Только очень
немногие поняли истинную причину травли Гоголя и не покинули его. И. С. Аксаков
писал отцу, что по его мнению Гоголь в "выбранных местах" "является, как идеал
художника-христианина". Кн. П. Вяземский писал в С.-Петербургских "Ведомостях",
что "Выбранные места" — книга полезная и нужная: "многое в ней, если не все,
обращает читателя на самого себя, заставляет его невольно заглянуть в душу,
осмотреться, допросить, ощупать себя". Да А. Григорьев позднее (в 1858 г.)
отмечал, что историческая задача Гоголя "заключалась в том, чтобы привести
современников к полному христианскому сознанию".
Среди иерархов Православной Церкви "Переписка с друзьями" не встретила
надлежащего понимания. Пророческий, проповеднический, страстный характер книги
Гоголя шел вразрез с застывшим духом официальной Церкви. Книга Гоголя не
подходила к духу казенного благополучия царившему в Синоде, к которому
принуждены были приноравливаться все иерархи. Современные Гоголю церковные
мыслители и иерархи прошли мимо книги Гоголя, не смогли понять, что в его лице
они имеют выдающегося пророка целостной православной культуры, выдающегося
проповедника идеи третьего Рима. Только немногие церковные мыслители и писатели
Николаевской эпохи сумели понять кого Россия имеет в лице Гоголя. Но поняв, не
стали добиваться, чтобы официальная Церковь правильно расценила Гоголя.

* * *
Образ русской тройки, несущейся неведомо куда, не просто поэтический
образ, а символический образ:
"Не так ли ты, Русь, — писал Гоголь, — что бойкая необгонимая тройка
несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается
позади. Остановится пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это,
сброшенная с неба? Что значит это НАВОДЯЩЕЕ УЖАС ДВИЖЕНИЕ и что за неведомая
сила заключена в сих неведомых светом конях?.. Русь, КУДА несешься ты? Дай
ответ! НЕ ДАЕТ ОТВЕТА. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится
ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что есть на земле, и косясь
постараниваются и дают ей дорогу народы и государства".
Русская тройка, направлена рукой Петра I на запад и уже много поколений
она несется туда, вон из родных просторов. Пушкин, Николай I, славянофилы
пытались задержать ее наводящее ужас движение, но им удалось только немного
задержать ее роковой бег, но они не смогли повернуть ее обратно в родные
просторы...

