– Посмотри, что ты наделал! Я из-за тебя все смазала, – отчаянным тоном упрекнула она и, схватив обрывок промокательной бумаги, безуспешно пыталась исправить оплошность.
Думитру открыл было рот, чтобы оправдаться, но тут проснулась горничная и уставилась на них, по-совиному хлопая глазами. Служанка церемонно поднялась и без единого слова ретировалась, с преувеличенной вежливостью закрыв за собой дверь.
Природное любопытство взяло верх, и Думитру, забыв об извинениях, подошел к столу посмотреть, чем занимается его жена.
Он гордился своим английским, но в этом случае от него не было никакой пользы. Лежащие на столе бумаги были написаны одним почерком и испещрены таинственными знаками, странными диаграммами и формулами, которых он не мог расшифровать. «R2 определяет??? i2 = j2 = – k2 = –1, i2=j2 = k2 = – 1», – гласила одна. «Общество и правительство – львиная доля или пропорциональное распределение?» – другая.
– Что это? – спросил Думитру.
Алсиона потрясенно глянула на него через плечо и, собрав бумаги в стопку, сунула их под смазанный лист.
– Это своего рода игра, в которую я играю по переписке, головоломка вроде анаграмм, которыми развлекаются некоторые.
– По мне, это на головоломку не похоже. – Думитру склонился к лежащим под руками Алси бумагам и высившимся на столе изданиям. – Что все это значит? – Он наугад вытащил одну тетрадь.
«Математический журнал» на французском языке!
– Ничего, – натянутым тоном сказала она, хмуро глядя на журнал в его руках.
Заинтригованный, Думитру, не обращая внимания на ее осуждение и нарастающую тревогу в глазах, начал перебирать книги и журналы. Возмущенно фыркнув, Алсиона всплеснула руками, сгорая от желания выхватить у него свои сокровища, но понимала, что такое поведение леди не подобает. Думитру воспользовался ее растерянностью. «Гидродинамика». «Критика чистого разума» Канта на немецком. Лейпцигские «Ученые записки», учрежденные Лейбницем, опять на немецком. «Что такое собственность?» Прудона на французском. «Эдинбургский философский журнал» на английском. «Геттингенские штудии», снова на немецком. Неудивительно, что Алси знает столько языков. Она читает журналы и книги со всей Европы.
– Оказывается, я женился на ученой даме.
Думитру сухо усмехнулся, глядя на растерянное лицо Алсионы. Если она распоряжается деньгами, то почему бы вслед за этим ей не иметь мужских увлечений? Если так дело пойдет, то скоро она наденет брюки, а он – корсет.
– Не нужно так удивляться. – Ее глаза, прищурившись, превратились в зеленые щелки. Поджатые губы совершенно не шли ее лицу.
– Почему? – возразил Думитру. После открытий, которые принесло ему сегодняшнее утро, у него возникло мелочное желание немного помучить Алси и тем потешить себя. – Не всякому мужчине выпадает такая честь.
– Как я уже сказала, это всего лишь игра, не более того. Пожалуйста, оставь мне это маленькое развлечение. – Взяв у него из рук книги. Алси решительно повернулась к нему спиной и положила их на стол.
– Алсиона… – начал Думитру.
Она напряженно замерла, и он тут же умолк, легкая насмешка мгновенно сменилась раскаянием. Хоть Думитру и был раздосадован распоряжениями тестя относительно денег дочери, Алси не имела к этому никакого отношения. Если уж на то пошло, это его собственное упущение: распределение долей ее приданого, несомненно, оговаривалось в письме к Бенедеку, которое он не сумел перехватить. Нечестно срывать на ней свое раздражение.
– Алси, – снова начал Думитру, на этот раз мягче. – Я не смеюсь над тобой. Я просто хотел сказать, что это неожиданно. Удивительно и неожиданно. Если не считать опасений, что моя жена окажется отвратительной безумной старухой, больше всего я боялся, что она будет скучной куклой, но ты убедительно опровергла эти опасения.
Линия ее плеч чуть смягчилась, но Алси по-прежнему не оборачивалась.
– Большинство считает, что математика и философия скучны.
Она права, согласился в душе Думитру, но не собирался в этом признаваться, во всяком случае, пока.
– Я в этом не разбираюсь, – ответил он, пытаясь внести в разговор долю легкомыслия. – Я никогда не испытывал интереса и не имел особых талантов ни в той, ни в другой области и скверно учился по любому предмету, который сразу не захватывал мое воображение, а оно у меня, увы, очень переменчиво.
Услышав это признание, Алсиона наконец повернулась к нему, уголки ее губ дрогнули от легкой улыбки, и Думитру без слов понял, что прощен. Ее глаза смягчились, краски вернулись на побледневшее лицо. Сдержанность придавала ее красоте особую хрупкость и прелесть, но Алси, казалось, не замечала собственной обворожительности.
