По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия и даже больше того – незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений". (том 45).
Мысль Ленина о возмещении неравенства со стороны нации большой к нации маленькой свидетельствует о его линии, проникнутой только одной заботой: как сохранить пролетарское единство.
Как реагировал Сталин на это принципиальное предложение Ленина?
Если Ленин думал о пролетарском единстве, то Сталин думал о том, каким способом наиболее удобно и безболезненно отстранить от руководства членов президиума ЦК КП Грузии.
Поэтому письмо Ленина «об автономизации» он сделал секретным и не довел его до сведения делегатов ХII-го съезда партии. 25 января 1923 года Политбюро утвердило выводы комиссии Дзержинского, которые Ленин требовал решительно отвергнуть и провести дополнительное расследование «на предмет исправления той громадной массы несправедливостей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются». Таким образом, Сталин, Дзержинский и Орджоникидзе не только не стали ответственными за политически-ошибочную линию: наоборот, виновными и «уклонистами» они сделали Грузинский ЦК. Сам же Сталин в речи на пленуме ЦК КП назвал их грузинскими «полунационалистами, полукоммунистами», тогда как по политической характеристике Ленина, он сам не только «социал-национал», но и великорусский держиморда.
Февральский пленум ЦК 1923 года утвердил Сталина докладчиком по национальному вопросу на ХII-м съезде партии вместо больного Ленина, чем проявил пренебрежительное отношение к политическим рекомендациям последнего по одному из важнейших вопросов революции. С тех пор национальный вопрос на съездах не ставился и не обсуждался, а концепция Ленина была отброшена раз и навсегда Сталиным.
Владимир Ильич не знал об этих решениях Политбюро и февральского пленума ЦК и продолжал изучать грузинское дело. В дневниках дежурных секретарей Ленина, помещенных в 45-м томе его сочинений, подробно, день за днем освещался вопрос о том, как тщательно Владимир Ильич готовился к докладу на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, как детально он изучал взгляды обеих сторон конфликта. Накануне второго инсульта, опасаясь, что из-за болезни он не сможет сделать доклад на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, он 5 марта 1923 года обратился к Л.Д. Троцкому со следующим письмом:
«Уважаемый тов. Троцкий! Я просил бы вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне дело. Я буду считать это признаком вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин». (ПСС, том 54, стр. 329).
Из приведенного письма Ленина видно, что только Троцкого он считал своим единомышленником по национальному вопросу. Из этого же письма следует, что Ленин был на стороне Грузинского ЦК и против Сталина. Всякие иные толкования находятся в противоречии с документами и с основами ленинской национальной политики.
Владимир Ильич всегда был сторонником демократического решения национального вопроса и противником навязывания угнетенным нациям любых форм соглашений, в том числе и о государственном присоединении или отделении. А Сталин навязывал закавказским республикам форму их присоединения к СССР через Закавказскую федерацию. В дневниках секретарей Ленина за 6-е марта 1923 года сказано, что «Ленин спросил Володичеву об ответе Троцкого на его письмо». Ответа на этот вопрос нет. В скобках сказано: «ответ по телефону застенографирован».
В примечании No 294 к 54 тому ПСС написано:
«Это письмо было в тот же день прочитано Л.Д. Троцкому по телефону помощником секретаря СТО и СНК М.А. Володичевой. Троцкий, ссылаясь на болезнь, ответил, что не может взять на себя никакого обязательства».
В своих воспоминаниях «Моя жизнь», относящихся к этому вопросу, Л.Д. Троцкий писал:
"Стояли первые дни марта 1923 года, Ленин лежал в своей комнате, в большом здании судебных установлений. Надвигался второй удар, предшествуемый рядом мелких толчков. Меня на несколько недель приковал к постели прострел.
…Два секретаря Ленина Фотиева и Гляссер служат связью… «Владимир Ильич готовит против Сталина на съезде бомбу». Это дословная фраза Фотиевой.
«Владимир Ильич просит вас взять грузинское дело в свои руки, тогда он будет спокоен».
«Почему вопрос так обострился?» – спрашиваю я. Оказывается, Сталин снова обманул доверие Ленина: чтоб обеспечить себе опору в Грузии, он за спиной Ленина и всего ЦК совершил там при помощи Орджоникидзе и не без поддержки Дзержинского организационный переворот против лучшей части партии, ложно прикрываясь авторитетом ЦК…Что его при этом потрясло больше: личная нелояльность Сталина или его грубо-бюрократическая политика в национальном вопросе, трудно сказать… Ленин готовился к борьбе, но опасался, что не сможет на съезде выступить сам, и это волновало его.
