– Его просто мутило, когда он видел перед собой буквы, в которых он совсем ничего не смыслил, – сказала Мэнди. – Поэтому бедняга вынужден был довериться мне. Ну и Морин тоже... она однажды сидела у меня в комнате, а тут ему срочно понадобилось что-то прочитать. Но мы тогда пообещали, что больше никто знать не будет.
Слайдер уже не участвовал в разговоре. Главное для него теперь было свести в одно целое ряд пока что разрозненных фактов. Наконец-то он мог окончательно выяснить для себя, почему его так смутила оставленная на столе записка. Сам факт существования подобного письменного обращения – как это с самого начала подсознательно ощущал Слайдер – противоречил тому, что в комнате не было ничего, что предназначалось бы для прочтения. Ни книг, ни газет, ни писем... Но они ведь и не нужны человеку, который не умеет читать или писать. И уж конечно, неграмотный парень не заинтересуется рекламной листовкой дискотеки и не поднимет оброненный кем-то карандаш. Не мог бы написать он и предсмертную записку. Следовательно, она была подложной. Но пытавшийся инсценировать самоубийство человек, который на самом деле от уха до уха перерезал Ронни горло, не был посвящен в эту маленькую тайну своей жертвы.
Вот так все оно и было... если, конечно, показания Морин и Мэнди не являются ложными... Но у Слайдера до сих пор не было ни малейшего основания сомневаться в их абсолютной искренности. Посчитав, что взятое им направление в разговоре с девушками принесло желаемые результаты, он решил вернуться к первоначальной цели своего визита. Узнав, что его интересуют китайцы, снимавшие комнату на верхнем этаже, Морин и Мэнди с большой охотой выложили ему все, что им было известно, но на этот раз какими-либо значительными фактами Слайдеру разжиться не удалось. За все время в доме останавливалось всего три человека китайской национальности. Первый жил здесь очень давно, еще до появления Морин. С Мэнди у него знакомство было чисто формальное. Когда они случайно встречались на лестнице, он говорил: «Хеллоу!» – и кивал головой, но чтоб хоть раз пытался заговорить – такого Мэнди не припомнит.
Два других китайца останавливались, в отличие от него, на весьма непродолжительное время. Последний, например, пробыл в доме всего шесть недель. Он уехал... о, когда ж он уехал-то, Мор? Случайно, не в понедельник?.. Точно... это было за день до того, как началась вся эта история с Ронни, появилась полиция и все такое прочее. Да, именно в самом начале прошлой недели. Нет, они с ним ни разу не общались. Он приходил и уходил всегда в разное время и держался крайне замкнуто. Им неизвестно ни как его звали, ни куда он уехал.
– Ему приносили сюда письма? Может быть, кто-нибудь звонил?
Насколько они могут судить, нет.
– А как насчет посетителей? Они вообще видели его хоть раз в компании с другими людьми?
– Да вроде бы... Ах, нет, постойте... Помнишь, когда мы однажды после обеда возвращались домой, видели, как он вылезал из какой-то тачки возле Ноттинг-Хью-Гейт? Ну конечно же... А машина – иностранная... потому что номер у нее был чудной...
– А нельзя ли поточнее... что значит «чудной»?
– Ох, ну буквы там чудные... и цифры. А потом, он был красный... надпись красная.
– А кто за рулем, они видели?
– Нет. Водителя мы не видели. Слишком было далеко. Этот наш китаец, как выбрался из машины, так и пошел сразу по Пембридж-роуд, а машина поехала дальше. Но за рулем сидел мужчина, правда, Мэнд? Да, мужчина. В пальто.
Слайдер постарался тут же оценить добытые им сведения, которые, с одной стороны, казались бесполезными, а с другой – достаточно интригующими. Можно было понадеяться разве на то, что вдруг ему повезет, и он установит связь между водителем и человеком в пальто из верблюжьей шерсти, которого видели выходящим из аллеи.
– Какого цвета было пальто? – спросил он.
Девушки переглянулись.
– Черное? – сказала Морин.
– Нет, оно было синее, – уверенно заявила Мэнди после небольшой паузы. – Но не темно-синее, а чуточку посветлее.
Подобная информация не могла, конечно, вызвать восторженную реакцию, и Слайдеру даже показалось, что это дело он будет распутывать все время, оставшееся ему до пенсии...
* * *
Сняв трубку со своего аппарата, Атертон набрал номер китайского ресторана «Голубая луна» и терпеливо дождался, когда в ней наконец послышался слабый мужской голос:
– Лестолана «Голупая луна» сисяса не лаботай...
– Не валяй дурака, Ким! Я ведь не турист тебе какой-нибудь, – выпалил Атертон.
На другом конце провода тут же перешли на кокни:
– А, это ты, Джим? Привет, командир! Ну как она, ничего?.. – Ким Лим – он же Лис Ким – был старым и очень ценным помощником Атертона с того времени, когда он сам еще работал на Боу-стрит и за время ночного дежурства успевал исколесить весь Сохо из конца в конец. – Сто лет, как не виделись!
