Так. Спасибо, справочная, за оперативную работу.
— Будьте добры депутата Абрамова В.П. Занят? А с кем я имею честь? С помощником? Очень приятно. Я хочу высказать свою поддержку последнему выступлению депутата Абрамова В.П., частично опубликованному в газете «Советская Россия», номер 179 и в газете «Комсомольская правда», номер 211. Он абсолютно прав, утверждая, что нравственность общества должна определяться личной нравственностью, природной воспитанностью и наследственной интеллигентностью каждого члена, составляющего данное общество. Он еще более прав, говоря, что достигнуть этого можно только путем ужесточения уголовно-процессуального законодательства и возвращения института цензуры в более сильном, чем ранее, виде.
Пока на экранах страны мы видим одни только голые задницы и лица депутатов, транслируемых в двусмысленно неприличном виде, о воспитании нравственности не может быть и речи. Пропаганда в книгах и газетах секса и эротики провоцирует возникновение тех же явлений в среде рядовых граждан. Что недопустимо! Я сам являюсь полковником милиции в отставке и знаю, к чему ведет политика половой распущенности. Я сам неоднократно вел дела по сексуально-половым преступлениям. Например, в 1971 году в Ростове я расследовал дело об изнасиловании несовершеннолетней учащейся школы номер 17 должностными лицами местного горпрофкома на базе отдыха райпотребсоюза. В ходе расследования выяснилось, что косвенной причиной насилия был просмотр потерпевшей индийских фильмов с элементами чрезмерно романтизированной эротики, что подвигло ее на согласие участвовать в вечеринке, посвященной тридцатилетней годовщине одного из работников горпрофкома. Все это доказывает, что…
— Соединяю вас с депутатом Абрамовым. Минуточку.
— С кем я разговариваю?
— Полковник в отставке Дронов Александр Александрович.
— Какой Дронов? Ты что такое, старый козел, несешь? Какой Ростов? Какое изнасилование? Не было никакого изнасилования. Не было никакого Ростова! Ты что, м…к, порешь?
— Кто это говорит?
— Абрамов это говорит. Абрамов! Мать твою разэдак так. Абрамов!!
— Я очень рад, что имею возможность лично высказать вам свою искреннюю признательность и поддержку вашему последнему выступлению, касающемуся воспитания общественной нравственности и ужесточения ответственности за преступления, направленные против чести и достоинства нашего человека. Я абсолютно согласен с вами, что на преступления, подрывающие основы нравственного воспитания населения, не может распространяться срок давности. Что только примерное наказание всех преступников, совершивших противозаконные акты в данной сфере, вне зависимости от высоты их нынешнего положения, способны улучшить политический климат в стране в целом.
— Ты чего, сука, добиваешься? Чего тебе надо?
— Я хочу от имени ветеранов советской милиции поддержать вашу общественно-политическую и законотворческую деятельность…
— Убью падлу! Своими руками задушу!..
Далее трубка транслировала невнятные крики, хрипы, топот и прочую возню подле телефона. Словно кто-то у кого-то рвал трубку, а кто-то ее не желал отдавать. И только в самом конце голос. Уже гораздо более спокойный голос:
— Чего тебе надо?
— Не понял.
— Надо чего?
— Вам сколько лет?
— Сорок пять.
— А мне за семьдесят.
— Ладно. Что. Вам. Надо.
— Теперь понял. Мне хочется встретиться с вами по поводу событий 1971 года в Ростове, 1976 года в Волгограде, 1979-го в…
— Довольно, я все понял. — И в сторону от трубки:
— Ну-ка быстро все вышли из кабинета. Все! Я сказал все!
События 1971, 1976 и 1979 годов были тем немногим, что хранило досье сексота Абрамова и что запомнил Сан Саныч при его беглом пролистывании на экране монитора. Но и этого немногого, кажется, было за глаза.
— Я согласен встретиться. С вами.
— Тогда маленькое предварительное условие. Снять с меня опеку.
— Я не понял.
— Повторяю — снять опеку.
— Я не понял!!
— Тогда я позвоню завтра. До свидания.
Мимо. Этот о дискете ничего не знает. Точнее, раньше ничего не знал.
Жирной чертой Сан Саныч перечеркнул одну из галочек.
Он не опасался, что таким образом наведет на себя новых врагов. Ему это просто не позволят сделать. Если он выйдет на слишком опасных людей, ему просто отрубят связь. Он был уверен, что кто-то тщательно фильтрует каждое его слово, каждый оборот диска телефонного аппарата. При всей кажущейся случайности выбора следующей жертвы он ничем не рисковал. Он не мог промахнуться. Он мог выйти только на союзников преследовавших его недругов или на людей, которым они ПОЗВОЛЯЛИ открыть информацию. В вопросе поиска Хозяина его враги неизбежно становились его союзниками. Он стрелял по площадям, но неизменно попадал в цель, все ближе приближаясь к интересующей его Главной Фигуре.
