Ты только что купила очередной мег памяти для моего компьютера.
Она протянула мне что-то маленькое и увесистое, завернутое в красную с серебряным бумагу, и не могла сдержать своей радости, увидев выражение моего лица, когда я открыла коробку и стала снимать мягкую оберточную бумагу.
– Я решила, что это тебе пригодится, чтобы записывать расписание судебных заседаний, – сказала она. – Подходит к твоей мотоциклетной куртке.
– Люси, какая красота. – Я провела рукой по черной кожаной обложке записной книжки и открыла ее кремовые страницы. Я вспомнила про то воскресенье, когда она приехала, о том, как долго ее не было, когда она укатила в клуб на моей машине. Наверняка тогда она и отправилась по магазинам.
– А вот еще один подарок, но тут просто запасные блоки для записной книжки и календарь на следующий год. – Она положила мне на колени сверточек поменьше, и тут зазвонил телефон.
Марино поздравил меня с Рождеством и сказал, что хочет заскочить с так называемым «подарочком».
– Скажите Люси, чтобы она оделась потеплее и ничего облегающего, – несколько раздраженно проговорил он.
– О чем это вы? – не поняла я.
– Никаких облегающих джинсов, а то она не сможет ни класть, ни доставать патроны из карманов. Вы говорили, она хочет научиться стрелять. Первый урок сегодня утром до обеда. Если она пропустит занятие, это ее проблема. Во сколько мы едим?
– С половины второго до двух. Мне казалось, вы были связаны определенными планами.
– Ну так я развязался. Я подъеду минут через двадцать. Скажите девчонке, что на улице собачий холод. Вы хотите поехать с нами?
– В другой раз. Я лучше останусь и приготовлю обед.
Когда Марино приехал, его настроение лучше не стало, и он демонстративно занялся осмотром моего «рюгера» тридцать восьмого калибра. Открыв барабан, он стал медленно вращать его, заглядывая в каждую камеру. Отведя ударник затвора, он посмотрел в ствол и затем нажал на курок. Пока Люси с любопытством наблюдала за ним, он с важным видом показал на остатки растворителя, которым я пользовалась, и заявил, что у моего «рюгера», вероятно, «заусенцы» и их нужно спилить. Потом он увез Люси на своем «форде»
Когда через несколько часов они вернулись с розовыми от мороза лицами, Люси гордо показала мне кровавый мозоль на пальце.
– Ну как у нее получалось? – поинтересовалась я, вытирая о фартук руки.
– Неплохо, – сказал Марино, заглядывая за меня. – Я чувствую запах жареного цыпленка.
– Ничего подобного. – Я взяла у них куртки. – Вы чувствуете запах cotoletta di tacchino alia bolognese.
– У меня получалось лучше, чем «неплохо», – заметила Люси. – Я только дважды промахнулась.
– Тебе нужно тренироваться, пока ты не перестанешь бить по курку. Запомни, нажимать нужно плавно.
– На мне больше сажи, чем на Санта-Клаусе, который влетел через трубу, – весело воскликнула Люси. – Я приму душ.
На кухне, пока я наливала кофе, Марино разглядывал стоявшие на столике марсалу, тертый сыр пармезан, тонко нарезанную копченую ветчину, белые трюфели, обжаренные кусочки филе индейки и другие разнообразные составляющие нашего обеда. Мы пошли в гостиную, где в камине пылал огонь.
– Я очень благодарна вам за то, что вы сделали, – сказала я. – Вы даже не представляете, как я вам признательна.
– Одного занятия недостаточно. Может, мне удастся поучить ее еще пару раз, до того как она вернется во Флориду.
– Спасибо вам, Марино. Надеюсь, изменение планов не стоило вам больших жертв.
– Ерунда, – буркнул он.
– Вы, видимо, раздумали обедать в «Шератоне», – ненавязчиво заметила я. – Ваша подруга могла бы пообедать с нами.
– Не сложилось.
– А как ее зовут?
– Танда.
– Любопытное имя.
Марино покраснел.
– И что же это за Танда? – продолжала я.
– Сказать по правде, там не о чем говорить.
Резко поднявшись, он направился в сторону ванной комнаты.
Обычно в разговоре с Марино я старалась не касаться его личной жизни, если только он сам не подводил к этому. Но на этот раз я не удержалась.
– А где вы с ней познакомились? – поинтересовалась я, когда он вернулся.
– В танцевальном клубе.
– Вы просто молодец, что куда-то ходите, встречаетесь с новыми людьми.
– Вообще, если хотите знать, тоскливо. Более тридцати лет я ни с кем не встречался. Я как Рип Ван Винкль: проснулся в другом веке. И женщины уже не такие, как раньше.
– Как же так? – Я старалась сдержать улыбку.
Марино явно говорил об этом с полной серьезностью.
– С ними все уже не так просто.
– Просто?
– Да, как, например, с Дорис. У нас не было никаких сложностей. Вдруг через тридцать лет она неожиданно уходит, и мне приходится все начинать сначала. Я пошел в этот чертов клуб, потому что поддался на уговоры своих приятелей. Сижу себе, потом вдруг к столику подходит Танда. После второй бутылки пива она спрашивает у меня мой номер телефона. Как вам это нравится?
