там враждебная разграниченность сословий, — в
древней России их естественная совокупность, при естественной разновидности; там
искусственная связь рыцарских замков с их принадлежностями составляет отдельные
государства, — здесь совокупное согласие земли выражает неразделимое единство;
там поземельная собственность — первое основание гражданских отношений, — здесь
собственность только случайное выражение отношений личных; там законности
формально-логическая, — здесь — выходящая из быта; там наклонность права к
справедливости внешней, — здесь предпочтение внутренней..."
"Там законы исходят искусственно из господствующего убеждения, — здесь
они рождались естественно из быта; там улучшение всегда совершалось
насильственными переменами, — здесь стройным естественным возрастанием; там
волнение духа партий, — здесь твердость быта; там шаткость личной
самозаконности, — здесь крепость семейных и общественных связей; там
щеголеватость роскоши и искусственность жизни, — здесь простота жизненных
потребностей и бодрость нравственного мужества; там изнеженность мечтательности,
— здесь здоровая цельность разумных сил; там внутренняя тревожность духа, при
рассудочной уверенности в своем нравственном совершенстве, — у русского —
глубокая тишина и спокойствие внутреннего самосознания, при постоянной
недоверчивости к себе и при неограниченной требовательности нравственного
совершения; одним словом, там раздвоение духа, разделение мыслей, раздвоение
наук, раздвоение государства, раздвоение сословий, раздвоение общества,
раздвоение семейных прав и обязанностей; раздвоение и сердечного состояния,
раздвоение всей совокупности и всех отдельных видов бытия человеческого,
общественного и частного, — в России, напротив того, преимущественное стремление
к цельности бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного,
умозрительного и житейского, искусственного и частного. Потому, если справедливо
сказанное нами прежде, то раздвоение и цельность, рассудочность и разумность
будут последним выражением западно-европейской и древне-русской образованности".

IV

"Борьба между жизнью и иноземной образованностью, — пишет А. Хомяков в
статье "Мнение русских об иностранцах" (Московский Сборник. 1846 г.), — началась
с самого того времени, в которое встретились в России эти два противоположных
начала. Она была скрытою причиною и скрытым содержанием многих явлений нашего
исторического и бытового движения и нашей литературы; везде она выражалась в
двух противоположных стремлениях: к самобытности с одной стороны, к
подражательности с другой. Вообще можно заметить, что все лучшие и сильнейшие
умы, все те, которые ощущали в себе живые источники мысли и чувства,
принадлежали к первому стремлению; вся бездарность и бессилие — ко второму".
"...Это не система, а факт исторический. Правда многие, даже даровитые,
даже великие деятели нашей умственной жизни, были, слабостью мысли, соблазном
жизни общественной и особенно, так называемого, высшего просвещения, увлечены в
худшее стремление; но все от него отставали, обращаясь к высшему, к более
плодотворному началу. Таково было развитие Карамзина и Пушкина".
Таково же было развитие и многих других выдающихся деятелей русской
культуры; в том числе самих славянофилов. И они, как и Пушкин и Карамзин, в
юности прошли через увлечение европейской философией, атеизмом и т.д.
Анализируя неудачи европейского просвещения в России А. Хомяков пишет:
"Прежнее стремление нашей образованности, кончило свой срок. Оно было
заблуждением невольным, может быть, неизбежным, наших школьных годов. Я не
говорю, чтобы не только все, но дальше большинство получило уже новые убеждения
и сознало бы внутреннюю духовную жизнь русского народа — как единственное и
плодотворное начало для будущего просвещения; но можно утвердительно сказать,
что из даровитых и просвещенных людей не осталось ни одного, кто бы не
сомневался в разумности наших прежних путей". "Ибо, — указывал А. Хомяков, —
закон развития умственного — в вере народной, то есть в высшей норме его
духовных понятий". ("Мнение русских об иностранцах").
В "Разговоре в Подмосковной" (1856 г.) А. Хомякова, один из героев
Тульнев, говорит:
"Подите-ка скажите французу или англичанину, или немцу, что он должен
принадлежать своему народу: уговаривайте его на это, и вы увидите, что он
потихоньку будет протягивать руку к вашему пульсу с безмолвным вопросом: "в
своем ли уме этот барин?"
Он в этом отношении здоров и не понимает вас, а мы признаем законность
толков об этом вопросе. Почему? Потому что больны".
"Людей безнародных, — говорит Тульнев, — хотелось бы нам предостеречь от
гибельного подражания. Несколько поколений блуждали в пустыне: зачем другим
также бесплодно томиться".
"Все настоящее имеет свои корни в старине, — утверждал А. Хомяков. —
Из-под вольного неба, от жизни в Божьем мире, среди волнений братьев-людей
книжники гордо ушли в душное одиночество своих библиотек, окружая себя видениями
собственного самолюбия и заграждая доступ великим урокам существенности правды".
"Самый ход истории обличил ложь Западного мира, ибо логика истории произносит
свой приговор не над формами, а над духовной жизнью Запада".
"Не жалеть о лучшем прошлом, не скорбеть о некогда бывшей вере должны мы,
как Западный человек; но, помня с отрадою о живой вере наших предков, надеяться,
что она озарит и проникнет еще полнее наших потомков; помня о прекрасных плодах
просвещения нашего в древней Руси ожидать и надеяться, что с помощью Божией та
цельность, которая выражалась только в отдельных проявлениях, беспрестанно
исчезавших в смуте и мятеже многострадальной истории, выразится во всей своей
многосторонней полноте..."
"Русская земля предлагает своим чадам, чтобы пребывать в истине, средство
простое и легкое неиспорченному сердцу: полюбить ее, ее прошлую жизнь и ее
истинную сущность" (А. Хомяков, том I, 258).

