Кроме того, без финансовой поддержки распростране­ние информации о находках и их значении было бы довольно затруднительно.
Вот что писал в 1967 году Уоррен Уивер (Warren Weaver), деятель науки и один из руководителей Фонда Рок­феллера: «Чтобы идею можно было родить, вскормить, сооб­щить всем и каждому, подвергнуть критическому анализу, довести до совершенства, поставить на службу человечеству, и все это без какой-либо финансовой поддержки – сначала мир должен достичь абсолютного совершенства. В прагматич­ном мире, в котором мы живем, такое встречается крайне редко, если вообще встречается».
Относя модные в то время проекты ускорителей элемен­тарных частиц или космические программы к области науч­ной фантастики, Уивер придавал колоссальное значение во­просам биологии. Приведем еще одну цитату: «Осмысление природы живых существ таит в себе невиданные возможнос­ти, должным образом не изученные до сих пор. Еще в 1932 го­ду, когда Фонд Рокфеллера приступил к реализации рассчи­танной на четверть века программы в этой области, было ясно, что биологи и медики ждут помощи со стороны физиков… Теперь же в их распоряжении есть средства, позволяющие ис­следовать деятельность центральной нервной системы чело­века на самом точном, молекулярном уровне, изучать механизмы мышления, обучения, запоминания и потери па­мяти… Потенциал таких исследований огромен как с чисто практической точки зрения, так и в плане познания природы взаимодействия души, мозга и тела человека. Только таким путем можно собрать все данные о нашем поведении, необхо­димые для разумного управления им на благо всего человече­ства».
Таким образом, становится ясно, что Фонд Рокфеллера, финансируя изучение проблемы эволюции человека на осно­ве раскопок в Китае, одновременно разрабатывал тщательно продуманный план биологических исследований с целью раз­работки эффективных методов контроля над человеческим поведением. Именно в этом контексте и следует рассматри­вать изыскания Блэка, связанные с пекинским человеком.
На протяжении последних десятилетий учеными разработана всеобъемлющая теория, в соответствии с которой по­явление человека явилось кульминацией длившейся 4 милли­арда лет химической и биологической эволюции на нашей планете, образовавшейся вследствие «Большого взрыва» – события, которое положило начало существованию Вселен­ной примерно 16 миллиардов лет назад. Теория происхожде­ния Вселенной в результате «Большого взрыва», основанная на физике элементарных частиц и на астрономических наблюдениях, по данным которых космос постоянно расширяет­ся, оказывается, таким образом, неразрывно связанной с тео­рией биохимической эволюции жизни во всех ее проявлениях, включая человека. Крупнейшие финансовые центры, и в пер­вую очередь Фонд Рокфеллера, оказали материальную под­держку первым исследованиям в этой области, результаты которых должны были обосновать материалистическое уче­ние, низводящее Бога и душу до уровня мифов, по крайней мере в интеллектуальных центрах современной цивилизации.
Это весьма знаменательно, если вспомнить, что благотворительная деятельность Джона Рокфеллера (John D. Rockefeller) была изначально ориентирована на баптистские церкви и миссии. Один из первых президентов Фонда Рок­феллера Рэймонд Фосдик (Raymond D. Fosdick) как-то заме­тил, что сам Рокфеллер и его главный финансовый советник, просветитель-баптист Фредерик Гейтс (Frederick Т. Gates), были «глубоко и убежденно верующими людьми».
Ныне существующий Фонд Рокфеллера был основан в 1913 году. Его попечителями были Фредерик Гейтс, Джон Рокфеллер-младший, директор Института медицинских ис­следований Рокфеллера д-р Саймон Флекснер, ректор Чикаг­ского университета Генри Пратт Джадсон (Henry Pratt Judson), бывший ректор Гарвардского университета Чарльз Уильям Элиот (Charles William Eliot) и президент Чейз Нэшнл банка (Chase National Bank) Бэртон Хепберн (A. Barton Hepburn). При этом все благотворительные организации, ра­нее образованные Рокфеллером, продолжали свою деятель­ность параллельно с новым фондом.
Поначалу Фонд Рокфеллера сосредоточил свои усилия на здравоохранении, медицине, сельском хозяйстве и образо­вании, избегая какой бы то ни было сомнительной деятельно­сти. Таким образом, фонд постепенно отходил от религиозных вопросов и, в частности, от баптистской церкви. Трудно ска­зать, почему так получилось. Быть может, Рокфеллер пришел к пониманию того, что его благосостояние основано на исполь­зовании новейших научно-технических достижений. Возмож­но, здесь сыграло свою роль возросшее значение науки в традиционных сферах деятельности благотворительных организаций – таких, как здравоохранение. Как бы то ни бы­ло, все большее число деятелей науки начинало работать на Фонд Рокфеллера, что полностью отражало перемены в его политике.