– Не паясничай... Скажи лучше, как твоя лапша?
– Да перебиваемся помаленьку. Правду сказать, не те нынче времена... Вот раньше, все было на большой. А теперь: аренда растет буквально изо дня в день, туристы к нам и носа не кажут... а кроме туристов, кому мы вообще нужны?
– Послушай Ким, хватит мне лапшу на уши вешать. Для меня давно не секрет, что ресторан – только крыша для опиумной курильни. Вы с твоим папашей самые состоятельные люди на всей территории к западу от Риджент-стрит.
– Можешь думать так, если тебе нравится. Когда отстегнем «Тонгу» и Биллу за охрану, не остается во всем доме ни горстки риса, чтобы откормить утку и приготовить ее по-пекински. Ну да ладно, скажи уж, зачем позвонил...
– Хочу попросить тебя об одном одолжении. Мне нужно наведаться в одну китайскую семью – они, кстати, тоже держат ресторан – и попытаться разговорить их. Там никто не понимает по-английски... или делает вид, что не понимает.
– Это одно и то же.
– Именно. Вот и подумалось, почему бы тебе не взять на себя роль нашего переводчика. Лучшей кандидатуры просто не найти. Ты ведь не только умеешь проводить опрос, но и знаешь, как установить нужный контакт с этими людьми – вы же с ними соотечественники.
– Мне уже надоело тебе повторять... никакой я не китаец. Я малаец... понимаешь, малаец!
– Но ты ведь с ними общаешься на их родном языке.
– Да. Но это только потому, что на моем диалекте никто не говорит. А у них, кстати, какой?
– Скорее всего, квантунский.
– Но есть квантунский диалект... и квантунский... Так что, трудно пока сказать. Но попробовать можно.
– Ким, ты просто мой ангел-спаситель! Можешь придти прямо сейчас?
– Ладно. Где ты меня будешь ждать, в участке?
– Да, если не трудно. И не забудь, за мной теперь обед. Сходим куда-нибудь сегодня, как только со всем покончим.
– Принимаю. Только чур, не в дешевую китайскую забегаловку. Надо будет выбрать место получше.
– Тогда как насчет кошерного, на углу Голдхок-роуд?
– В самую точку попал! Мне действительно все это очень нравится. Знаешь, они там предлагают такую еду... ну, короче, с копченой семгой...
– Ну, разумеется, знаю. Такая рыба называется, кажется, «Локс Анжеликус»... «И вдруг было с бейгелями небесное воинство».
– Как? Это что-то историческое?
– Потом объясню. А пока, до скорого, мой дорогой!
– Конечно, до скорого. Теперь не имеет смысла задерживаться.
* * *
Атертон мог безошибочно определить, когда люди запираются, даже если они воздвигали перед собой «Великую стену» из непонятных для него иероглифов. Лис Ким и его приятель Джим с благодарностью приняли предложенный им чай и приземлились на два соседних стула в плохо освещенном зале китайского ресторана. С противоположной стороны за столом заняли место сохранявшие исключительно непроницаемый вид глава семьи господин Линь Фу и его старший сын мистер Линь Фу. Миссис Линь Фу и мисс Линь Фу расположились – в глубоком молчании, как и полагается женщинам – за их спинами и, подобно публике в Центральном суде, с серьезными лицами наблюдали за круговращательным движением разговора.
Ким говорил почти не умолкая, мистер Линь Фу значительно меньше, а уважаемый глава семейства – лишь изредка. Атертону нетрудно было и без помощи переводчика понять, что все произносимое хозяевами сводилось к бесконечным вариациям одного и того же: они-де ничего не видели, не слышали и не знают... Правда, в один момент твердость их позиции была несколько нарушена эмоциональным всплеском, который позволила себе хозяйка. Она внезапно наклонилась к своему супругу и стала оживленно ему говорить что-то, слегка потрясая при этом рукой. Но продолжалось это совсем не долго – пока глава семейства не повернулся и одной лаконичной фразой не напомнил, что ей приличествует находиться на кухне, куда она и поспешила молча удалиться, вместе с повисшей у нее на руке в знак сочувствия дочкой. Однако, долго оставаться им там не пришлось: обе затворницы вскоре покинули кухню – правда, уже через другую дверь – по просьбе Кима. Дело в том, что вновь оказавшись на улице, и отойдя на приличное расстояние – нелишняя предосторожность, если не хочешь быть под наблюдением через щели в бамбуковой шторе – Атертон проговорил углом рта:
– Что хотела сказать хозяйка? Уж больно резко он ее одернул.
– Да, действительно что-то заставило ее нарушить субординацию, – сказал Ким, задумавшись. – Но на мою беду, они перешли на другой диалект, и я до конца так и не врубился, о чем вообще шла речь.
– Возможно, они на это и надеялись.