Не переговорить ли с Зиновьевым и Каменевым? – подсказывают ему секретари. Но Ленин досадливо отмахивается рукой. Он отчетливо предвидит, что, в случае его отхода от работы, Зиновьев и Каменев составят со Сталиным «тройку» против меня и, следовательно, изменят ему.
– А вы не знаете, как относится к грузинскому вопросу Троцкий? спрашивает Ленин.
– Троцкий на пленуме выступил совершенно в вашем духе, – отвечает Гляссер, которая секретарствовала на пленуме.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет, Троцкий обвинял Орджоникидзе, Ворошилова и Калинина в непонимании национального вопроса.
– Проверьте еще раз, – требует Ленин. На второй день Гляссер подает мне на заседании ЦК, у меня на квартире, записку с кратким изложением моей вчерашней речи и заключает ее вопросом: «Правильно ли я вас поняла?»
– Зачем вам это? – спрашиваю я.
– Для Владимира Ильича, – ответила Гляссер.
– Правильно, – отвечаю я.
– Прочитав нашу с вами переписку, – рассказывает мне Гляссер, Владимир Ильич просиял: «Ну, теперь другое дело!» И поручил передать Вам все те рукописные материалы, которые должны были войти в состав его бомбы к XII съезду. Намерения Ленина стали мне теперь совершенно ясны: на примере политики Сталина он хотел вскрыть перед партией, и притом беспощадно, опасность бюрократического перерождения диктатуры.
– Каменев едет завтра в Грузию на партконференцию, – говорю я Фотиевой. Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтобы побудить его действовать в Грузии в надлежащем духе. Спросите об этом Ильича. Через четверть часа Фотиева возвратилась запыхавшись:
– Ни в коем случае!
– Почему?
– Владимир Ильич говорит: «Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет».
– Значит, дело зашло так далеко, что Ильич уже не считает возможным компромисс со Сталиным даже на правильной линии?
– Да, Ильич не верит Сталину, он хочет открыто выступить против него перед всей партией. Он готовит бомбу". (Л.Д. Троцкий «Моя жизнь», стр. 205 227).
Из приведенных фактов и документов Ленина видно, что ошибка Сталина была не организационного, а политического порядка, и речь шла не «об одном незначительном инциденте», как сказал Сталин на VIII расширенном пленуме ИККИ, а об его интернационализме.
В докладе на ХII-м съезде партии он, зная, что Ленин уже к руководству не возвратится, резко отошел от основных принципов ленинской национальной политики.
У Ленина выпячивался вопрос о великорусском шовинизме Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе и совершенно игнорировался вопрос о местном национализме, как не представляющийся актуальным и опасным для интересов пролетариата.
Сталин в одинаковой степени выпячивал обе опасности, чем отвлекал внимание партии от главной опасности.
«Но есть еще фактор, – говорил он, – тормозящий объединение республик в один союз: это национализм в отдельных республиках… НЭП и связанный с ним частный капитал питают, взращивают национализм Грузинский, Азербайджанский, Узбекский и прочие. Антирусский национализм есть оборонительная форма, некоторая уродливая форма против национализма русского… Но беда в том, что в некоторых республиках этот национализм оборонительный превратился в наступательный». (XII съезд, стр. 488 – 492).
Аргументация Сталина порочна, так как не может национализм маленькой нации превратиться в наступательный, и это бесчисленное количество раз подчеркивали большевики. Вторым расхождением между Сталиным и Грузинским ЦК КП(б) был вопрос о Закавказской федерации.
В то время как Ленин предлагал не торопиться с образованием Закавказской федерации (см. примечание No 116 к 44 тому ПСС Ленина), Сталин в своем докладе ХII-му съезду подчеркивал, что «Ленин торопился и напирал на то, чтобы федерация была введена немедленно». Такая манера обмана и дезинформации была обычной для Сталина.
Также была притянута за уши аргументация Сталина о важности федерации для сохранения в Закавказье национального мира. Отвечая Сталину, один из руководителей Грузинского ЦК Б. Мдивани говорил: «Сама Советская власть как таковая есть условие предупреждения национальных трений и изживания пережитков национальных трений».
