https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/steklyannye/
Закрыв глаза, девушка вспоминает, как в детстве на Золотой Неделе она с семьей ездила на пляж Кацурахама. Она помнит, как босиком стояла на песке, а прибывающие волны щекотали ей ноги. Но сейчас она вспоминает отлив, когда все точно неподвижно повисает в тишине. Ногами она ощущает, как убегает вода. Афуро вспоминает, как закрывала глаза и слушала чаек, несущихся по небу, и уходящие волны – будто весь мир мало-помалу отдаляется, выскальзывает из-под ног.
Афуро встает, ковыляет через бар и взбирается по лестнице на улицу. Дождь прекратился. Словно повис в воздухе – влажный занавес, готовый упасть, окутал город.
21
ПРИЗРАК КАПИТАНА МАНФРЕДА ФОН РИХТХОФЕНА
Когда Афуро закончила рассказ, на часах мерцало 3:12.
Девчонка закурила миллионную сигарету за вечер, а я сполз с постели, добрался до ванной и плеснул в лицо холодной водой. Чувак, глазевший на меня из зеркала, выглядел жутко. Землистая кожа, волосы дыбом, мешки под глазами, налитыми кровью. Нет, это не я, ничего подобного. Видимо, красные огни воскресили привидение капитана Манфреда фон Рихтхофена.
Налив стакан воды, я вернулся в комнату и обнаружил, что Афуро крепко уснула. Я забрал у нее сигарету и свалил окурки в красную мусорную корзину. Если учесть события последних суток, девчонка, должно быть, совсем вымоталась. Я тоже вымотался, но спать не хотелось, так что я просто уселся на край постели – прямо знаменитая скульптура Родена. Чувствовал я себя примерно таким же живчиком.
Вокруг было тихо, так тихо, что я почти забыл об остальном мире вне этой комнаты. Даже в такой час, в пятницу ночью в Токио пульсирует хаотичная жизнь. По электрическим улицам мчатся байки, в западном Токио крутые ночные клубы разрываются от музыки. А здесь, в «Люксе Красного Барона», – лишь алые отблески и сонное дыхание девчонки. Нереальная сцена, подумал я, точно жизнь в пузыре.
Я прикинул, как вписывается в общую картинку история Афуро, разложил события по полочкам и взвесил возможности. В 1975 году кент по имени Боджанглз подваливает к детективу Ихаре, чтобы выследить Накодо. Через двадцать шесть лет Боджанглз платит Миюки, чтобы та отращивала волосы. Вскорости Миюки закручивает интрижку с Накодо. Миюки говорит Афуро, что Боджанглз и Накодо – два разных человека, но видела она Боджанглза или нет – не поймешь. А чуть позже Миюки умирает, и Накодо тащит меня в свой особняк в Арк-Хиллз. Афуро уверена, что этот Боджанглз разнес ее хату, но какое-то время она была уверена, что я и есть Боджанглз. Может, Боджанглз и Накодо – одно лицо? Или Боджанглз – шестерка Накодо? Не катит, если только в семьдесят пятом Накодо не пытался выследить сам себя.
Еще вариант: Боджанглз – это Человек в Белом. Письма – определенно его стиль, и анахроничная фотография, которую я видел во время припадка, очевидно, указывает на связь между Человеком в Белом и Накодо. А содержание самих писем? За каким чертом платить девчонке, чтобы она отращивала волосы или надела определенное платье? И после того первого конверта в кафе «Акрофобия» выплаты продолжались еще долго, может, вплоть до последних дней. Что там Миюки говорила в письме к Афуро? «Я вляпалась в очень сложную и довольно-таки страшную штуку». Чует мое сердце, что до своей смерти Миюки делала что-то еще для Боджанглза, не просто волосы отращивала. У него были какие-то планы и на девчонку, и на Накодо. «Сейчас все идет к финалу».
Не исключено, что Боджанглз замочил Миюки. Не зная, что он за человек, ничего нельзя исключать. Но я был уверен, что вчера он не пытался убить Афуро. Киллер не стал бы разносить ее квартиру вдребезги и делать оттуда ноги. Он дождался бы девчонку или оставил все как есть и вернулся бы позже. Разгром в квартире вызвал только страх и подозрение. Может, он этого и хотел – напугать Афуро. Нет, слишком уж тщательно перерыта квартира. Кто бы ее ни раздербанил, он что-то искал. Но что?
