Она взглянула солдату в лицо и улыбнулась своей самой солнечной улыбкой. Тот смотрел на нее, не меняясь в лице. В первый раз в жизни Май не ответили на улыбку, и ей стало очень страшно. Этот человек даже не повел бровью, глядя на нее холодными неподвижными глазами.
– Я хочу предложить свои услуги, – просительно выговорила девушка, решив не теряться.
– Бельбидийка, – простонал он. – Откуда только берутся? Бельбидийцы повсюду! В копях не нужны пастушки, дуреха! Давай вали отсюда, пока не поздно. Если вздумаешь болтаться здесь больше недели и попрошайничать на улицах, тебя заберут в рабство. И выжгут на тебе здоровенное клеймо.
Он сгреб Май за руку, как будто собирался это сделать прямо сейчас. Девушка вырвалась, часто дыша, и вспомнила Брид. Никто в целом мире не посмел бы так разговаривать с Брид! Она была облечена верой! Да, Брид держалась так, будто сама Великая Матерь стоит у нее за плечом – более того, верила в это, что бы ни случилось. Если Май найдет в себе такую же веру, она тоже достигнет того, чего желает.
– Нет уж! – крикнула она, стараясь, чтобы голос звучал властно… но услышала со стороны какой-то испуганный писк.
Солдат снова поймал ее за руку и притянул к себе. Он коверкал бельбидийские слова:
– Да чего там ждать неделю? Я имею право отправить тебя в копи к рабам прямо сейчас!
– Я не пастушка и не деревенщина. – Она попробовала взглянуть ему прямо в глаза, но нашла в себе силы только пялиться солдату на ноги. – Я лекарь.
Май солгала, надеясь, что тщательно подобранный набор трав послужит доказательством. Она все-таки долго училась у Морригвэн, и хотя мало разбиралась в рунной магии и с трудом овладела начатками чтения, неплохо разбиралась в гербологии и знала простейшие способы лечения ран и заражений.
– Лекарь? А на кой нам доктора? Которые заболевают, те недолго протягивают, а замены хоть отбавляй.
Май пыталась не подавать виду, как ее ужасает такая жестокость.
– Но ведь у вас в копях не только рабы! Там еще солдаты, надсмотрщики… Разве им никогда не нужен лекарь?
– У нас есть костоправ, и нам вполне хватает. Офицер с интересом наблюдал за их разговором. На груди его поверх черной формы блестела золотая цепь. Во всем читалось, что человек этот преисполнен сознания собственной значимости. При пристальном взгляде на Май по лицу его расплылась улыбка, и Май с превеликим трудом улыбнулась ему в ответ, блестя глазами. Она понимала, что это хотя и поможет ей попасть в копи, но может причинить и неприятности.
– Я не просто лекарка, – выпалила она, толком не зная, что собирается сказать, и лихорадочно ища, каким же она еще обладает умением? Вдруг ее осенило. Май вспомнила, как Амариллис зарабатывал им обоим на жизнь, и еще – как она проводила долгие часы в комнате Морригвэн, слушая и рассказывая истории. – Я… я еще и сказительница.
Среди солдат пронесся насмешливый ропот, но при всей своей абсурдности идея, похоже, понравилась офицеру.
– Пускай проходит, – лениво вмешался он. – Сказительница может и пригодиться. Если не знаешь кеолотианского, крошка, ты быстро научишься. Мало кто рассказывает истории на нашем языке, а солдатам тоже нужно развлекаться.
Солдат намалевал на одежде Май красный круг и указал в сторону черной башни.
По сторонам ворот с опускающейся решеткой вздымались огромные статуи, украшенные рубинами. Красные камни поблескивали, словно злые глаза, в спину Май, когда она шла через ворота. Девушка с содроганием сердца смотрела на резные головы гоблинов, грифонов и бородатых волков, выступавшие из камня. Она накинула капюшон плаща и невольно потянулась проверить, на месте ли Некронд.
На краткий мир ей захотелось попробовать вызвать Морригвэн из мира мертвых. Но она не была уверена, что это возможно: Яйцо вызывало только тех, кто томился в Иномирье, а такая старая женщина, как Карга, должно быть, очень устала от жизни и теперь вкушает блаженство Аннуина, недостижимая для зовов. Кроме того, весь план бегства с Некрондом был придуман для того, чтобы избавить Каспара от искушения воспользоваться Яйцом. Сама Май могла натворить не меньше бед, поддавшись искушению. Она уже начала поддаваться, ища простейших выходов.
Дорога все углублялась и углублялась, ведя дальше и дальше под землю. Звуки города за спиной делались все тише, сходя на нет, и теперь Май слышала только монотонные голоса солдат, понукающих толпу поторопиться и построиться в линию, да шарканье и топот многих ног.
Она туго запахнула плащ и сжала в кулаке застежку, подаренную Каспаром.