И даже бывший баптистский просветитель Гейтс, похоже, поменял свои взгляды, задавшись целью основать в Китае вполне светский университет. При этом он, однако, отмечал «откровенную, даже угрожающую враждебность отечествен­ных и зарубежных миссионерских организаций в отношении этого проекта, который, по их мнению, ведет к безбожию». Кроме того, китайское правительство потребовало, чтобы деятельность университета была поставлена под его контроль, что для фонда было неприемлемо.
Тогда Чарльз Элиот, попечитель Гарвардской высшей медицинской школы в Шанхае, предложил собственное реше­ние: основать лишь медицинский колледж, который бы стал в Китае очагом распространения западной науки в целом. В данном случае механистическая идеология, не теряя своей во­инствующей сущности, в который раз проявила способность внедряться постепенно, хитроумно, без лишнего шума, объе­диненными усилиями ученых, просветителей и состоятель­ных промышленников, вознамерившихся установить интел­лектуальное господство в мировом масштабе.
План Элиота сработал. Китайское правительство одобрило создание Пекинского медицинского колледжа под покро­вительством фонда Рокфеллера. Тем временем д-р Уоллес Баттрик (Wallace Buttrick), директор вновь сформированного Рокфеллером Китайского департамента здравоохранения, провел переговоры с уже существовавшими больницами при протестантской миссии в Китае, дав согласие на оказание им финансовой помощи, а по существу подкупив их.
В 1928 году фонд и другие благотворительные учреждения Рокфеллера подверглись перестройке, отразившей воз­росшую роль научных исследований. Все программы, «имею­щие отношение к расширению запаса знаний человечества», были переданы Фонду Рокфеллера, реорганизованному та­ким образом, что теперь он подразделялся на пять секторов: всемирного здравоохранения, медицинских, естественных, общественных и гуманитарных наук.
Перемены затронули и высшее руководство: президентом фонда стал ученый, доктор физико-математических наук Макс Мейсон (Мах Mason), бывший ректор Чикагского уни­верситета. По словам Рэймонда Фосдика, Мейсон уделял «особое внимание структурному единству новой стратегии фонда, деятельность которого должна идти не по пяти раз­личным направлениям в соответствии с числом секторов, а со­ставлять, по сути, единую программу изучения человеческого поведения, его механизмов, и установления над ним контро­ля». Можно сделать вывод, что проводившиеся Блэком иссле­дования пекинского человека полностью вписались в откро­венно сформулированную задачу, поставленную перед Фондом Рокфеллера и перед большой наукой в целом: взять поведение людей под контроль ученых.
Историческое открытие и беззастенчивая реклама
Заручившись финансовой поддержкой исследовательской лаборатории эры кайнозоя со стороны Фонда Рокфелле­ра, Блэк возобновил свою разъездную кампанию по по­пуляризации пекинского человека, а затем вернулся в Китай. Там, в Чжоукоудяне, раскопки вяло продолжались, но ника­ких новых открытий, связанных с синантропом, они не при­несли. Энтузиазм изыскателей заметно поубавился.
И снова в самом конце сезона, первого декабря, Пэй Венчжун (Pei Wenzhong) сделал поистине историческое откры­тие. Позднее он писал: «Я обнаружил практически полностью сохранившийся череп синантропа. Он был частично занесен песком, а частично вмурован в материнскую породу, так что изъять его оказалось относительно несложно». Пэй промчался на велосипеде 25 миль до лаборатории, где и представил череп Блэку.
Открытие Блэка стало сенсацией. В сентябре 1930 года в Пекин прибыл сэр Грэфтон Элиот Смит для осмотра места раскопок и ископаемых находок. Во время пребывания Смита в Китае Блэк уговорил его организовать блиц-турне по Аме­рике с пропагандой пекинского человека. Затем Смит уехал и, судя по результатам, задачу свою выполнил великолепно. В декабре Блэк отмечал в весьма откровенном письме д-ру Ген­ри Хьютону, директору Пекинского медицинского колледжа, проводившему отпуск в Америке: «Я бы постоянно ходил с ба­гровой физиономией, если бы всякий раз краснел при мысли о той беззастенчивой рекламной кампании, которую я задумал, а Смит блестяще организовал».