Если это был Боджанглз, может, он проверял, не хранила ли Миюки до отъезда какие-нибудь его записки; не осталось ли такого, что их связывает. Может, еще до своей гибели Миюки подозревала что-нибудь в этом роде, поэтому и отправила письмо к Афуро на работу, а не в квартиру, где они раньше жили. Может, Накодо искал такие же улики – хотел забрать цацки и другие подарки, которые покупал для Миюки, на тот случай, если полицейские начнут вынюхивать и задавать вопросы. Потому что, когда вдело встревает полиция, за нею по пятам являются скандальные газетенки.
Хотя с другой стороны, Накодо нечего бояться скандала, разве что он и вправду убил Миюки. В наши дни просто не раздуешь скандал из связи пятидесятилетнего чинуши из Министерства строительства и двадцатилетней хостес. К тому же Накодо не женат. И даже если Миюки покончила с собой из-за него, пальцем в него тыкать никто не станет. Ее самоубийство сочтут идиотским жестом, мелодрамой романтичной девчонки, которая не просекает жесткие реалии мира. Перефразируя Ихару – так поступил бы тот, кто не знает, каких он размеров рыба.
Но я по-прежнему не считал, что Миюки покончила с собой. И не думал, что ее прикончил Накодо или его люди. Может, я и ошибаюсь, но в тот день, когда он вызвал меня в свой особняк и рассказал, что Миюки исчезла, он, по-моему, о ней искренне беспокоился. А может, он беспокоился не о ее безопасности, а о собственной репутации.
Может быть. Как-нибудь. Возможно.
Все это абстракция и теория. А я знаю только, что Миюки мертва и каким-то боком тут впутаны Накодо и мужик по имени Боджанглз. Добавьте Человека в Белом и какую-то Бэндзайтэн – если эти двое существуют не только в моих припадочных мозгах. Мне нужны еще факты. Будет несимпатично, нелегко и, наверное, даже небезопасно, но я знал один железный способ их раздобыть. Отправиться в дом Накодо, куда я и направлялся, когда на меня бросилась Афуро.
Сейчас, глядя на ее тельце, скорчившееся и тонущее в покрывале, будто расплющенный белый знак вопроса на алом фоне, мне трудно было поверить, что она способна на это. И кстати, чего это Афуро огрела меня кирпичом, когда в сумочке у нее был нож? Где она вообще откопала этот кирпич? Она что, тащила его в сумке через весь город, в такси и поездах? Хрен разберешь, что у нее на уме. Но я знал, что она еще не понимала, как повлияла на нее смерть Миюки, и, может, еще многие годы до конца не поймет. Судя по тому, что Афуро мне рассказала, они с Миюки жили в довольно замкнутом мире, пронизанном безвредными секретами и личными шуточками. В этом мире были доверие и с трудом завоеванная близость, а защищала его общая история, которую выдавали безмолвные взгляды и загадочные слова, непонятные для чужаков. Такая дружба случается, пожалуй, раз в жизни, если повезет, и ее почти невозможно удержать после определенного возраста. Мир пробирается внутрь и потихоньку разрушает даже самые прочные и тщательно построенные укрытия – появляются и растут трещины, и людей неизбежно раскидывает в разные стороны. Никакого коварства – просто часть взросления.
По-моему, как только девчонки переехали в Токио, Миюки начала отдалятся и, может, дружба их была обречена еще до того, как Миюки связалась с Накодо. Миюки и Афуро были из разных миров, в чисто физических терминах. Я припомнил, как в зале «Патинко счастливой Бэнтэн» сразу же уставился на Миюки и глаз от нее не мог оторвать. Если бы там сидела Афуро, стал бы я вот так же на нее глазеть? Пожалуй, нет. Не то чтобы у нее с внешностью что-то не так. Она молоденькая, симпатичная, с красивой улыбкой и этаким шармом долговязого жеребенка. Такой легко увлечься, и, может, с возрастом она станет лучше. А вот у Миюки было совсем другое благословение или проклятие, как посмотреть. Грустно, но факт – с первого взгляда любой мужик предпочтет Миюки, а не Афуро. А в таком городе, как Токио, броская внешность Миюки проложит дорогу в жизнь, навеки закрытую для Афуро, и плевать, насколько та умна, ловка или добра. И сколько после такого протянет дружба?
Улегшись рядом с Афуро, я уставился в потолок. Слава тебе господи, зеркало туда не присобачили, так что я избавился от лицезрения собственного жуткого отражения. Видок, пожалуй, был бы странный. Я, на вид старше своих лет, не сплю и таращусь в пространство, рукава закатаны, руки за головой, ноги скрещены в лодыжках, а носки ботинок нацелены в потолок. Рядом – молоденькая Афуро, свернулась калачиком, так что размером она вполовину меня, согнула узкую спину, короткие волосы разметались по подушке, ладони стиснуты между коленями, а ноги прижаты друг к другу. И оба мы окутаны блеклым красным свечением – почти плаваем в нем. Хотя, может, не такая уж и странная картинка. Просто двое людей – вместе и поодиночке, как многие другие.