– Над чем ты работаешь? – поинтересовался Думитру. Он не испытывал к предмету ее занятий жгучего интереса, но знал, что Алси будет рада рассказать.
– Над тем же, что и в последние три года. Это называется гиперкомплексные числа.
Энтузиазм в ее голосе оказался бы заразительным, если бы Думитру имел хоть малейшее понятие о предмете. Поэтому он молча смотрел на Алси.
Она вздохнула.
– Ты знаешь о существовании мнимых чисел?
– Нет, – честно признался он.
– Ну, уж про квадратный корень ты знаешь, – нахмурилась она.
– Конечно, – ответил Думитру, чуть рассерженный ее тоном.
– Мнимое число получится, если извлечь квадратный корень из отрицательного числа, – сказала Алси так, будто это самая логичная вещь на свете.
– Это невозможно, – немедленно возразил Думитру.
– Когда впервые с этим сталкиваешься, это действительно кажется бессмысленным, – улыбнувшись, призналась Алсиона. – Разумеется, никто не может показать тебе квадратный корень из отрицательного числа в реальной жизни. Но математики открыли, – она взмахнула рукой, подбирая слова, – такие взаимоотношения между числами, что понадобилось извлекать корень из отрицательных чисел. А когда стали оперировать с такими числами, то отвлеченные вычисления потеряли связь с реальным миром.
Думитру с удивлением смотрел на Алсиону. Она, казалось, оседлала любимого конька. Пытливый ум оживлял ее лицо, дух исследователя и плоть красавицы слились воедино. Странная, поразительная гармония возникла вдруг из, казалось бы, несочетаемого.
– Комплексные числа, – продолжала она, – получаются в результате сложения мнимых и действительных чисел. Гиперкомплексные числа – это категория комплексных чисел, которые не подчиняются правилам ни для действительных, ни для комплексных чисел.
– И что с ними можно делать? – спросил Думитру, совсем запутавшись, но его так поразило воодушевление Алси, что он был не в силах ее остановить.
– Прости, не поняла, – удивленно взглянула на него Алси.
– Математика обычно нужна для того, чтобы, например, построить мост или рассчитать траекторию полета стрелы, – сказал Думитру. – А где можно применить твои гиперкомплексные числа?
– Честно говоря, понятия не имею, – взглянула на него из-под полуопущенных ресниц Алсиона. Помолчав, она снова оседлала своего конька. – Формулы и правила, о которых я говорю, описывают взаимодействие этих чисел, но я не знаю ни одной практической ситуации, в которой их можно применить. – Ее лицо сияло. Казалось, она смотрит сквозь Думитру в какую-то отдаленную точку пространства, видимую только ей. – Веками математика плелась позади или в лучшем случае не отставала от научных знаний, призванная лишь подтвердить уже открытые законы или описывать действия и величины, которые прежде были измерены. В нашем веке математика впервые достигла абстрактной независимости от объективной реальности, и когда в будущем понадобятся такие сложные расчеты, основа для них будет готова. Но это уже другая область. Меня интересуют только цифры. – Алси несколько секунд вглядывалась во что-то невидимое, потом заморгала и, придя в себя, с досадой взглянула на Думитру. – Я тебя утомила?
Он не мог удержаться от кривой улыбки. Как же, утомила! Ведь ее охватил почти священный экстаз. Любой почел бы за счастье испытать это. Ему бы осудить такое неженское хобби из боязни, что это вызовет у супруги мозговую горячку или дурно повлияет на женские органы. Но Думитру всегда подозревал, что эти опасения – сущий вздор. Когда Алси говорит о своем увлечении, она так и пышет здоровьем. Думитру не мог поверить, что увлечение, даже столь неординарное, повредит ей.
– Нет, – сказал он. – Ни в коей мере. Это очень увлекательно, хоть я мало что понял.
Думитру умолк, и Алси с тревогой взглянула на него. Казалось, ее взволновало его внимание к ее интересам, как будто он обнаружил какой-то важный и постыдный секрет. Ей нужно прийти в себя, поэтому он съязвил:
– Когда я жил в Париже, то знал женщин, славившихся умом. Они проводили дни, играя на фортепиано, создавали шедевры вышивки и упражнялись в остроумии.
– У тебя нет фортепиано, а рукоделие занимает только руки, а мысли в это время свободно блуждают, – нахмурившись, сказала Алсиона, словно всерьез анализировала перечисленные занятия. – Если уж на то пошло, вышивка весьма приятное занятие. Но когда нужно выразить одолевающие мысли, для этого необходимы перо и бумага, а не иголка с ниткой.
– Ты меня неправильно поняла, – терпеливо возразил Думитру. – Я хотел сказать, что ум упомянутых дам сильно отличался от твоего.
Алси удивилась, потом ее лицо приняло непроницаемое выражение.
– Их легче понять? Их увлечения больше подобают женщине? – предположила она.
– Они более разговорчивые, – поправил Думитру. – Хотя не идут с тобой ни в какое сравнение.