— Будьте любезны депутата Иванова С.Т.?
Отбой и гудки в трубке. Понятно — промахнулся. Попал на чужого.
— Можно мне услышать депутата Семенова Л.М.?
Пауза.
— Я слушаю.
— Хочу высказать поддержку вашей деятельности, связанной с борьбой за морально-этическое возрождение русского народа, как кладезя мировой культуры и гаранта сохранения цивилизации…
Номер два. Без сучка и задоринки. События 1964, 1967, 1970 годов. Львов. Витебск. Суздаль.
— Но у меня есть условие…
— Я не могу вас понять. Пожалуйста, объясните…
— Простите. Я перезвоню вам завтра. И тут же голос в трубке. Без кручения диска. Без вызова. Просто вдруг возникший голос.
— С вами говорит депутат Семушкин Григорий Аркадьевич. Нам необходимо встретиться.
— Но у меня есть одно непременное условие…
— Я в курсе. Больше вас тревожить не будут.
Дело было сделано. То, чего добивался Сан Саныч, обзванивая депутатов, случилось. На связь вышел Хозяин. Игры с мелюзгой, сопровождающиеся биением посуды, мебели и лица, закончились. Расклад пошел другой. Расклад пошел козырный. И главный из этих козырей — туз — был у Полковника. Найти и вырвать опасную карту из его рук его соперники не смогли. Теперь им ничего не оставалось, как садиться за карточный стол. Им ничего не оставалось, как расписывать новую партию, в новой компании, тем признав равенство неизвестного игрока с собой. И только поэтому его допустили к серьезной игре. Только поэтому с ним разговаривали.
— Когда и как мы встретимся?
— За вами заедет машина. До встречи.
Глава 9
Встреча состоялась через несколько часов. Никаких таинственностей, никаких конспиративных квартир, многократных смен машин и т.п. детективной мишуры не было. Просто Сан Санычу позвонили и попросили быть готовым через полчаса. Потом к подъезду подъехала черная «Волга», из нее вышел одетый в строгий официальный костюм молодой мужчина, поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь, подождал, пока ее откроют, и, представившись, попросил сойти вниз. Он не ждал Сан Саныча в передней, не спуская с него глаз, не хватал его под руку, спускаясь по лестнице. Он встал возле машины и открыл дверцу.
— Садитесь, пожалуйста. Разговор происходил в рабочем кабинете депутата.
— Проходите. Садитесь, — указал на один из стульев, стоящих возле Т-образного стола, депутат, оторвавшись на мгновение от телефона. — Одну минуту.
Эту минуту депутат говорил о партиях леса, которые необходимо протолкнуть в обмен на бумагу, и о голосах избирателей, которые понадобятся в недалеких выборах. Ровно через минуту он положил трубку. Он умел ценить время.
— Рад вас видеть, Александр Александрович. Честно признаюсь, хлопот вы нам доставили изрядно.
— Вы мне, между прочим, тоже жизнь не облегчили.
— Зинаида Петровна! Кофе мне и гостю. Вы какой предпочитаете: крепкий, с молоком, с сахаром?
— Без мышьяка.
— У вас хорошо развито чувство юмора.
— То же самое отмечали ваши головорезы. Но вот у них с этим плохо…
— Да, у них с юмором хуже, чем с физ-подготовкой. Издержки профессии. Я был против использования силовых методов. Меры физического устрашения на людях вашей биографии обычно не срабатывают. Бойцов с пятидесятилетним стажем банальным мордобоем испугать мудрено. Вы ведь и не такое видели? Не так ли? Я возражал. Но меня не послушали. Вы слишком серьезно затронули интересы слишком многих людей. Согласитесь, играть на столь болезненной для политиков струнке и не получить по физиономии — мудрено. Зачем вы ввязались в это дело? Отчего вам не жилось спокойно?
— А меня не спрашивали — хочу я жить спокойно или беспокойно. Меня поставили перед фактом. То есть вначале в морду ткнули, а затем объяснили, по какой причине. Кабы наоборот, я бы, может, и согласился.
— А теперь?
— А теперь нет. Я обидчивый.
— Мы готовы компенсировать понесенные вами моральные и материальные потери. Я понимаю, квартира в престижном районе или деньги вас интересовать не могут. Зачем еще одна квартира или доллары одиноко живущему пенсионеру?! Но есть же какие-то другие радости, которые не подвержены возрастной девальвации. Поездки в экзотические страны, хорошая еда, красивые женщины. Молодых девушек вы еще, надеюсь, замечаете?
— Конечно. Особенно когда они сидят в трамваях, где я стою.
— Ха-ха-ха. Мне кажется, мы найдем с вами общий язык.
— Хотелось бы надеяться.
— Как вы понимаете, нас интересует та вещь, которая попала к вам от вашего бывшего сослуживца. Заметьте — чужая вещь.