Мысли мои разбрелись, и вскоре я уснул. Не думал, что смогу отключиться именно этой ночью, но мне, наверное, повезло. Если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что сочту за везение спокойный сон, без всякой возни, рядом с двадцатилетней девушкой, – я бы не поверил. Если бы три дня назад мне сказали, что я окажусь с лучшей подружкой Миюки в лав-отеле – я бы тоже не поверил.
Расскажи вы мне обо всем, что случится завтра, – я бы в суд на вас подал.
В ту ночь мне снилось, как мужик косит траву.
Вот и весь сон. Никаких утопленниц, никаких растерянных девчонок, швыряющих мне в башку кирпичи. Ни курильщиков в белом, ни крутых бюрократов средних лет. Ни управляющих морских гостиниц, ни патинко-торчков с вечной ухмылочкой. Просто красивый здоровенный газон в пригороде и мужик, толкающий по нему газонокосилку. Время от времени он вырубал косилку, вытирал пот со лба и оглядывал двор, восхищаясь своей работой. Чирикали птички, дул приятный ветерок. Вдалеке надрывался телефон. Чувак врубал косилку и возвращался к работе. Так сон и продолжался, и ничего особо не происходило.
22
КРАСНО-БЕЛЫЙ КАРП
Афуро зевнула, потянулась и закурила, не сказав мне ни словечка. Когда я улыбнулся и сказал «доброе утро», она скривилась и ответила, что даже во сне у нее от красного света жутко болела голова, так что почему бы мне, пожалуйста, не заткнуться на несколько минут и не дать ей спокойно покурить. Если прошлым вечером между нами и возникла близость, утром она испарилась без следа, так что теперь мы – двое незнакомцев, загнанных в незнакомое место, каждый лицом к липу с собственными проблемами. И вряд ли утешительно, что эти проблемы отчасти совпадают.
– Извини, – помолчав, сказала Афуро. – Я просто, ну, не знаю. У меня, наверное, эмоциональный бодун, типа того.
Не мену ее винить. Если бы я попробовал кого-то укокошить, потом мне бы чуть не сломали челюсть, а потом я торчал бы всю ночь в лав-отеле, изливая душу и рассказывая печальную историю о том, как я потерял лучшего друга, мне бы тоже не помешали мир и тишина.
Была суббота, и Афуро объявила, что на работу ей не надо. Чем она займется вместо этого, она не сказала, а я не спросил. Докурив, она начала рыться в сумочке.
– Возьми. – Она протянула мне розовый мобильник, размером с кусок бесплатного мыла в отеле «Лазурный». – На тот случай, если мне надо будет тебе звякнуть. У меня все равно еще один есть. Модель поновее. А этому сотику где-то месяца четыре.
– И он все еще пашет?
– Ха-ха. Знаешь, как им пользоваться, да?
Я ответил, что уж наверное разберусь, как обращаться с телефоном.
– Если он заиграет «Пока-пока, Санта», просто забей. Это значит, что кто-то поблизости запрограммировал «Хамских Тигров» как свою любимую поп-группу. Если услышишь «Эти боты для прогулок», значит, где-то чересчур близко этот мудозвон по имени Дзюдзо Кусими, ну или его сотик. У него ярко-рыжие патлы, и он вечно таскает одну и ту же вонючую армейскую куртку, так что если его засечешь, врежь ему от меня по носу или еще что. Ой, погоди минутку, как раз вспомнила.
Выдернув у меня из руки телефон, Афуро потыкала в него большими пальцами и секунды через три отдала обратно.
– Вот, – сказала она. – Теперь, если мы пытаемся встретиться и потеряемся в толпе, твой мобильный заиграет песенку, когда я буду в пределах двадцати пяти метров. Гляди.
Она вытащила второй телефон и ткнула в кнопку «вкл.».
Мой мобильный заиграл «Незнакомцы в ночи».
– Мило, – заметил я.
– Если не высвечивается мое имя, не отвечай на звонок. Пожалуйста-пожалуйста. А если я узнаю, что ты слушал голосовую почту или читал мое старое мыло, я тебя прибью.
– Ты уже пыталась.
– Ха-ха. Так справишься с телефоном или нет?
– Ясное дело. А куда еду совать?
– Что?
– Ну, если захочу разогреть якитори или попкорн поджарить, типа того. Мне мобильник направить на еду или…
Афуро закатила глаза и сказала:
– Если десять минут им не пользуешься, сотик отключится, так что насчет аккумулятора не парься. Только не посей его, вдруг мне надо будет с тобой связаться.