– М-м… – уклончиво протянула Алсиона, ее лицо было по-прежнему непроницаемым, а тон неуверенным. – Признаюсь, когда адресат на другом краю континента, лист бумаги весьма кстати, но умная беседа на математические темы столь же плодотворна, как и на другие.
– Нет, если твой собеседник одолел только азы геометрии, – весело воспротивился Думитру, чувствуя, что может встретить достойного противника, если Алси будет продолжать дальше с той же неумолимой серьезностью.
Она покраснела, и ее оборона тут же пала.
– Прости, я не учла…
– Ради Бога, Алсиона! – перебил ее Думитру, притворно закатив глаза. – Своим смущением и извинениями ты лишаешь меня удовольствия подразнить тебя.
– Ох! – вымолвила Алси и заморгала. У нее вырвался нервный смех. – Прости, я не слишком сильна в кокетстве и легкомыслии, язвительность мне дается гораздо лучше. Мать считала, что всему виной моя непосредственность, а я думаю, что это следствие контактов с людьми, считающими, что мои интересы оскорбляют их чувствительность. У меня было мало возможности вести пустые светские разговоры.
Ее слова задели Думитру, но он скрыл это под шутливым ответом.
– После всего, что я сказал, ты опять извиняешься, – поднял бровь Думитру.
– Я… – Алси на мгновение замолкла, загнанная в угол, потом все поняла, и ее лицо ожило. – Ах ты! Ты опять меня дразнишь. – Безуспешно пытаясь сдержать улыбку, она рассмеялась. – Я порой вхожу в раж! – сказала она, отсмеявшись. – Я понятия не имела, как сказать тебе о своей работе, поскольку почти никому о ней не говорила, но уверена, что, думай я целый месяц, худшего способа не придумала бы. Удивляюсь, что ты не сбежал, как только я начала разглагольствовать о гиперкомплексных числах.
– Ну, если это самое худшее, думаю, с остальным мы справимся, – сухо ответил Думитру, Он услышал, как открылась дверь в гостиную, значит, подали обед. Алсиона успокоилась и казалась почти счастливой. Поэтому он позволил себе сменить тему: – Поверь, я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать дамские увлечения или математику. Я хотел пригласить тебя пообедать со мной.
– Уже так поздно? – Она бросила взгляд на свое безупречное платье. – Я еще в утреннем наряде, но если ты не возражаешь…
– Вовсе нет, – сказал Думитру. С тех пор как вернулся из Парижа, он не переодевался даже к ужину, если не считать дня свадьбы. – Мы тут не слишком придерживаемся строгих правил этикета.
– Тогда я в твоем распоряжении, – сказала Алси, подав ему руку.
Думитру церемонно склонился над ней, воспользовавшись возможностью провести губами по ее изящным пальчикам, и заметил, как у нее перехватило дыхание. Почувствовав, несмотря на неприятные утренние новости, безотчетное удовольствие, он взял Алси под руку и повел соседнюю комнату, где, позвякивая посудой, слуги накрывали стол.
Они сидели в ожидании супа и жаркого. На коротком пути из спальни в гостиную Алсиона снова сделалась напряженной и неуверенной. Теперь она ела с преувеличенной аккуратностью, и Думитру казалось, что он слышит, как в ее голове эхом отдаются уроки этикета.
Пытаясь сломать напряжение, он прочистил горло, и она подняла глаза от тарелки. На щеках Алси вспыхнули розовые пятна, глаза, потемнев, поблескивали, и Думитру сообразил, что ее неловкость связана не с разговором о математике, а с воспоминаниями о вчерашнем ужине.
Ее смущение вызвало инстинктивный ответ в его теле. В его уме промелькнули видения, слишком быстрые и бессвязные, чтобы назвать их фантазией: он берет в плен ее губы, сдергивает пышные юбки…
Думитру заморгал, отгоняя чары, и вздохнул. Как это ни восхитительно, он знал, что это не поможет ему облегчить отношения с женой. Другую женщину он мог бы соблазнить домашним раем, но не Алсиону.
Снова откашлявшись, он отпил глоток вина.
– Тебя печатали? – спросил он, изображая ненавязчивое любопытство. – Я хотел сказать, в этих журналах?
Алсиону вопрос удивил и – к тайному изумлению Думитру – польстил ей. Ее щеки порозовели еще гуще, а глаза радостно блеснули.
– Да. Точнее, печатался Алко Картер. Пять раз в математических и шесть в философских журналах. – В ее улыбке сквозила самоирония. – Даже представить не могу, что бы сказали издатели и мои оппоненты, узнай они, что автор женщина. Я начала посылать свои работы на обсуждение, будучи почти девочкой.
Казалось, Алси была в настроении удовлетворить его любопытство, поэтому Думитру спросил:
– А почему и математика, и философия?
Она пожала плечами, и сложного покроя рукава зашуршали от этого движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37