Я бы без тебя совсем пропала.
– Конечно, пропали бы, – ответила служанка, явно обрадовавшись. – Но я поверить не могу, что вы восприняли предательство этого дьявола так спокойно. Когда он выложил вам эти новости? Как только получил удовольствие?
Алси неловко пошевелилась.
– Он ничего не сказал. Я сама до всего додумалась.
– Умница! – просияла Селеста, доставая свежую сорочку и корсет. – Какая жалость, что вы догадались обо всем слишком поздно! Ну и ну, заманил вас в такую ловушку и ждал, что вы отнесетесь к этому спокойно? Я просто в бешенстве! – Селеста замолкла. Внезапное подозрение промелькнуло на ее лице, и она пристально посмотрела на Алси. – Вы ведь узнали обо всем слишком поздно?
Алси покраснела, и не успела она ответить, как Селеста, забыв про корсет, всплеснула руками.
– Ох, мадемуазель! – вскрикнула служанка. – Я вас никогда не пойму! Почему вы это сделали? Сумасшедшая девчонка!
– Селеста, ты забываешься, – сказала Алси чуть резче, чем хотела. – Ты ведь моя горничная, а не нянька. Я уже стара для этого.
– Да, мадемуазель, – опустив глаза, пробормотала Селеста с притворным раскаянием. – Мадам, – поправилась она. Вероятно, упрек Алси заставил служанку попридержать язык, но взгляд ее был по-прежнему пристальным, – И все-таки я не понимаю, почему вы эго сделали. Конечно, не мое дело задавать подобные вопросы, хоть я и согласилась разделить с вами ссылку.
– Ты не понимаешь, потому что ты – это не я, – сказала Алси, забрав у горничной сорочку и надевая ее. – Но ты не хуже меня знаешь, что я потерпела фиаско как леди и как женщина.
– Нет… – машинально возразила Селеста, хотя Алси увидела в ее глазах согласие.
– Да, – отозвалась Алси, – Неужели ты, зная мои неудачи, не видишь, почему я готова закрыть глаза на недостатки человека, который, поговорив со мной всего час, кажется, интересуется мной все больше?
– Ох! – воскликнула Селеста и потом с искренней радостью повторила: – Ох! Он вас полюбит! Я знаю, что полюбит. И если он любит вас, да будь он хоть турок, я ему все прощу.
Алси не сдержала улыбки.
– Я так высоко не замахиваюсь, но довольна своим выбором. – И к ее собственному удивлению, в каждом ее слове звенела правда.
Думитру в миле от замка осматривал, как идет строительство террас, когда на дороге появился Михась, костлявый парнишка, помощник конюха. Граф заметил его метров за сто, но продолжал разговаривать с рабочими, задаваясь вопросом, какую новость несет мальчишка. Он зачем-нибудь понадобился жене? С ней произошло несчастье или… она сбежала?
Михась появился прежде, чем Думитру разобрался в сумятице эмоций, вызванных собственными мыслями. Рабочие прервали разговор, когда раскрасневшийся Михась остановился и, тяжело дыша, выпалил новость:
– Петро Волынроский вернулся!
Думитру расплылся в улыбке, радость и облегчение охватили его. Весть, которую доставил Михась, была очень приятной и совершенно неожиданной.
– Уже?
– Да! – сказал Михась. – Мы с Белой были на крепостном валу и увидели, как он идет по ущелью. Он будет у ворот с минуты на минуту!
– Что ж, хорошая работа, – сказал Думитру. Порывшись в кошельке, он нашел среди талеров медный крейцер и отдал парнишке. – Двести лет назад с твоими орлиными глазами ты был бы хорошим дозорным. Возвращайся и скажи герру Волынроскому, чтобы ждал меня в кабинете. Нет, – передумал он, – я сейчас же поеду и сам встречу его. – Думитру кивнул рабочим: – Я вернусь до сумерек.
Круто повернувшись, он в два шага оказался у привязанной лошади, вскочил в седло и пустил ее легкой рысью по направлению к замку, едва удерживаясь от неподобающего его положению галопа. Главная дорога вела к другой стороне крепости, поэтому Думитру не заметил прибытия друга, но когда прошел сквозь неприметную боковую калитку на конюшенный двор, то увидел, что Петро Волынроский, бросив поводья конюху, уже спешился.
Увидев друга, Волынроский улыбнулся, его волосы цвета червонного золота блестели под солнцем, несмотря на покрывавшую их дорожную пыль, серые глаза радостно поблескивали. Думитру спрыгнул на землю, отдав поводья мальчишке. В три шага он оказался рядом с Петро и крепко обнял его на восточный манер, который считал универсальным во всем христианском мире, пока, приехав в Париж, не узнал, что это варварский архаизм.