– Вы ей его дали?
– Я говорю ей: «Послушай, если хочешь встретиться, дай мне свой номер. Я позвоню тебе сам». А она говорит, что я с луны свалился, и приглашает меня в кегельбан. Так все и началось. А закончилось тем, что она рассказала мне, как пару недель назад в кого-то врезалась на машине и теперь у нее неприятности с полицией. Она хотела, чтобы я все уладил.
– Простите. – Я взяла из-под елки подарок и протянула ему. – Надеюсь, вам это понравится и пригодится.
Он развернул сверток с красными подтяжками и подходящим галстуком.
– Шикарный подарок, док. Благодарю вас.
Он вновь поднялся и, проворчав что-то о «проклятых таблетках», направился в ванную. Через несколько минут он вернулся и сел возле камина.
– Когда вы в последний раз проходили медосмотр? – спросила я.
– Пару недель назад.
– И что?
– А как вы думаете? – сказал он.
– У вас повышенное давление, вот как я думаю.
– Чушь.
– Что конкретно говорил вам врач? – спросила я.
– Сто пятьдесят на сто десять, и чертова простата увеличена. Поэтому и приходится принимать эти таблетки. Прыгаешь туда-сюда, и все без толку. Он сказал, что, если лучше не станет, придется действовать.
Под «действием» подразумевалась трансуретальная резекция простаты. Ничего страшного, но и ничего приятного. Меня волновало давление Марино. У него была довольно реальная перспектива получить инфаркт или инсульт.
– Да еще лодыжки опухают, – продолжал он. – И ноги болят, и голова болит. Мне нужно бросить курить, перестать пить кофе, сбросить килограммов пятнадцать и как можно меньше волноваться.
– Да, вам необходимо выполнить все эти рекомендации, – твердо сказала я. – А мне кажется, вы не прислушались ни к одному из этих советов.
– Речь идет всего-навсего об изменении всей жизни. И кто бы мне об этом говорил?!
– Я не страдаю повышенным давлением, и я бросила курить ровно два месяца и пять дней назад. Не говоря уже о том, что, если бы я сбросила полтора десятка килограммов, от меня бы ничего не осталось.
Он смотрел на пламя.
– Послушайте, – предложила я, – почему бы нам не взяться за это сообща? Станем поменьше пить кофе и займемся физкультурой.
– Представляю, как вы будете заниматься аэробикой, – кисло усмехнулся он.
– Я буду играть в теннис. А вы можете заняться аэробикой.
– Может быть, мне еще эти шорты в обтяжку надеть?
– Ну, с вами не договоришься, Марино.
Он поспешил перевести разговор на другую тему.
– У вас есть копия того факса, о котором вы мне говорили?
Я удалилась к себе в кабинет и вернулась со своим чемоданчиком. Открыв его, я протянула ему сообщение, которое обнаружил Вэндер при помощи усилителя изображения.
– Это было на том чистом листе бумаги, который мы нашли на кровати Дженнифер Дейтон, да? – спросил он.
– Совершенно верно.
– Я до сих пор не могу понять, зачем у нее на кровати лежал чистый лист бумаги с той стекляшкой. Откуда они там взялись?
– Не знаю, – ответила я. – А что с сообщениями на ее автоответчике? Есть что-нибудь?
– Разбираемся. Со многими нужно побеседовать. – Достав из кармана рубашки пачку «Мальборо», он нарочито громко вздохнул. – Черт возьми. – Он бросил пачку на столик. – Теперь каждая сигарета будет сопровождаться упреком с вашей стороны, да?
– Нет, я просто посмотрела на пачку. Я же не сказала ни слова.
– Вы помните то интервью, которое вы давали пару месяцев назад? Его показывали по Пи-би-эс.
– Смутно.
– Дженнифер Дейтон записала его. Кассета с этой пленкой была вставлена в видеомагнитофон; когда мы нажали воспроизведение, мы увидели вас.
– Что? – изумленно воскликнула я.
– Конечно, эта передача была посвящена не только вам одной. Там показывали еще что-то об археологических раскопках и о съемках голливудского фильма.
– Зачем ей понадобилось записывать меня?
– Еще одна деталь, которая никуда пока не вписывается. Помимо тех анонимных звонков с ее телефона, когда она вешала трубку. Похоже, у Дейтон были с вами связаны какие-то мысли, до того как ее укокошили.
– Что вам еще удалось о ней узнать?
– Мне надо покурить. Хотите, чтобы я вышел на улицу?
– Да нет, конечно.
– Ничего обнадеживающего, – продолжал он. – При осмотре ее офиса мы наткнулись на свидетельство о разводе. Оказывается, она вышла замуж в 1961 году, через два года развелась и вновь изменила фамилию на Дейтон. Потом она переехала из Флориды в Ричмонд. Ее бывшего супруга зовут Уилли Трэверс, он из этих, помешанных на здоровье, и занимается... как это? Ну, здоровьем как целым. Черт, не могу вспомнить.
– Холистическаямедицина?