В своем докладе съезду Сталин обвинил бывший ЦК КП Грузии в том, что он сам, добиваясь для Грузии уступок в национальном вопросе, проводил в отношении малых наций Грузинской республики – аджарцев и абхазцев – политику притеснения. Эта версия Сталина была решительно опровергнута делегатами съезда от Грузии. Из выступления на съезде Б. Мдивани видно, что инициатором и вдохновителем таких притеснений против малых наций был сам Сталин, под личным давлением и в соответствии с указаниями которого были осуществлены некоторые несправедливые ограничения прав абхазцев и аджарцев.
Прения по докладу о национальном вопросе на ХII-м съезде партии выявили глубоко ошибочную линию Сталина в национальном вопросе. Они подтвердили, что он так и не захотел уяснить себе суть интернациональной линии Ленина в этом вопросе. К моменту открытия съезда уже начали проявляться великодержавные настроения среди русской части членов ЦК и делегатов съезда.
Б. Мдивани привел слова одного члена ЦК, называвшего национальный вопрос не программным, а тактическим, и другого члена ЦК, обещавшего «уступить кое-что» националам. В этих словах отражались пренебрежительное и снисходительное отношение «коммунистов» большой нации к коммунистам малой нации.
Представитель украинских коммунистов, старейший большевик Скрыпник, выступая в прениях по национальному вопросу, подчеркивал, что в национальном вопросе не должно быть средней линии. По его мнению, национализм угнетенных наций естественен, как оборонительное средство против великодержавников. Ослабление наступательного великодержавного национализма, – говорил Скрыпник, – всегда, как правило, приводило к ослаблению шовинистических чувств у малых угнетенных наций. Такая позиция Скрыпника полностью соответствовала взглядам Ленина.
Особо следует подчеркнуть в речи Скрыпника то место, где он говорил об опасности балансирования между двумя национализмами, местным и державным. Такой метод, по мнению Скрыпника, ведет к оправданию бездеятельности русских коммунистов.
Это предвидение Скрыпника подтверждено жизнью. Постепенно все более и более стала выпячиваться опасность так называемого «буржуазного национализма» (жертвой которого стал также и Скрыпник) и все меньше и меньше стали вспоминать об опасности великодержавного шовинизма, пока это не вылилось в официальную формулу: что «в результате правильной политики партии национальный вопрос решен в СССР окончательно в ленинском духе». В итоге сам Сталин и его наследники превратились в принципиальных великодержавников.
В защиту ленинских взглядов и против сталинского толкования национальной политики на съезде выступил Н.И. Бухарин:
«Товарищи! Позвольте мне, прежде всего, сделать одно маленькое замечание. Я… расскажу вам про один конкретный случай, который случился со мною вчера… Встречаю одного товарища… „Ну, что у нас нового?“ „Да что, ничего нового, вот националов душим“. (Смех.) Такая черточка и такая психология существует в известной части нашей партии. И я должен сказать, что если мы эту психологию не уничтожим решительно, со всей энергией, тогда мы получим такую неприятность, чтобы не сказать хуже, которая может подвергнуть риску само существование Советской республики». (ХII-ый съезд, стр. 186).
Так оно и получилось. Только потому, что партия не прислушалась к призывам Ленина, а пошла по сталинскому пути, страна и партия оказались в противоречии с теми принципами, на которых строилась Советская Республика.
Что же предлагал Н.И. Бухарин? Он предлагал вынести решение по национальному вопросу в строгом соответствии с ленинской национальной политикой.
«Сущность ленинизма по национальному вопросу, – говорил Бухарин, – у нас заключается в первую очередь в борьбе с основным шовинизмом, который у нас есть, с великорусским шовинизмом. Если мы ударим по первому звену национализма, по самому главному и по самому основному, тем самым мы ударим по этим промежуточным звеньям, вплоть „до самых низших“ местных шовинизмов…» (XII съезд, стр. 611 – 615).
Правильная установка, предложенная Бухариным, которая полностью соответствовала духу письма Ленина к съезду, принята не была, а была принята установка Сталина, которая открывала огонь одновременно против великорусского и местного национализмов. На практике это означало вести огонь только против грузинского национализма, так как это направление огня имело конкретных носителей, конкретно связанных с грузинским «уклоном», в то время как против великорусского шовинизма обвинение носило абстрактный характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80