Выбираясь из отеля «Офюлс», мы и двумя словами не обменялись, хотя, когда я отказался ехать в лифте и выбрал лестницу, Афуро слегка рассердилась. Мы слиняли через боковой вход, скрытый за стенкой из поддельных камней. Утреннее небо смахивало на плотный сгусток бело-серого цвета – может, наконец пойдет дождь.
Пока мы ждали такси, у светофора остановились мама с ребенком. Ему было года четыре – по-моему, мальчик, с огромными глазами и прелестным носиком, весь такой нарядный в оранжевом летнем комбинезончике. Я увидел, что Афуро смотрит на малыша и лицо у нее такое, какого я раньше не видел. Почти нежное.
– Симпатичный паренек, а? – спросил я.
Ее лицо снова переключилось в режим «крутизна» – это смотрелось почти комично в сочетании с яркой канареечно-желтой блузкой и прикольными красными туфлями с загнутыми носами.
– Конечно, сейчас он симпатичный. А через несколько лет станет еще одним взрослым. Придурком, который в метро тычет зонтиком тебе в спину или болтает в кино. Если даже он вырастет в хорошего парня, все равно будет еще одним человеком, который тратит кислород, жрет и норовит наплодить еще младенцев. И бедный пацан никак не сможет это остановить.
– Ты права. Ну что, пойдем и замочим его?
– Я просто в том смысле, что это грустно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Афуро встает, ковыляет через бар и взбирается по лестнице на улицу. Дождь прекратился. Словно повис в воздухе – влажный занавес, готовый упасть, окутал город.
21
ПРИЗРАК КАПИТАНА МАНФРЕДА ФОН РИХТХОФЕНА
Когда Афуро закончила рассказ, на часах мерцало 3:12.
Девчонка закурила миллионную сигарету за вечер, а я сполз с постели, добрался до ванной и плеснул в лицо холодной водой. Чувак, глазевший на меня из зеркала, выглядел жутко. Землистая кожа, волосы дыбом, мешки под глазами, налитыми кровью. Нет, это не я, ничего подобного. Видимо, красные огни воскресили привидение капитана Манфреда фон Рихтхофена.
Налив стакан воды, я вернулся в комнату и обнаружил, что Афуро крепко уснула. Я забрал у нее сигарету и свалил окурки в красную мусорную корзину. Если учесть события последних суток, девчонка, должно быть, совсем вымоталась. Я тоже вымотался, но спать не хотелось, так что я просто уселся на край постели – прямо знаменитая скульптура Родена. Чувствовал я себя примерно таким же живчиком.
Вокруг было тихо, так тихо, что я почти забыл об остальном мире вне этой комнаты. Даже в такой час, в пятницу ночью в Токио пульсирует хаотичная жизнь. По электрическим улицам мчатся байки, в западном Токио крутые ночные клубы разрываются от музыки. А здесь, в «Люксе Красного Барона», – лишь алые отблески и сонное дыхание девчонки. Нереальная сцена, подумал я, точно жизнь в пузыре.
Я прикинул, как вписывается в общую картинку история Афуро, разложил события по полочкам и взвесил возможности. В 1975 году кент по имени Боджанглз подваливает к детективу Ихаре, чтобы выследить Накодо. Через двадцать шесть лет Боджанглз платит Миюки, чтобы та отращивала волосы. Вскорости Миюки закручивает интрижку с Накодо. Миюки говорит Афуро, что Боджанглз и Накодо – два разных человека, но видела она Боджанглза или нет – не поймешь. А чуть позже Миюки умирает, и Накодо тащит меня в свой особняк в Арк-Хиллз. Афуро уверена, что этот Боджанглз разнес ее хату, но какое-то время она была уверена, что я и есть Боджанглз. Может, Боджанглз и Накодо – одно лицо? Или Боджанглз – шестерка Накодо? Не катит, если только в семьдесят пятом Накодо не пытался выследить сам себя.
Еще вариант: Боджанглз – это Человек в Белом. Письма – определенно его стиль, и анахроничная фотография, которую я видел во время припадка, очевидно, указывает на связь между Человеком в Белом и Накодо. А содержание самих писем? За каким чертом платить девчонке, чтобы она отращивала волосы или надела определенное платье? И после того первого конверта в кафе «Акрофобия» выплаты продолжались еще долго, может, вплоть до последних дней. Что там Миюки говорила в письме к Афуро? «Я вляпалась в очень сложную и довольно-таки страшную штуку». Чует мое сердце, что до своей смерти Миюки делала что-то еще для Боджанглза, не просто волосы отращивала. У него были какие-то планы и на девчонку, и на Накодо. «Сейчас все идет к финалу».