– Дай мне драконьи силы, чтобы довести все до конца, – шепотом взмолилась девушка.
В глубине души Май все еще надеялась, что Каспар придет за ней. Может быть, он все-таки ее любит; может, даже так сильно, что в поисках ее пройдет всю Кеолотию. Может, он отложит все свои дела, управление замком и другие обязанности, только ради того чтобы отыскать Май. Она так сильно сжимала застежку, что та больно впечатывалась в ладонь, но это была сладкая боль, боль любви.
В нижние коридоры не проникало ни лучика дневного света. Сначала их своды и пол были из обработанного камня, но чем дальше, тем более грубым становился коридор. Вскоре под подошвами разбитых башмаков Май уже хрустели осколки камней на голой земле. Туннель был вырыт прямо в земле, старой и потрескавшейся от времени; кое-где от него отходили ответвления поновее. В стенах то и дело встречались низкие двери с остроконечными архитравами.
Чем дальше они углублялись под землю, тем страшнее становилось Май. Она чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Теперь туннель стал каменным, стены его носили на себе бесчисленные отметины кирки и молота.
Май огляделась. Никто из солдат и прочих рабочих не обращал на нее особого внимания, и девушке показалось, что это сами стены пялятся на нее.
Туннель подвел к высоким двустворчатым дверям. Здесь Май отделили от остальных и за воротник втащили сквозь большие двери в боковой коридор, освещенный медными светильниками. Воздух казался густым от дыма, и девушка закрыла рот рукавом. В глазах у нее щипало. Через несколько шагов она услышала впереди смех и грубое пение многих голосов; мелодия была чуждая и вовсе неблагозвучная. Не то чтобы все торра-альтанцы прекрасно пели, но они хоть вкладывали в пение свои чувства; а этот хор звучал несколько звероподобно.
Светильников по пути становилось все больше. Пение приближалось; оно неслось из конца коридора, где виднелась новая арка и двустворчатые двери. Солдат, тащивший Май за шиворот, пихнул ее в дверь, в длинное дымное помещение, битком набитое кеолотианскими солдатами. Все они сидели за дощатым столом, лица их в свете огня казались красными. Очевидно, это была казарма, где солдаты отдыхали между работорговческими рынками Кастагвардии и копями Каланзира. В воздухе стоял крепкий запах пота, крепкого эля и рвоты. Май почувствовала себя беззащитной и маленькой, как никогда.
Она, конечно, привыкла к грубым людям. Девушка долго жила в пограничной крепости, где больше всего уважение вызывали воины, умевшие сражаться стойко и храбро, да что там – подчас и жестоко. А выросла Май в лесу, среди дровосеков, тоже не отличавшихся мягкостью из-за тяжелых условий жизни. Но в обоих случаях рядом с мужчинами присутствовали их женщины, а здесь Май была совсем одна.
Потолок комнаты уходил ввысь, дым тек в трубу огромного камина, и здесь можно было дышать. Но помещение казалось слишком мрачным из-за отсутствия какой бы то ни было мебели, кроме длинных столов и скамей, на которых солдаты и сидели, распивая пиво.
Как только Май вошла и ее представили как сказительницу, солдатня дружно потребовала историю.
– Но я еще не знаю кеолотианского, – запротестовала она.
Большинство глумливо засвистело, но пара-тройка солдат понимали по-бельбидийски и согласно загомонили. С Май стащили меховой плащ, приговаривая, что хотят получше видеть сказительницу во время рассказа.
Май сильно дрожала. Она чувствовала себя полной дурой. Придется рассказать что-нибудь по-настоящему интересное, чтобы ей не причинили вреда. Девушка сильно жалела, что не обладает волшебным голосом Амариллиса.
Май насильно усадили за стол; в процессе один солдат сильно дернул ее за рукав и порвал его, после чего жадно уставился, облизывая губы, на обнаженную руку в прорехе. Май зажмурилась, собирая все свое мужество, пока товарищи оттесняли того солдата и, гогоча, из рук в руки передавали его над головами в дальний конец помещения.
Девушка никогда не считала себя настоящей сказительницей, хотя очень любила слушать, как рассказывает Керидвэн, и чему-то научилась от нее. Керидвэн повествовала о рыцарских подвигах, голос ее то был мягким, как шелест воды, то гремел, как бурный ветер. Май думала, как это жрица умудряется во время рассказа казаться то маленькой и хрупкой, то огромной и грозной – в зависимости от того, о чем идет речь. О героях она говорила одним образом, о злодеях – совсем Другим, и эти люди как живые вставали перед глазами.
Сердце девушки колотилось в горле, когда она открыла рот, чтобы приступить к рассказу. Слушатели все ещё свистели и гоготали, и били кулаками по столу. Май заговорила мышиным голоском… и сама себя не услышала из-за шума. Она прочистила горло и попробовала еще раз:
– Давным-давно, в дни драконьих лордов… Солдаты шумно затопали ногами.
