Осенью, когда они познакомились, дочь Юрия Леонидовича Щербинина приходила на свидания в джинсах. Потом была зима и долгая разлука… Теперь же, средней длины, с небольшими боковыми разрезами юбка делового костюма, не могла скрыть ее красивых ровных ног. Незаметно улыбнувшись своим мыслям, он взял миниатюрную чашечку и, сделав маленький глоток, сел на диван, возле Елизаветы.
Заметив, как он рассматривает предмет работы восточного мастера, она объяснила:
— Этот сервиз отцу подарили сослуживцы в Таджикистане. Он очень им дорожит…
Потом, вдруг нахмурив лобик, Лиза строго спросила:
— Скажи, ты ведь не сегодня приехал?
— Не сегодня… Но я звонил тебе, — импровизируя, сочинял на лету Торбин, — твой автоответчик каждый раз нахально заявлял, что ты выходишь замуж. Наверное, врал бессовестно…
— Это он у тебя научился, — смеясь, ответила она.
Поставив чашку на столик, он, с совершенно серьезным выражением лица, признался:
— Знаешь, я ведь на самом деле хотел тебе позвонить, чтобы узнать…
— О чем? — наивно поверила юная студентка консерватории.
— Никак не могу вспомнить… — изобразил Станислав страдание и потирал виски, точно предельно напрягает память. — Говорил ли я, что люблю тебя?
Распознав очередной подвох и, едва сдерживая улыбку, она грозно посмотрела на кавалера.
— Нет, не буду мучиться, и терзать мозги — проще повторить заново, — на этом Торбин перестал шутить. Все остальное было сказано негромким голосом и безо всякой иронии: — мы действительно уже признавались друг другу в любви. Скажи, остаются ли в силе твои чувства ко мне?
— Да… — не раздумывая, ответила она.
— В таком случае, я хотел бы предложить тебе стать моей женой.
Обычно молчаливый, сегодня он хотел сказать многое, но не успел… Девушка, с волнением слушавшая эти фразы и все сильнее сжимавшая его руку, вдруг порывисто встала и решительно вышла из зала…
Минут через десять вынужденного одиночества, Торбин, уже невольно гадал: не обидел ли случайно поспешным предложением? Но все опасения моментально исчезли, когда она, бесшумно ступая босиком, вернулась с мокрыми волосами и в одной лишь, наспех наброшенной, застегнутой на среднюю пуговичку, блузке.
Его сознание, опьяненное красотой и дерзкой решимостью Лизы, едва не помутилось. Прелюдия завершалась столь же стремительно, сколь быстро и началась. Вручив большое полотенце, она повела его по длинному коридору.
— Здесь душ, а за этой дверью — моя комната, — показала пальчиком девушка и смущенно, потупив взгляд, добавила: — только, прошу тебя — не долго…
Молодой человек, двадцатью минутами ранее моливший во дворе судьбу о встрече с ней, подставлял лицо под ледяную струю воды и тщетно пытался хоть немного успокоиться. Вскоре, обмотав вокруг талии полотенце, он впервые вошел в ее комнату.
У стены, недалеко от двери, располагался письменный стол с висевшими над ним книжными полками. В углу распластался, аккуратно застеленный новым атласным бельем, приземистый, широкий диван. В проеме распахнутой двери на лоджию, слегка отодвинув занавеску и глядя в ясное, голубое небо — будто разговаривая с Богом, стояла Елизавета. Услышав шаги, она обернулась и, обвив руками его шею, прошептала:
— Отныне ты мой пленник. Пока папа не вернется из командировки, ты будешь жить здесь — в этой комнате, со мной…
— Слушаюсь… — так же шепотом, ответил Стас, — а потом?..
— Потом мы ему обо всем скажем. Но он мужчина строгих правил, поэтому сколько-то придется встречаться у тебя — тайком…
— Тайком!? И сколько же?
— Наверное, пока не сдам сессию — раньше он оформить наши отношения не позволит. Хотя… Отец всегда отзывался о тебе очень хорошо, а как-то раз обмолвился: вот бы, говорит, зять был таким же, как Торбин! Представляешь, какое совпаденье!? Я тогда виду не подала, но оказалась на седьмом небе!..
— Представляю… — чуть озадаченно проговорил он, различая все обворожительные изгибы ее тела, обозначившиеся под тонким и соблазнительным, почти прозрачным шёлком. Медленно расстегивая среднюю пуговичку, Станислав подвел итог услышанному: — но, дабы избежать праведного командирского гнева, придется обустроить конспиративную явку.
— Обустрой, пожалуйста… И побыстрее… — отвечала Лиза, прикрывая ресницами счастливые глаза.
