вам мятную конфету?
— А у вас есть?
— Я всегда ношу их с собой. — Он достал из кармана конфету.
— Знаете, Блэкхит, я все время думаю…
Он вопросительно изогнул бровь.
— О вашем имении, Джинджермере. Мне очень хочется его увидеть.
— Думаю, оно вам понравится.
— Мне еще больше нравится мысль о полной свободе. О моем собственном доходе. А вы, конечно, продолжите работать с теми, кто симпатизирует американцам, вроде Питта и Бэрка, которые выступают за Америку в парламенте?
— Даю вам слово.
— И противостоять тем, кто хочет видеть Америку угнетенной?
— В обязательном порядке.
Эва нервно сглотнула. Он по-прежнему смотрел на нее тем же неподвижным взглядом. Она определенно чувствовала, что мысли герцога заняты не темой разговора. Она ощущала жар его черных глаз, ласкающих выпуклости ее грудей, все еще изящную талию, чудесной формы бедра.
Вся нижняя часть ее тела отвечала на этот взгляд сладкой истомой.
Эва сжала колени.
— Я, однако, гм… не очень уверена относительно некоторых других условий… э-э… нашей сделки.
— Каких, например?
— Делить брачное ложе, когда мы вместе. Он улыбнулся.
— Осмелюсь вас заверить, что вы не сочтете это таким страшным, как вам сейчас кажется.
— Может, для вас и нет.
Он вытянул ноги, дотронувшись до нее.
— Хватит, Эва. Перестаньте играть со мной. Я хочу вас. Вы — хоть вам и неприятно признавать это — хотите быть со мной. Зачем вы боретесь с тем, что так естественно?
Она вскинула голову и отвернулась.
— У меня есть гордость. Вы это знаете, Блэкхит. И эти… эти чувства, которые я питаю к вам — признаюсь, я их в самом деле питаю, — возникли из ниоткуда. Возможно, это из-за беременности. Так должно быть. Я имею в виду, что других объяснений этому нет…
Его улыбка превратилась в понимающую усмешку.
— Думаю, вы просто не можете устоять передо мной.
— Не могу устоять перед вами? Чушь, Блэкхит. Устою. Без труда.
— Ох! Вы и впрямь думаете, что способны устоять, если я задумаю вас соблазнить?
— Я уверена, что устою перед вами, — твердо повторила Эва.
— А я думаю, что по прибытии в Джинджермер подвергну вашу уверенность серьезному испытанию.
Эва оглянулась. Глядя в это улыбающееся лицо, в эти темные бездонные глаза, она поняла, что попала в ловушку. Он победил. Если она откажется принять вызов, он сочтет ее трусихой. Если же примет, то он выиграет без усилий. И как только она позволила так запросто собой манипулировать?
— Черт побери, Блэкхит, вы играете не по правилам, — бросила она.
— Нет, конечно. Я люблю выигрывать. А потому я играю, как считаю нужным, по правилам это или нет.
— И когда же вы намерены провести это абсурдное испытание?
— Когда приедем в Джинджермер. Не раньше. Видите ли, мне нравится смаковать эту мысль, как хорошее вино… и, кроме того, мадам, — он улыбнулся ободряюще, — здесь, в карете, будет крайне неудобно.
— Крайне неудобно будет везде.
Он тронул ногой ее щиколотку.
— Увидим, моя дорогая. Увидим.
Глава 18
Джинджермер был прекрасен.
Однако Эва, которая в ожидании испытания была сильно напряжена, не могла в полной мере насладиться видом поместья, как бы выраставшего из скалы над морем.
«Свобода, — сказала она себе. — Твое будущее. Не думай о том, что Блэкхит попытается доказать в его стенах».
Вместо этого она постаралась сосредоточить все внимание на неприступной красоте замка, пока карета взбиралась к нему по извилистой дороге. На всхолмленных полях, лежащих вокруг, была недавно посеяна пшеница, на лугах паслись овцы и коровы. За строениями виднелась голубая полоска моря. Поместье стояло в одиночестве. Обдуваемое всеми ветрами.
Оно понравилось ей сразу же.
— Что вы об этом думаете, моя дорогая? Вам подойдет?
— Подойдет, — просто сказала она.
Но, несмотря на внешнее спокойствие, в душе Эвы бушевала паника. Значит, это не сон. Это начало нового брака, обреченного, она была в этом уверена, на крах. В стенах этого дома ей придется состязаться с Блэкхитом в силе воли, и в этом состязании у нее нет ни одного шанса на победу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33