V

Славянофилы так же как и Гоголь придерживались взгляда об отрицательности
революций для общественного развития. Алексей Хомяков утверждал почти то же
самое, что и Пушкин: "Только медленно и едва заметно творящееся полезно и
жизненно: все быстрое ведет к болезни".
Декабристы не являются для славянофилов национальными героями.
Славянофилы не верили в революцию, как самый быстрый и верный способ улучшения
жизни. Хомяков осуждал декабристов за их намерение поднять вооруженное восстание
и считал, что введение европейской формы правления, ничего кроме вреда не
принесет. Аксаков писал: "на Западе революционный нигилизм явление не случайное,
мимопроходящее... его корни в самой истории, в самой цивилизации Запада... он
есть плод от древа культуры, взращенного Западом". "Проповедники, вожди,
вдохновители, даже большая часть практических деятелей анархии и революционного
социализма — если не самый цвет европейского просвещения, то все люди обширных
знаний... они бесспорно передовые мыслители Западной Европы..."
"Главным двигателем всего этого является идея — и идея вдобавок
несомненно возвышенная. Да это идея — свободы, гуманности, справедливости,
равномерного распределения всех материальных благ и вообще равенства". "Как же
могло случиться, что высокая и нравственная идея творит дела чудовищно
безнравственные, — что... все, чем гордится XIX век, послужило и служит
истреблению, разрушению, торжеству грубой силы и одичания? В самом деле, что же
такое все эти современные анархисты и революционеры? Это новая порода диких — во
всеоружии науки и культуры, это мошенники — во имя честности и правды, это звери
ради гуманности, это разбойники прогресса, это демоны проповедующие о рае...
Какое зрелище представляет нам современность? Свобода обращается в тиранию,
равенство в попрание святейших прав человеческой личности, справедливость в злую
неправду, знание — в невежество, ум — в глупость..."
"Во всех речах ораторов прошлого революционного эпоса и во всех новейших
революционных, социалистических и иных разглагольствованиях, как бы страстны они
ни были, не слыхать ни души, ни сердца — ни одной ноты любви: они продукт
головной, сухой, отвлеченной рассудочности. Это... органический недостаток,
присущий, во-первых, самим учениям, полагающим в основу... глубокое насилие .
Во-вторых, он органически присущ и самой культуре, самому просвещению Запада, по
крайней мере в его настоящем фазисе. Ибо в основании, в глубине современных
учений Запада, не только революционных, но и философских вообще его "последнего
слова" ЛЕЖИТ ОТВЕРЖЕНИЕ БОГА, следовательно отвержение всего, что святит
человека и с ним всю природу... обездушение человека и порабощение его плоти,
поклонение обездушенной материи, обезбоженному, обездушенному человеку, как
Богу".
Аксаков давал следующую оценку приверженцам социализма вроде В.
Белинского, надеявшимся создать на земле рай земной с помощью насилия: "не в
науке, конечно, зло и не в цивилизации, а в той их вере в себя, которая отметает
веру в Бога и в Божественный нравственный закон... ибо... цивилизация и знание
сами по себе не застраховывают человечество от одичания и зверства". Беда в том,
что "духовно зависимого, служебного отношения цивилизации к высшему,
нравственному, религиозному христианскому идеалу не хотят признавать теперь
многие, едва ли не большинство "передовых мыслителей". А "цивилизация без
христианского религиозного просвещения, а тем более отрицая таковое — неспособна
сама по себе создать для человечества высший, лучший, нравственный строй бытия,
а логически венчается анархизмом и динамитом". Основная мысль Аксакова такова:
"цивилизация, сама по себе, вне нравственного идеала, не ею порожденного и от
нее независимого, бессильна дать общественному бытию ту основу, без которой
немыслимо самое ее существование".
А. Ю. Самарин в сборнике "Революционный консерватизм" дает следующее
глубокое определение революции, исходит ли она сверху, как революция Петра I,
или снизу, "из подземелий": "По моим понятиям, революция есть не что иное, как
рационализм в действии, иначе: формально правильный силлогизм, обращенный в
стенобитное орудие против свободы живого быта. Первою посылкою служит всегда
АБСОЛЮТНАЯ ДОГМА, выведенная априорным путем из общих начал, или полученная
обратным путем — обобщением исторических явлений известного рода. Вторая посылка
заключает в себе подведение под эту догму данной. действительности и приговор
над последнею, изрекаемый исключительно с точки зрения первой — действительность
не сходится с догмой и осуждается на смерть.
Заключение облекается в форму повеления, высочайшего или нижайшего,
исходящего из бель-этажных. покоев или из подземелий общества и, в случае
сопротивления, приводится в исполнение посредством винтовок и пушек, или вил и
топоров — это не изменяет сущности операции, предпринимаемой над обществом".