Победив в итоге неподатливую застежку, он припал к губам юной девушки в упоительном, долгом поцелуе. В ответ она сбросила с его бедер полотенце и, нетерпеливо вздымая обнаженной грудью, волнительно ожидала скорой близости с любимым человеком. Не проронив ни слова и освободившись от уже неуместной сдержанности, они с наслаждением отдались во власть неистовой, сумасшедшей страсти…
Ничего более важного, чем их безграничная любовь, для Елизаветы и Станислава в тот короткий миг, вырванный из тревожной и бушующей вокруг жизни, не существовало. Не было по их убеждению на свете обстоятельств, способных омрачить того необъятного счастья…
Мановением одной руки повелев основной группе «рассредоточиться», «усилить внимание» и «вести скрытное наблюдение», Щербинин неторопливо приближался к неподвижно сидящему человеку, привалившемуся спиной к стволу исполинского бука. Сомов осторожно ступал за ним и, не дойдя до мертвого спецназовца шагов двадцать, узнал его…
— Это ж капитан Воронцов… Циркач!..
— Вижу — не слепой!.. — раздраженно ответил полковник, подавая знак трем бойцам.
Те проследовали мимо, покосившись на убитого офицера, и растворились в лесу для скрытного наблюдения за округой. Полковник с майором внимательно обследовали еще теплый труп капитана. Юрий Леонидович распрямился и с мрачным, потемневшим лицом долго молчал, явно затягивая со своими выводами. Тогда слово взял Константин Николаевич…
— Отличный прицельный выстрел. Думаю из снайперской винтовки. Не исключена вероятность использования СВД Шипилло.
— Возможно… — вздохнув, наконец, обмолвился комбриг. — Хотя, объективности ради, следует напомнить: следы, оставляемые на теле пулями СВД, куда более ужасны. А тут скорее стреляли из охотничьего малокалиберного карабина типа «Барс» или «Соболь».
— А как вы относитесь к этому? — майор указал на валявшийся рядом с Александром пустой шприц.
— Не знаю… — выдавил тот. — Что в нем было?
— Яд. Все тот же яд моментального действия, каким умертвили в начале операции рядового Тоцкого, — молниеносно произвел анализ оперативник.
— Могло случиться так, что Циркач, заполучил пулю чеченского снайпера. Был смертельно ранен… А Гросс только облегчил его страдания… — неуверенно предположил командир «Шторма».
— Или добил, немного промахнувшись до этого сам, — закончил подчиненный гипотезой, которую сам шеф питерского спецназа оглашать боялся или упорно не желал.
Каких бы версий они ни изобретали, о чем бы ни говорили, но в мыслях обоих давно и настойчиво свербел один безусловный факт: затесавшийся в ряды первой группы оборотень, бесспорно, обладает некой индульгенцией на неприкосновенность, обещанную чеченской стороной. Скорее всего, полевые командиры в обмен на подробную информацию об операции «Вердикт» сулили ему не только гарантию жизни, но вдобавок и крупное денежное вознаграждение.
Так что самыми реальными шансами остаться целым и невредимым, располагал только изменник.
Прекрасно осознавая это, Сомов скинул с плеч тяжелый ранец, присел на корточки, извлек на свет божий все ту же аппаратуру спутниковой связи и, глянув на докуривавшего вторую подряд сигарету Щербинина, деловито проинформировал:
— Первую часть нашего задания мы выполнили — личность предателя установлена. Сами доложите о результатах или доверите мне?
Махнув рукой, тот отвернулся, зло сплюнул и, глотнув дыма последний раз, подозвал двоих закончивших перекур бойцов.
— Похороните капитана Воронцова. И… устройте могилу понезаметнее. Чужие здесь края — не наши, как бы не разорили ублюдки…
Пока воины занимались погребением, а комбриг нервно дымил очередной сигаретой и уже вытягивал из пачки следующую, майор составил донесение, зашифровал его и, связавшись с отделом «Л», неторопливо и разборчиво продиктовал «смертельный приговор» Станиславу Торбину.
Седьмое донесение стало венцом их многодневного изнуряющего расследования.
А по прошествии четверти часа они без труда отыскали по следам место, откуда вел слежку за лагерем эмира и сам Гроссмейстер…
4
Офицер спецназа резко обернулся — метрах в двадцати пяти несколько вооруженных людей в камуфлированной форме, маскируясь за стволами деревьев, медленно приближались к нему. Своими повадками и видом на сепаратистов они не походили, однако, само их появление стало для него полной неожиданностью.
Дальнейшие события разворачивались в том же безмолвии и столь же стремительно…
Не мешкая, он развернул готовую к стрельбе винтовку в сторону незнакомцев, на что бойцы неизвестного отряда ответили тем же — семь стволов различного автоматического оружия в тот же миг были направлены на капитана. Пятеро замерли, держа его на прицеле, а два человека продолжали бесшумное движение. Вскоре в этих двоих он узнал Щербинина и Сомова.