– Мне кажется, что хозяйка хотела нам что-то сообщить, но он приказал ей заткнуть рот. Я ничего не разобрал из того, что она успела сказать, но почти что уверен, что в ее речи прозвучало какое-то имя.
– Значит, у нас есть надежда? – произнес мигом повеселевший Атертон.
– Но как мы теперь узнаем, что она собиралась сообщить?
– У этого ресторана только один вход или имеется еще дверь с задней стороны? Меня интересует, как можно попасть на кухню?
– Позади этого дома проходит аллея. Если ты завернешь за угол, ты сразу обнаружишь заднюю дверь...
– Не думаю, что она так уж удивится, увидев нас входящими в ресторан с обратной стороны, – проницательно заметил Ким.
Обойдя угол здания, они, подобно двум грабителям, быстро прошмыгнули в узкий, затхлый закоулок, по которому можно было незаметно подобраться к дверям всех стоявших в ряд заведений за исключением бара «Дейв», имевшего подход с противоположной стороны. Но не успели они покрыть и половины отделявшего их от заветной цели расстояния, как из вдруг отворившейся двери появилась какая-то фигура и, осторожно оглядевшись по сторонам, ринулась им навстречу.
Это, оказалось, была младшая Линь Фу. Она положила руку сверху на рукав Кима, и стала торопливо ему что-то объяснять по-китайски, стараясь при этом говорить как можно тише. Прослушав до конца взволнованный рассказ девушки, Ким что-то коротко сказал ей и повернулся к Атертону:
– Хорошая новость, Джим. Мать девушки прислала ее, чтоб...
– Я сама скажу, – остановила она. Молодая китаянка говорила по-английски почти без акцента, выдавали ее лишь «л» и «р» которые в ее произношении иногда смешивались, но этим маленьким недостатком вполне можно было пренебречь. – Мама очень хотела, чтобы отец все рассказал, но он считает, что это касается только нашей семьи, а семейными тайнами ни с кем нельзя делиться. Но мама сильно переживает и не хочет отказываться от вашей помощи. Речь идет о моем свояке... муже моей старшей сестры. Он наполовину китаец, а наполовину – англичанин. Это больше всего и не устраивает отца. Папа вообще был против того, чтобы они поженились, но так получилось... – Она неожиданно смолкла и только пожала плечами, показывая, что это их сугубо домашнее дело.
– Как его имя... я имею в виду, вашего свояка? – быстро спросил Атертон.
– Лэм. Но это его фамилия, а имя – Майкл. Майкл Лэм. Они поженились два года назад, потом у них появился ребенок, сейчас моя сестра опять ждет ребенка, а Майкл куда-то пропал...
– Пропал?..
– Да. Ушел из дома вечером во вторник, и с тех пор мы его не видели. Дело в том, что отец посылал его в Гонконг с одним поручением. Майкл обещал позвонить домой в четверг, из отеля в Гонконге, а в субботу должен был и сам вернуться. Но получилось, домой он так и не пришел, а когда брат позвонил в гостинцу, где был забронирован номер, ему ответили, что Майкл Лэм у них не останавливался. И человек, к которому у него было поручение от отца, до сих пор его еще не дождался. Вот отец и решил, что Майкл попросту сбежал, что от такого никчемного человека, как он, ничего другого и не следовало ожидать, и пусть при нем больше никогда не упоминают это имя. Но мама думает, что с ним могло что-то случиться. Она хочет, чтобы вы помогли нам его найти. Потому что сестра все время плачет, а ребенок родится без отца.
Девушка судорожно оглянулась назад, и Атертон понял, что в его распоряжении совсем мало времени.
– Вы сказали, что он отправился в Гонконг. В этой связи меня интересует, находился ли он вообще на борту самолета, на котором должен был лететь?
– Не знаю. Он поехал один в аэропорт на своей машине – вот тогда мы и видели его в последний раз.
– В Хитроу?..
– Да.
При помощи серии коротких вопросов, Атертону удалось выяснить номер рейса и время вылета, внешний вид автомобиля, а также как выглядел сам пропавший. Вопросы и ответы чередовались с такой быстротой, что он едва поспевал фиксировать все в своем блокноте.
– А где он?..
В этот момент из двери высунулась хозяйка, и что-то быстро проговорила, обращаясь к своей дочери.
– Ой, скорее же! – взмолилась девушка, делая руками такие движения, как будто подталкивала кого-то в спину. – Вам нужно немедленно уходить!.. Отец не должен вас тут увидеть!..
– Скажите всего одну вещь, – воскликнул едва ли не с отчаяньем Атертон, потому что в этот момент Ким уже увлекал его за собой, торопясь покинуть столь опасное место. – Где Майкл лечил свои зубы?
– Ради Христа, прошу тебя, – сдавленным голосом пробормотал Ким.
– Это очень важно, – прошипел Атертон.
Девушка, не на шутку напуганная, пятилась по направлению к двери.
– Не знаю. Но если это очень важно, то постараюсь узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50