III. БОРЬБА СЛАВЯНОФИЛОВ ЗА ВОССТАНОВЛЕНИЕ РУССКИХ САМОБЫТНЫХ ТРАДИЦИЙ

I

"Странный вы народ, русские, — сказал однажды одному из западников
образованный француз, выслушав его умственные расшаркивания перед Европой, — вы
потомки великого исторического рода, а разыгрываете добровольно род безродных
найденышей".
Заслугой славянофилов является то, что они не захотели больше разыгрывать
унизительной роли безродных найденышей, которую навязал России Петр. Они много и
плодотворно поработали, чтобы понять идейные основы государственного и
культурного творчества русского народа до Петра. Славянофилы поняли, что
принципы на которых опирается европейская культура далеки от идеальных, что Петр
I ошибся когда вообразил что подражание Европе — гарантия здорового
государственного и культурного строительства.
Славянофилы поставили вопрос: "Кто такие русские? Младшие дети
европейской культуры, или носители иной, другой великой самобытной культуры? На
эти вопросы в своих исторических, богословских и философских сочинениях
славянофилы отвечали:
"Русские — не европейцы, они носители великой самобытной православной
культуры, не менее великой, чем европейская, но в силу неблагоприятных условий
исторического развития, не достигшей еще такой стадии развития какую достигла
европейская культура.
Заслуги славянофилов, несмотря на романтизм и некоторую утопичность их
воззрений на русское прошлое — велики.
Так, Киреевский философски обосновывает идею о самобытности исторического
пути русского народа и самобытности русской культуры. А. Хомяков в своих
богословских сочинениях поднимает православное богословие на высшую ступень,
философски обосновывает идею соборности православной церкви и соборности
русского народа. Эти идеи, так же как и многие другие, развиваемые
славянофилами, не что иное как древние русские идеи, забытые после Петровской
революции.
"Я полагаю, — писал Достоевский в "Дневнике Писателя" за 1876 год, — что
для многих славянофилы наши — как бы с неба упали, но ведут свой род еще с
реформы Петра, как протест всему, что в ней было неверного и фанатически
исключительного". "Нужно было Пушкина, Хомяковых, Самариных, Аксаковых, — пишет
он в другом месте, — чтобы начать толковать об настоящей сути народной (до них
хоть и толковали о ней, но как-то классически и театрально). И когда они начали
толковать об "народной правде", все смотрели на них как на эпилептиков и
идиотов, имеющих в идеале — есть редьку и писать донесения". Да, донесения. Они
до того всех удивили на первых порах своим появлением и своими мнениями, что
либералы начали даже сомневаться: не хотят ли де они писать на них донесения?
Решите сами: далеко или нет от этого глупенького взгляда на славянофильство ушли
многие современные либералы".
"Я во многом убеждений чисто славянофильских, — писал Достоевский, —
хотя, может быть и не вполне славянофил. Славянофилы до сих пор понимаются
различно. Для иных, даже и теперь, славянофильство, как в старину, например, для
Белинского, означало лишь квас и редьку. Белинский, действительно, дальше не
заходил в понимании славянофильства".
"Тут главное, — писал Достоевский в "Дневнике Писателя", — давнишний,
старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о
возможности русской самостоятельности. Прежде, когда-то, все это были либералы и
прогрессисты и таковыми почитались; но историческое их время прошло, и теперь
трудно представить себе что-нибудь их ретрограднее. Между тем, в блаженном
застое своем на идеях сороковых и тридцатых годов, они все еще себя считают
передовыми. Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить
более брезгливых аристократов в отношении к народу. Скажут, что они обличали в
нашем народе лишь темные стороны, но дело в том, что обличая темное, они осмеяли
и все светлое, и даже так можно сказать, что в светлом-то и усмотрели темное, Не
разглядели они тут, что светло, а что темно! И действительно, если разобрать все
воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного
здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и
придумать".
"Идею мы несем вовсе не ту, чем они, в человечество — вот причина. —
пишет Достоевский. — И это несмотря на то, что наши "русские европейцы" изо всех
сил уверяют Европу, что у нас нет никакой идеи, да и впредь быть не может, что
Россия и не способна иметь идею, а способна лишь подражать, и что мы вовсе не
азиаты, не варвары, а совсем, совсем как они, европейцы. Но Европа нашим русским
европейцам на этот раз, по крайней мере, не поверила. Напротив, в этом случае
она, так сказать, совпала в заключениях своих с славянофилами нашими, хотя их не
знает вовсе, и только разве слышала об них кое-что. Совпадение же именно в том,
что и Европа верит, как и славянофилы, что у нас есть "идея", своя, особенная и
не европейская что Россия может и способна иметь идею".