Пока еще не понимая сути происходящего, Станислав опустил СВД…
— Ты удивлен? — поинтересовался командир «Шторма», подходя вплотную и вместо того, чтобы пожать руку одному из лучших своих офицеров, отчего-то пристально посмотрел на его снайперку: — разреши взглянуть…
Полковник взял винтовку, затем извлек из кобуры Торбина «Гюрзу» и тут же передал оружие майору, который к тому времени уже вынул из-под дряхлого дерева пулемет. А вот «Дротик» Воронцова, прихваченный на всякий случай Гроссом, комбрига весьма заинтересовал. Он с легкостью выудил его из жилетного кармана Стаса, проверил наличие патронов в обойме и уточнил:
— Если не ошибаюсь, это пистолет Циркача?
— Циркача, товарищ полковник, — подтвердил оперативник.
— Отлично… — кивнул он и подал знак бойцам, разрешающий тем подойти ближе.
Капитан все еще пребывал в изумлении — слишком уж неожиданной выглядела встреча с хорошо знакомыми людьми, которым по идее надлежало находиться почти в ста пятидесяти километрах от забытого богом, глухого местечка. Но это изумление ни шло ни в какое сравнение с тем стрессом, что случился минутой позже. Когда пятеро спецназовцев, только что спокойно наблюдавших разоружение предателя, слегка расслабились, встав за спиной комбрига, последовало нечто необъяснимое и странное, лишившее Торбина на какое-то время способности что-либо понимать…
— Что-то я не пойму… — тихо, почти на ухо полковнику прошептал майор, — почему он не с ними?.. И вроде, как выслеживал кого-то с винтовкой… Даже, по-моему стрелять собирался… Что-то не сходится!..
В ответ на это Юрий Леонидович вдруг обхватил рукой шею Сомова, развернулся, прикрываясь им, и за считанные мгновения выпустил в бойцов из «Дротика» всю обойму. Отбросив ненужный пистолет, выдернул из ножен кинжал и, не давая опомниться Константину Николаевичу, всадил по самую рукоятку в его неприкрытое бронежилетом горло…
Словно во сне Станислав смотрел, как сквозь пальцы майора, пытавшегося зажать ладонями ужасную рану, фонтанчиками била кровь. Как обезумевший взгляд его метался по сторонам, лишь на мгновение задерживаясь на двух стоящих рядом офицерах с немыми вопросами: «Почему?! Как же так?! За что?..»
Оперативник упал навзничь. Его нескладная фигура несколько раз дернулась, левая окровавленная ладонь проползла вдоль тела по молодой зеленой растительности, оставляя на длинных листочках красный след. Потом ладонь сжалась в кулак, выдернув пучок травы и, застыла. Первая же боевая операция в карьере Сомова стала для него и последней…
Выстрелы из «Дротика» скорее походили на резкие щелчки, чем на звуки, издаваемые оружием обычного калибра, а сейчас — в лесной чащобе, они прозвучали еще глуше. Вряд ли кто-то из банды их услышал… Но не это сейчас занимало мысли Торбина. Те вопросы, что несколько секунд назад отчетливо читались в глазах майора, в не меньшей степени волновали и его самого. Пока Щербинин наблюдал предсмертные судороги подчиненных, капитан успел задрать брючину камуфляжки и выхватить из чехла, крепившегося ремнями к голени, последнее остававшееся у него оружие — нож разведчика. С тыльной стороны ручки относительно скромного по размерам ножа вставлялся патрон и порой во время рукопашной рубки, когда у ближайшего противника внезапно оказывался пистолет, либо автомат, эта штуковина становилась незаменимым подспорьем…
Увидев сидящего на поваленном дереве офицера с наставленным на него жерлом рукоятки, полковник вяло поморщился и присел на травянистый бугорок напротив.
— Убери, — молвил он, вытирая, забрызганную кровью правую руку об одежду мертвого Сомова, — у тебя братец, один хрен, нету выхода…
Не произнесший с момента встречи ни единого слова Гроссмейстер, продолжал безмолвствовать. Однако оружие не убрал.
— Не въезжаешь? — усмехнулся пожилой собеседник. — Что ж, не мудрено… Так и быть, объясню, только опусти свою пушку.
Не снимая большого пальца с рычажка спуска, Станислав немного отвел нож в сторону.
— Вот посмотри… — комбриг кинул к его ногам пустой шприц. — Этим был умерщвлен рядовой Тоцкий.
Заметив насмешливый взгляд молодого человека, достал из кармана другой — точно такой же и бросил его следом за первым.
— Вот тот, о котором ты только что подумал. С его помощью полчаса назад ты прикончил Циркача, верно? А эту вещицу узнаешь? — теперь в руке Щербинина появился надрезанный нейлоновый шнур со скрепером-блоком. — Правильно. И про нее ты не в курсе. Тогда послушай внимательно — уж мне-то, поверь, есть, что рассказать про твою «деятельность».
Торбин приготовился слушать, но глаз с полковника, только что убившего шестерых подчиненных, не сводил…
— Видишь ли, приблизительно за тридцать минут до того, как твоя группа покинула расположение лагеря на БТРах, фээсбэшники перехватили чей-то разговор по рации, а точнее подробный доклад об операции «Вердикт».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38