— Вещь-то, может, и чужая, а вот заключенная в ней информация — достояние общенациональное. Как памятник архитектуры десятого века. Прятать такое от всеобщего обозрения — не уважать собственный народ. Шедевры общенационального масштаба должны принадлежать всем. Неважно, будь то архитектура, живопись или многотомный труд на тему политической этики.
— Я все понял. Сколько?
— Что сколько?
— Сколько стоит ваш памятник архитектуры?
— Оптом или в розницу? Вас что интересует — все документы или только относящиеся лично к вам?
— Вы зря пытаетесь вывести меня из себя. Я политик, а не рядовой боевик, с коими вам до сего дня приходилось иметь дело. У меня крепкие нервы. Я могу говорить об одном и том же, не повышая голоса, тридцать часов кряду, даже если при этом мне плюют в физиономию. Я могу говорить даже не утираясь, если этого требуют интересы дела. Не отвлекайтесь на пустяки. Назначайте цену. И помните, то, что сегодня возобладала моя точка зрения — о тихом, полюбовном завершении дела, еще не значит, что завтра не возьмет верх другая.
— Я не буду торговаться.
— Будете. У вас нет другого выхода. Вы абсолютный монополист товара, который на рынке пользуется особым спросом. Вас не оставят в покое, даже если от вас отступимся мы. Вы обречены на бесконечную торговлю. Лучше продаться нам, чем кому-то другому. Безопасней продаться раньше, чем позже. Мы дадим хорошую цену.
— Я не буду торговаться.
— Вы обижены?
— Можете считать так. Я не буду торговаться до возвращения ситуации на исходные позиции.
— ???
— Ремонт квартиры — раз. Ремонт дачи — два. Единовременная компенсация семье моего трагически погибшего сослуживца — три.
— Может, лучше деньгами? Для экономии времени.
— Лучше ремонтом. Строить должен тот, кто ломает. Это в высшей степени справедливо. И не пытайтесь экономить, оценивая мою жизнь в один пистолетный патрон. Помните, скупой платит дважды — причем во втором случае сроком. Моя безвременная кончина вам не поможет. Как вы смогли убедиться, дорогой вашему сердцу предмет хранится не у меня дома. Он хранится в совсем другом месте и после моей преждевременной кончины неизбежно выплывет наружу. Так что лучше заплатить деньгами, чем годами жизни за очень колючей проволокой.
— Хорошо. Согласен. И насчет компенсации. И насчет ремонта.
— Евроремонта. Я обещал соседке по даче и приходящему участковому евроремонт. Слово не воробей. Я не могу отказываться от своих слов.
— Все-таки ты наглец.
Словесные реверансы кончились. Началась деловая торговля.
— Наглец тот, кто без спросу вламывается в чужой дом и взламывает этот дом.
Депутат поднял трубку правительственного телефона.
— Слушай, Петро, отряди завтра четыре полные бригады строителей и технику на ремонт квартиры и дачи. Адрес я подскажу позже. И не жмись, не экономь на спичках. Мне эти объекты сейчас важнее, чем достройка собственного коттеджа. В семь работа должна кипеть, как яйца полгода воздерживавшегося матроса. Уяснил? Все. До связи. Ты этого хотел?
— Вы меня не поняли. Я сказал, что ремонтировать должны те, кто ломал. Те же самые. Те же!
— Да ты что! Они же, кроме пистолетов и бабских титек, ничего в руках держать не умеют.
— Это меня не касается. И учтите, я знаю, что такое евроремонт. Я знаю, что такое качество. Я бывал за границей, и туфту я не приму. Мне перед участковым будет стыдно.
— Для положительного решения вопроса ремонта будет достаточно?
— Ремонта будет достаточно для объявления торгов. Не более.
— Ох, Полковник, смотри не ошибись.
— Полковники не ошибаются. Полковники ошибаются только перед генералами. До свидания. Жду ремонтников завтра к восьми. В девять начинаю нервничать. В десять искать покупателя на имеющуюся в моем распоряжении информацию. Того, кто понимает толк в евро-ремонте. Я не могу ждать. Я не могу жить в таких нечеловеческих условиях. Я старый, больной пенсионер. Мне нужен комфорт.
Глава 10
В восемь часов перед дверью Сан Саныча стояла бригада давешних липовых сантехников. В полном составе.
— Ну, чего делать-то? — мрачно спросил бригадир, исподлобья оглядывая свою недавнюю жертву.
— Для начала поздороваться. Вежливо.
— Ну.
— Да не ну, а «с добрым вас утром, Александр Александрович». Я же ваш работодатель. Меня любить надо. А вы мычите, как некормленые бычки. Итак, допустим, я открыл дверь…
— Доброе. Утро. Александр. Александрович, — вразнобой прогудели ремонтники.
— Громче. В вашем приветствии должен ощущаться молодой задор и радость жизни. Примерно как у новобранцев, приветствующих ротного старшину. Ну-ка, разберитесь по росту, подберите носочки. И еще раз. С бодростью в голосе.
— Гнида старая! — негромко выругался бригадир.
— Что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36