Обретенная таким способом известность обеспечила Блэку постоянный доступ к финансам Фонда Рокфеллера. Вот что он сообщал сэру Артуру Киту: «Вчера мы получили от Элиота Смита телеграмму: он в добром здравии возвратился домой после своего весьма напряженного вояжа. Как это ему свойственно, он воистину не щадил себя, работая на благо ве­домства по геологическим изысканиям и кайнозойской лаборатории, и после организованной им в Америке рекламы синантропа на следующий год мне будет относительно легко го­ворить с руководством о дополнительном финансировании».
Для пропагандистов теории эволюции пекинский человек возник очень вовремя: всего несколькими годами ранее со­стоялся один из самых шумных в мировой истории процессов. Тогда суд штата Теннесси признал некоего Джона Скопса (John Т. Scopes), преподававшего эволюционное учение, ви­новным в нарушении закона штата. Ученые жаждали реван­ша и горячо приветствовали любое новое подтверждение тео­рии эволюции человека.
Затем случился казус с доисторическим обезьяночеловеком под названием Hesperopithecus, якобы воссозданным учеными на основании одного-единственного зуба, похожего на человеческий и обнаруженного в штате Небраска. К стыду деятелей науки, которые представили человечеству его пред­ка, выяснилось, что зуб принадлежал ископаемому кабану.
Тем временем явно затянувшиеся споры и сомнения от­носительно Pithecanthropus erectus Дюбуа также требовали разрешения. Так что столь важное открытие явилось настоя­щим подарком сторонникам эволюционного учения, оказав­шимся перед лицом серьезной внешней угрозы и раздирае­мым внутренними противоречиями.
Огонь и орудия труда в Чжоукоудяне
В 1931 году впервые появились сообщения о широком при­менении в Чжоукоудяне огня и хорошо обработанных орудий труда из камня и кости. Необычным было то, что раскопки в Чжоукоудяне систематически проводились весьма компетентными исследователями еще с 1927 года, однако со­общений об огне или орудиях труда от них не поступало. Так, Блэк в 1929 году писал: «При исследовании многих тысяч ку­бометров отложений из этого источника не было обнаружено каких-либо признаков существования творений рук челове­ческих или применения огня». Прошло всего два года, и вот уже другие изыскатели, в том числе некий Анри Брейль (Henri Breuil), оповещают об обнаруженных в тех же самых местах толстых слоях пепла и сотнях каменных орудий труда.
Судя по всему, новые находки 1931 года в Чжоукоудяне привели в замешательство Блэка и его коллег, поставив их пе­ред необходимостью предъявить какое-то объяснение тому, каким образом от их внимания ускользнуло столь важное сви­детельство. Было заявлено, что они и ранее отмечали призна­ки применения огня и наличия орудий труда, но из-за отсут­ствия уверенности о них не упоминали.
Объяснений того, почему Тейяр де Шарден, Блэк, Пэй и другие исследователи не сообщали о многочисленных наход­ках орудий труда и следов огня в Чжоукоудяне, существует по меньшей мере два. По их собственным словам, они упусти­ли эти свидетельства из виду или не сочли нужным сообщать о них, так как те были недостаточно достоверными. Второе объяснение сводится к тому, что все они были прекрасно осве­домлены об орудиях и следах применения огня еще до сооб­щений Брейля и преднамеренно это скрыли.
Но зачем? Дело в том, что во время раскопок в Чжоуко­удяне следы огня и наличие каменных инструментов счита­лись безусловно достоверным доказательством присутствия в местах их обнаружения либо Homo sapiens, либо неандер­тальцев. Согласно Дюбуа и фон Кенигсвальду, на Яве, в мес­тах предполагаемого обитания Pithecanthropus erectus, не бы­ло обнаружено ни каменных инструментов, ни следов огня. Экспедиция Селенки сообщала об остатках кострищ в Триниле, но широкой огласки эта информация не получила.
Итак, вполне возможно, что первые исследователи Чжоукоудяня намеренно не стали сообщать об обнаружении ка­менных инструментов и следов огня. Скептики могли припи­сать их употребление каким-то современникам синантропа, стоявшим на более высокой ступени физического и культур­ного развития, а это могло лишить его статуса неизвестного ранее и важного звена в цепочке предков современного чело­века.
Как мы увидим далее, именно это и произошло, когда ин­формация об орудиях труда и применении огня стала достоя­нием широкой общественности. Вот что, например, заявил в 1932 году Брейль об этих находках и их связи с синантропом: «Несколько известных ученых, независимо друг от друга, вы­сказали мне мысль о том, что существо, физически столь от­личающееся от человека… просто неспособно сотворить опи­санное мною выше. А раз так, то костные останки синантропа могут оказаться лишь охотничьими трофеями, еще одним свидетельством – наряду с орудиями труда и огнем – пре­бывания в этих местах собственно Человека, останки которо­го пока не найдены».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59