Каким шоком оказалась Франция для его валашских привычек и образа мыслей! Чтобы обрести внутреннюю опору и уверенность в себе, Думитру тянулся к эмигрантам: венграм и полякам, пруссакам и сербам. Хотя их компания была весьма разношерстна, всех объединяло иностранное происхождение. Из многочисленных приятелей, оказавшихся в добровольном изгнании, больше всего ему понравился Волынроский. Думитру ближе всех сошелся с Петро и полюбил его. Родом с Украины, Волынроский был младшим сыном незначительного помещика. Собрав денег, сколько мог, он отправился в Париж. От долговой тюрьмы его спасали богатые вдовушки, которые не могли устоять против его чар, да необычайно успешная игра в двадцать одно. Финансовые способности Петро были столь впечатляющи, что Думитру пригласил его стать своим управляющим и агентом. Сначала Волынроский отклонил это предложение, не желая расставаться с удовольствиями городской жизни, но через полгода после того, как Думитру покинул Францию, украинец оказался у его порога – обстоятельства, вызванные неудачным побегом с юной дочерью аристократа, сделали Париж совершенно негостеприимным.
– Волынроский, ах ты черт! – воскликнул Думитру. – Как ты сумел так быстро обернуться?
Худой мужчина широко улыбнулся:
– Банкиры в Женеве очень расторопны. Дело заняло только один день, я знал, что вернусь быстрее любого письма. Кроме того, я скучал по твоим сединам и твоей хорошей французской кухне.
– Сединам! Все мои седые волосы на твоей совести, они появились, когда ты впутал меня в эту глупую историю с герцогиней, – парировал Думитру.
– Твои волосы поседели задолго до этого, – фыркнул Волынроский. – Не удивлюсь, что ты подкрашиваешь их, чтобы нравиться дамам. Напускная мудрость привлекает их, особенно если под седой гривой обнаруживается смазливая физиономия. Кстати, о дамах, Северинор, как ты нашел свою жену? – Он одарил Думитру такой улыбкой, от которой в сердцах богатых вдовушек вспыхивала давно уснувшая страсть.
– Держись от нее подальше, это все, что я могу тебе сказать. – Думитру оглядел конюшенный двор. Стоило ему появиться, как у десятка слуг нашлось здесь дело. – Пойдем в мой кабинет. Там мы все обсудим.
Нырнув в башню, они пошли к комнате, которая последние четыре века служила правителям Северинора залом для аудиенций. У стола стояло тяжелое кресло с потрепанной обивкой. Прежде чем усесться, Думитру развернул его к скамье с высокой спинкой, стоявшей у противоположной стены.
– Ну? – спросил он, когда Волынроский с подчеркнутой церемонностью нарочито неторопливо устроился на краешке скамьи.
– Что – ну? – На лице гостя отразилась притворная наивность.
Думитру состроил другу гримасу. Волынроский неисправим, он и на собственной казни шутить будет.
– Как ты съездил в Женеву? Не шути, от результата зависит и твое, и мое будущее.
Волынроский, последний раз ухмыльнувшись, отбросил притворство.
– Приданое размещено так, как я организовал. Оно положено на твое имя в пожизненное распоряжение при условии, что ты женишься на мисс Картер. Если ты переживешь ее, сумма будет поделена между тобой и детьми. Если она умрет бездетной, половина суммы немедленно возвратится к Картерам, вторая останется тебе.
Пожизненное распоряжение! Думитру раздраженно фыркнул. Разумная предосторожность любящего отца понятна, но это означает, что вложить капитал в свою землю Думитру не удастся.
– Под три процента? – спросил он.
– Конечно. – Волынроский замялся. – Но это не единственная трудность. Вклад составляет только сто тысяч.
– Ты уверен? – нахмурился Думитру. – Я думал, моя супруга стоит двести. Три тысячи фунтов годового дохода слишком мало, чтобы содержать эту женщину в соответствии с ее привычками, не говоря уже о расходах. Деньги должны где-то быть. Или они скоро поступят на счет.
Волынроский беспомощно пожал плечами:
– Похоже, деньги разделены по разным счетам. Часть средств положена на имя твоей жены, это сделано агентом, которого нанял для нее отец. Она может распоряжаться и основной суммой, и процентами, если захочет воспользоваться деньгами.
Проклятие! Только этого не хватало!
– Волынроский, мне нужны эти деньги, – возбужденно сказал Думитру.
Если бы он мог распоряжаться тремя процентами от двухсот тысяч, то как-нибудь выкрутился бы, но половина… Это невозможно!
– Знаю, старина, знаю. – Голос Волынроского звучал мягко, но его утверждение было серьезным, а на лице не осталось и следа веселья.
Думитру задумался. Три тысячи фунтов в год – в прошлом у него таких денег и в помине не было. Эта сумма значительно превышает его нынешние доходы. С такими деньгами он много мог сделать: обновить поголовье скота, посевное зерно, оборудование. Но самые важные и самые прибыльные проекты останутся для него недосягаемы, если только он не получит контроль над этими деньгами.
После долгого молчания Думитру сказал:
– Ты знаешь, что нужно делать.
Волынроский выпрямился.