VI

Вместе с Гоголем Хомяков был одним из первых представителей образованного
общества Николаевской эпохи, который вернулся к православному мировоззрению. И в
творениях св. Отцов Православной Церкви он нашел глубокие ответы на все вопросы,
которые другие представители образованного общества искали обычно только у
масонов, масонских мистиков. и учениях европейских философов, выросших зачастую
под прямым воздействием вольтерьянства и масонства..
Изучая творения св. Отцов Хомяков пришел к мысли, что поскольку
Православие содержит особое понимание христианства, оно может стать основой для
нового похода к культурному и социальному творчеству. Так же как и Гоголь и
другие славянофилы Хомяков видел всю глубину русского своеобразия, и основу
этого своеобразия видел в Православии.
Большим знатоком св. Отцов был другой выдающийся представитель
славянофильства Иван Киреевский. Путь Киреевского к Православию напоминает путь
Пушкина. Отец Киреевского, как и отец Пушкина, был близок к масонам
Екатерининской эпохи. Крестным отцом его был никто иной, как виднейший масон И.
В. Лопухин. В юности Киреевский был деятельным членом кружка любомудров, а один
из любомудров А. И. Кошелев писал в своих "Записках" (стр. 7); "Христианское
учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для философов. Мы
особенно ценили Спинозу (средневекового еврейского философа. — Б. Б.) и считали
его творения много выше Евангелия и других священных писаний".
Признанный вождь славянофильства И. Киреевский, как и другие славянофилы
прошел через увлечение немецкой идеалистической философией и еще в 1829 году
издавал журнал "Европеец" В юности и молодости Киреевский был мало религиозен.
Усадьба Киреевских находилась всего в семи верстах от Оптиной пустыни — центра
русского старчества. Но молодой Киреевский, как и большинство образованных людей
его эпохи, мало интересовался оптинскими старцами. Что могли ему поведать
интересного эти старцы по сравнению с Шеллингом, Фихте и другими немецкими
философами? Что?
Случилось так, что Киреевский женился на духовной дочери Серафима
Саровского, умной хорошо образованной девушке. Глубокая религиозность жены не
нравилась Киреевскому и он позволял себе не раз даже кощунствовать в ее
присутствии.
Перелом совершился во время совместного чтения сочинений Шеллинга, когда
выяснилось, что многое из того, что писал Шеллинг, жене известно из творений св.
Отцов Церкви. Это поразило Киреевского, он сам стал читать творения св. Отцов и
завязал, сношения со старцами Оптиной Пустыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34