II

Славянофилы — плеяда высокоодаренных, высококультурных людей много
поработавших над восстановлением русских религиозных и социальных традиций,
полузабытых после Петровской революции. Касаясь разделения образованного
общества на два непримиримых лагеря — Западников и Славянофилов академик
Платонов пишет, что основной идейный водораздел проходил по линии оценок
Петровской революции:
"Славянофилы считали этот перелом несчастным, извратившим естественное
развитие народной жизни. Древняя Русь последовательно раскрывала в своих
учреждениях и в своем быту свои исконные начала народного духа: оставаясь
самобытною, она "желала просвещения", готова была "взять плоды его, откуда бы то
ни было", но хотела усвоить себе просвещение самостоятельно, свободно". Петр
нарушил естественный ход вещей, захотев "все западное пересадить на русскую
почву", и потому вместо свободного и прочного восприятия получилось
принудительное и внешнее, а потому и вредное подражание как в жизни культурной,
так и в деятельности государственной. Так как стремление к просвещению на Руси
существовало до Петра, то "выходит такое заключение, что все, что было истинного
в делах и реформах Петра, — принадлежит не ему, а все остальное принадлежит ему"
(К. С. Аксаков).
Академик Платонов, как и все ученые его поколения, выполнявший идейные
заказы Ордена Р. И., конечно заявляет себя идейным противником славянофилов и не
разделяет основных идейных положений славянофилов, которые, как это кажется
академику Платонову, неверно "мыслили историю человечества, как цепь сменявших
одна другую национальных цивилизаций, и стремились определить самобытное
содержание и "дух" цивилизации русской, которую будто бы извратил своей реформой
Петр".
"Дух" же западников Платонов формулирует так: "Западники верили в
единство мировой цивилизации, на вершинах которой ставили культуру современной
им Германии ("Иерусалима новейшего человечества", — как выражался Белинский).
Для западников древняя Русь, не знавшая этой германской (или вообще западной)
культуры, была страной неисторической, лишенной прогресса, осужденной на вечный
застой. Эту "азиатскую" страну из вековой косности вывел Петр. Силою своего
гения он сразу приобщил ее к последним достижениям общечеловеческой цивилизации
и создал ей возможность дальнейшего прогресса. Роль Петра в русской истории
поэтому громадна и благодетельна".
Идеологи славянофилов считали подобные взгляды западников исторически
неверными и оскорбительными для русского народа, носителя самобытной русской
культуры по своим духовным устремлениям нисколько не низшей, чем
германо-романская цивилизация.
К революционному перевороту совершенному Петром I славянофилы отнеслись
отрицательно. Одни из них, как Хомяков осуждали Петра снисходительно, другие как
К. Аксаков, более сурово. Но все славянофилы одинаково считали, что
государственный строй созданный Петром угашает русский народный дух. Яснее всего
понимал роковую роль Петра К. Аксаков (см. его критические отзывы на I и IV тома
Истории России Соловьева).

III

К 1840 году взгляды славянофилов приобрели уже характер законченной и
цельной системы. Это ясно видно из писем Хомякова, И. Киреевского и Самарина
летом 1840 года посланцу министра иностранных дел Франции Тьера (см. Н.
Барсуков. Жизнь и труды М. Погодина. т. V, стр. 478).
Главной заслугой славянофилов является пресечение тенденций слепого
подражания Европейской культуре. Они показали что Европа, которой хотели
подражать, сама переживает духовный кризис, что цивилизация Запада
неудовлетворительна, если расценивать ее с точки зрения высших запросов
христианства. Славянофилы обратили свой взгляд на самобытные корни русской
культуры и доказали, что Россия в целом ряде случаев стоит выше Европы.
Прочное здание просвещения России, — по мнению Киреевского, может быть
воздвигнуто только тогда, когда образованный слой народа "наконец полнее
убедится в односторонности европейского просвещения; когда он живее почувствует
потребность новых умственных начал; когда с разумною жаждою правды, он обратится
к чистым источникам древней православной веры своего народа и с чутким сердцем
будет прислушиваться к ясным еще отголоскам этой святой веры отечества в
прежней, родимой жизни России. Тогда, вырвавшись из-под гнета рассудочных систем
европейского любомудрия, русский образованный человек... найдет самые полные
ответы на те вопросы ума и сердца, которые больше всего тревожат душу, обманутую
последними результами западного самосознания".
Блестящий анализ противоречивости русских и европейских принципов дан И.
В. Киреевским в статье "О характере просвещения Европы и его отношения к
просвещению России":
"Христианство проникало в умы западных народов через учение одной Римской
Церкви, — в России оно зажигалось на светильниках всей Церкви Православной:
богословие на западе приняло характер рассудочной отвлеченности, — в
православном мире оно сохранило внутреннию цельность духа; там раздвоение сил
разума — здесь стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине
посредством логического сцепления понятий — здесь стремление к ней посредством
внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточия разума;
там искание наружного, мертвого единства — здесь стремление к внутренне живому;
там Церковь смешалась с государством, соединив духовную власть с светской и
сливая церковное и мирское значение, в одно устройство смешанного характера, — в
России она оставалась не смешанною с мирскими целями и устройством; там
схоластические и юридические университеты, — в древней России молитвенные
монастыри, сосредоточившие в себе высшее знание; там рассудочное и школьное
изучение всех высших истин, — здесь стремление к их живому и цельному познанию;
там взаимное прорастание образованности языческой и христианской, — здесь
постоянное стремление к очищению истины; там государственность из наличия
завоевания, — здесь из естественного развития народного быта, проникнутого
единством основного убеждения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34