– На кеолотианском! – требовали они раздраженно.
В Май полетели остатки жирной еды, разваренные овощи. Ноги девушки ослабли, хорошо еще, что она сидела. Она не знала кеолотианского, могла связать вместе не больше трех слов, и то во фразы, которые ей сейчас не могли пригодиться, вроде «эта кошка черная» или «ну и урод же ты». И тому ее научил Пип.
Твердая кость с остатками жира ударила Май в плечо. Жир потек по руке. Чья-то грязная рука ухватилась за подол ее платья. Под науськивания дружков солдат полез к ней под юбку. Девушка знала, что недолго выдержит под таким напором. Ее будут насиловать, пока она не умрет, и самое плохое – заберут Некронд. Надо же было свалять такого дурака и принести Яйцо сюда, где оно попадет в руки какого-нибудь кеолотианского солдата! Худшего места для хранения Некронда нельзя было найти во всем мире.
Но сожаления запоздали, сейчас нужно было действовать. Май сунула руку в карман и ногтем открыла ларчик, сжав Яйцо в потной ладони.
– Давным-давно, в дни драконьих лордов, – громко и решительно начала она, – жил да был красный дракон, и жил он в этой самой пещере.
По мере рассказа она старалась представить чудовище как можно яснее и призвать его сюда – но только как образ, при этом наполовину оставляя его в мире духов. Длинное, извивающееся красное тело дракона замерцало, вытянувшись на соседнем столе.
Немедленно воцарилась тревожная тишина. Увлеченная собственной силой, Май продолжала рассказ. Что именно говорить, было не очень важно, покуда она призывала образы разных сказочных тварей. Май говорила об охоте на драконов и об отважном герое, убивавшем злобных змеев; потом перешла на историю о крылатых единорогах и летающих конях, которые немедленно появились и затанцевали в воздухе над головами. Она говорила о русалках – и их звенящие голоса наполнили комнату пением.
Солдаты, забыв обо всем, просили не останавливаться.
Май уже утомилась, и когда она попыталась призвать сразу трех зверей, они неожиданно прорвали грань меж жизнью и смертью и появились почти во плоти, завывая и корчась, как новорожденные дети при первом вдохе жизни. Девушка почувствовала, что за ними рванулось множество других существ, и испугалась их жадного внимания. Сосредоточиться становилось все труднее, Май старалась выбирать самых маленьких и безвредных созданий, но вдруг из пустоты выскочил крылатый огнедышащий лев и уселся у ног девушки раньше, чем она успела это предотвратить. Солдаты таращились на нее во все глаза.
Пока она трудилась, отправляя огненного льва обратно, из воздуха появилась коза с рыбьим хвостом и когтями вместо копыт. Она шмякнулась посреди стола, совершенно плотная и живая. Вслед за ней в воздухе мелькнула черная тень волка. Ближайший солдат заорал от ужаса, когда рыбохвостая коза бросилась на него.
Паника помогла Май реагировать стремительно; она приказала козе, как собаке:
– К ноге!
Та немедленно повиновалась.
Девушка быстро оглядела комнату, ища ускользнувшую волчью тень. Она приказала, чтобы это вернулось, чем бы оно ни было, – но тень где-то спряталась и не подчинялась. Солдаты смотрели на нее с восторженным изумлением, похоже, сочтя происходящее частью истории.
Май вдруг очень не понравился один из солдат, подсевший к ней со спины. Он так и сверлил ее взглядом, изо рта свисал красный язык.
Девушка запаниковала. Какое-то чудовище вырвалось из-под ее власти, и она не знала, как загнать его обратно в Некронд! Сердце Май часто колотилось. Теперь эта тень замучит ее до смерти, и тогда ей придется предстать перед Морригвэн, гневной и разочарованной.
«Дитя, – презрительно скажет Старая Карга, – я же говорила тебе! Именно поэтому ты не смогла стать новой Девой. У тебя не хватает рассудка. Как ты могла подумать, глупая, что сможешь защитить Некронд лучше, чем Спар, которого избрала хранителем сама Великая Матерь?»
Май по-прежнему не видела тени, хотя обшаривала комнату глазами. Но она чувствовала, что чудовище где-то рядом, подбирается к ней. Она попыталась хотя бы собрать остальных животных, приведенных из Иномирья, но и того не смогла, так она была испугана и сбита с толку.
Солдат, сидевший у Май за плечом, сильно дернулся. Лицо его скривила страшная ухмылка, губы раздвинулись, открывая гнилые до черноты зубы, растущие и заостряющиеся прямо у Май на глазах. Из уголка одного из глаз выкатилась капелька крови.
Солдат резко вскочил, опрокинув табурет, в руке его сверкнул короткий меч.

ГЛАВА 20

Урсула отважно стояла перед рычащим медведем, не делая попытки отступить. Она вытянула перед собой татуированные руки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72