– Точно. Он по-прежнему живет во Флориде, в Форт-Майерс-Бич. Я звонил ему по телефону. Из него чертовски трудно что-либо вытянуть, но кое-что мне удалось узнать. Он говорит, что они с мисс Дейтон продолжали оставаться после развода друзьями и даже встречались.
– Он приезжал сюда?
– Трэверс сказал, что она приезжала к нему туда, во Флориду. Они встречались и, как говорит Трэверс, вспоминали все хорошее". В последний раз она была там в ноябре, где-то в районе Дня благодарения. Мне еще удалось выудить из него кое-что о брате и сестре Дейтон. Сестра намного младше, замужем, живет на Западе. Брат самый старший из них, ему за пятьдесят, он – менеджер продуктового магазина. У него пару лет назад был рак горла, и после операции он остался без голоса.
– Минуточку-минуточку, – перебила я.
– Да. Вы знаете, что в этом случае происходит, и вы бы узнали, если бы услышали. Тот тип, что звонил вам в офис, никак не мог быть Джоном Дейтоном. Это был кто-то другой, и у него были свои причины разузнать у вас результаты вскрытия Дженнифер Дейтон. Ему было известно имя. Ему было известно, что звонок мог быть из Колумбии, из Южной Каролины. Но он не знал о проблемах Джона Дейтона со здоровьем, не знал, что его голос должен был звучать несколько механически.
– Трэверс знает, что его бывшую жену убили? – спросила я.
– Я сказал ему, что медицинская экспертиза еще не дала заключения.
– А когда она умерла, он был во Флориде?
– По его утверждениям, да. Я бы хотел знать, где находился ваш приятель Николас Грумэн, когда она умерла.
– Приятелем мне он никогда не был, – заметила я. – С какого бока вы собираетесь к нему подобраться?
– Пока ни с какого. С такими, как Грумэн, ошибаются только один раз. Сколько ему?
– Где-то в районе шестидесяти, – ответила я.
– Он здоровый мужик?
– Я не видела его со времени своей учебы в юридическом колледже. – Я встала, чтобы поправить поленья в камине. – В те времена Грумэна можно было назвать худощавым. А роста, я бы сказала он был среднего.
Марино промолчал.
– Дженнифер Дейтон весила шестьдесят семь килограммов, – напомнила я ему. – Судя по всему, убийца, задушив ее, перенес тело в машину.
– Хорошо. Возможно, у Грумэна была подмога. Хотите набросок сценария? Например, такой. Грумэн представлял Ронни Уоддела, который был далеко не хрупок. А, может быть, нам следует говорить «есть» вместо «был»? Отпечаток Уоддела найден в доме Дженнифер Дейтон. Грумэн вполне мог навестить ее и не один.
Я смотрела на огонь.
– Кстати, дома у Дженнифер Дейтон я так и не нашел ничего, откуда могло бы взяться то перышко, о котором вы говорили, – добавил он. – Вы ведь просили меня поискать.
И тут засигналил его маленький приемник. Сорвав его с ремня, он прищурился и посмотрел на экранчик.
– Проклятье, – воскликнул он, направляясь на кухню к телефону.
– В чем де... Что? – донесся до меня его голос. – О Боже. Ты уверен? – Последовала короткая пауза. Когда он вновь заговорил, в его голосе чувствовалось напряжение: – Не волнуйся. Я стою в четырех метрах от нее.
* * *
На перекрестке Уэст-Кэри и Уиндзор-Уэй Марино проскочил на красный свет. На приборной панели белого «форда-лтд» мигали многочисленные огоньки. Я представляла Сьюзан, сидевшую, поджав ноги, в кресле, кутавшуюся в махровый халат, чтобы согреться от озноба, причиной которого был не холод. Я вспомнила изменчивое выражение ее лица, ее глаза, что-то таившие от меня.
Меня охватила дрожь, и я никак не могла прийти в себя. Сердце билось так сильно, что, казалось, я ощущала его в горле. Полиция обнаружила машину Сьюзан в переулке неподалеку от Стробери-стрит. Ее труп находился на сиденье водителя. Было неизвестно, что она делала в этом районе города, и что стало причиной убийства.
– Что еще она говорила во время вашей вчерашней беседы? – спросил Марино.
Я не могла вспомнить ничего существенного.
– Она была в напряжении, – сказала я. – Что-то тревожило ее.
– Что? Есть какие-нибудь предположения?
– Не знаю что.
Дрожащими руками я открыла свой медицинский чемоданчик и вновь проверила его содержимое. Фотоаппарат, перчатки и все остальное было на месте. Я вспомнила, как Сьюзан как-то сказала, что, если кому-то вздумается похитить или изнасиловать ее, ему прежде придется ее убить.
Довольно часто мы оставались с ней на работе вдвоем, чтобы все убрать и разобраться с писаниной. Мы не раз делились друг с другом своими мыслями о всяких женских проблемах, о любви к мужчинам и о том, каково чувствовать себя матерью. Как-то раз мы заговорили о смерти, и Сьюзан призналась, что боится ее.
– Нет, я не про преисподнюю, и не про муки адовы, о чем говорит отец, я боюсь не этого, – уверенно говорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43