– Ты уверен, что хочешь предпринять такие шаги? Когда она узнает…
– Если она узнает, – возразил Думитру. – Пока не начнет безрассудно транжирить, она не узнает, что больше не распоряжается деньгами. Это самый безопасный путь. – Он поморщился от беспомощного разочарования. – Какой еще у меня выход? Умолять об этом жену?
Думитру состроил недовольную гримасу. Помилуй Бог, он мужчина, а не ребенок, чтобы постоянно спрашивать разрешения и зависеть от дамских капризов. Он не подчиняется контролю великих империй и не отдаст тяжким трудом завоеванную автономию в руки женщины.
– Твоя правда, – согласился Волынроский. Он понимал мотивы Думитру. Похожие мысли о независимости подвигли Петро на побег с дочерью французского графа, хотя он мог безбедно прожить в качестве избалованной болонки богатой вдовушки. – Если ты решил, тогда…
– Решил, – твердо сказал Думитру.
– Тогда я предприму соответствующие шаги. Сначала я выясню, какие документы нужны банку, чтобы контроль над деньгами перешел к тебе.
– А потом отец Алексий сфабрикует их, – сказал Думитру.
– Естественно, – согласился Волынроский. – Затем я отвезу их в Женеву и сделаю все, чтобы убедить банк не информировать агента ее отца об этой маленькой операции, – папеньку это только встревожит. Не думаю, что это будет очень сложно, поскольку директор банка с трудом скрывает неодобрительное от ношение к сложившейся ситуации.
– Отлично. Значит, договорились. – Думитру вытащил карманные часы. – Пора к столу. Я бы пригласил тебя отобедать с нами, но не хочу сразу удивлять жену неожиданными визитерами.
– Так как она? – спросил Волынроский, не поднимаясь с места, несмотря на откровенный намек Думитру. – Ты так и не сказал.
– Молода и ослепительна, – коротко ответил Думитру. – И поразительно смущает.
– Смущает или смущается? – спросил Волынроский с обычным пренебрежением к женскому полу.
Думитру не мог удержаться от улыбки.
– Смущает. Сбивает с толку. Дразнит. Упряма и очаровательна.
– Похоже, ты попал в рабство.
Слова прозвучали почти обвиняюще. Волынроский был убежден, что в жизни и в любви надо руководствоваться корыстным расчетом. Иные отношения он считал самой большой ошибкой, которую может совершить мужчина.
– Нет, не в рабство, – усмехнулся Думитру. – Но я определенно увлечен. И совершенно неожиданно для себя самого. – Он пристально взглянул на Волынроского. – Именно поэтому тебе нужно проявить в этом деле большую осторожность.
– Как всегда, – заверил его Волынроский. Он демонстративно поднялся. – Что ж, удаляюсь в одинокое логово насытиться твоей вкусной едой. Ухаживай за своей женушкой. Желаю тебе теплой постели и холодного сердца.
– Убирайся, пока я не вызвал тебя на дуэль за такие слова, – рассмеялся Думитру.
Волынроский насмешливо покачал головой и возвел глаза к потолку.
– Пропал! Еще один мужчина погиб! – С драматическим вздохом он вышел из комнаты.
Глава 7
Когда Думитру поднялся в свои покои, гостиная была пуста, но дверь в спальню Алсионы открыта. С порога он увидел, что горничная Алси дремлет у окна с шитьем. Думитру осторожно шагнул внутрь, стараясь не разбудить ее и ожидая застать за таким же занятием ее хозяйку.
Но Алсиона сидела за столом, заваленным книгами и журналами. Нахмурившись, она всматривалась в лежащие перед ней в беспорядке бумаги, потом переводила взгляд на полупустой лист и что-то писала. На ней было легкое утреннее платье, строгие линии которого смягчали цвет лаванды и прозрачный газовый шарф, наброшенный на плечи. Ее черные волосы – Думитру сообразил, что понятия не имеет, насколько они длинные, поскольку вчера ночью она их не распустила, – были уложены в изящную прическу замужней женщины, без локонов дебютантки у висков, но с замысловатым узлом у основания изящной белой шеи. Стоя на пороге, Думитру видел лишь профиль Алси, но был заворожен ее лицом. Он еще не успел привыкнуть к ее поразительной красоте. В ней не было ленивой праздности или тихой добродетели. Против ожидания ее нежные черты оживляли сменяющие друг друга эмоции и мысли, интенсивность которых контрастировала с хрупкостью и изяществом линий. «Ничто так не смущает, как тот факт, что у жены куча денег, о которых муж может только мечтать», – обиженно нашептывал Думитру внутренний голос.
Несмотря на горькие мысли, мелькнувшее на лице Алси выражение вызвало у Думитру непривычное чувство, что он бесцеремонно вторгся в чужие владения. Он уже сделал шаг назад, чтобы постучать. Но Алсиона, должно быть, услышала шум и быстро обернулась, прикрыв ладонью написанное, и тут же отдернула руку, испачканную чернилами. Недовольно вскрикнув, она снова сосредоточилась на бумаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37