Не исключено, что Боджанглз замочил Миюки. Не зная, что он за человек, ничего нельзя исключать. Но я был уверен, что вчера он не пытался убить Афуро. Киллер не стал бы разносить ее квартиру вдребезги и делать оттуда ноги. Он дождался бы девчонку или оставил все как есть и вернулся бы позже. Разгром в квартире вызвал только страх и подозрение. Может, он этого и хотел – напугать Афуро. Нет, слишком уж тщательно перерыта квартира. Кто бы ее ни раздербанил, он что-то искал. Но что?
Если это был Боджанглз, может, он проверял, не хранила ли Миюки до отъезда какие-нибудь его записки; не осталось ли такого, что их связывает. Может, еще до своей гибели Миюки подозревала что-нибудь в этом роде, поэтому и отправила письмо к Афуро на работу, а не в квартиру, где они раньше жили. Может, Накодо искал такие же улики – хотел забрать цацки и другие подарки, которые покупал для Миюки, на тот случай, если полицейские начнут вынюхивать и задавать вопросы. Потому что, когда вдело встревает полиция, за нею по пятам являются скандальные газетенки.
Хотя с другой стороны, Накодо нечего бояться скандала, разве что он и вправду убил Миюки. В наши дни просто не раздуешь скандал из связи пятидесятилетнего чинуши из Министерства строительства и двадцатилетней хостес. К тому же Накодо не женат. И даже если Миюки покончила с собой из-за него, пальцем в него тыкать никто не станет. Ее самоубийство сочтут идиотским жестом, мелодрамой романтичной девчонки, которая не просекает жесткие реалии мира. Перефразируя Ихару – так поступил бы тот, кто не знает, каких он размеров рыба.
Но я по-прежнему не считал, что Миюки покончила с собой. И не думал, что ее прикончил Накодо или его люди. Может, я и ошибаюсь, но в тот день, когда он вызвал меня в свой особняк и рассказал, что Миюки исчезла, он, по-моему, о ней искренне беспокоился. А может, он беспокоился не о ее безопасности, а о собственной репутации.
Может быть. Как-нибудь. Возможно.
Все это абстракция и теория. А я знаю только, что Миюки мертва и каким-то боком тут впутаны Накодо и мужик по имени Боджанглз. Добавьте Человека в Белом и какую-то Бэндзайтэн – если эти двое существуют не только в моих припадочных мозгах. Мне нужны еще факты. Будет несимпатично, нелегко и, наверное, даже небезопасно, но я знал один железный способ их раздобыть. Отправиться в дом Накодо, куда я и направлялся, когда на меня бросилась Афуро.
Сейчас, глядя на ее тельце, скорчившееся и тонущее в покрывале, будто расплющенный белый знак вопроса на алом фоне, мне трудно было поверить, что она способна на это. И кстати, чего это Афуро огрела меня кирпичом, когда в сумочке у нее был нож? Где она вообще откопала этот кирпич? Она что, тащила его в сумке через весь город, в такси и поездах? Хрен разберешь, что у нее на уме. Но я знал, что она еще не понимала, как повлияла на нее смерть Миюки, и, может, еще многие годы до конца не поймет. Судя по тому, что Афуро мне рассказала, они с Миюки жили в довольно замкнутом мире, пронизанном безвредными секретами и личными шуточками. В этом мире были доверие и с трудом завоеванная близость, а защищала его общая история, которую выдавали безмолвные взгляды и загадочные слова, непонятные для чужаков. Такая дружба случается, пожалуй, раз в жизни, если повезет, и ее почти невозможно удержать после определенного возраста. Мир пробирается внутрь и потихоньку разрушает даже самые прочные и тщательно построенные укрытия – появляются и растут трещины, и людей неизбежно раскидывает в разные стороны. Никакого коварства – просто часть взросления.
По-моему, как только девчонки переехали в Токио, Миюки начала отдалятся и, может, дружба их была обречена еще до того, как Миюки связалась с Накодо. Миюки и Афуро были из разных миров, в чисто физических терминах. Я припомнил, как в зале «Патинко счастливой Бэнтэн» сразу же уставился на Миюки и глаз от нее не мог оторвать. Если бы там сидела Афуро, стал бы я вот так же на нее глазеть? Пожалуй, нет. Не то чтобы у нее с внешностью что-то не так. Она молоденькая, симпатичная, с красивой улыбкой и этаким шармом долговязого жеребенка. Такой легко увлечься, и, может, с возрастом она станет лучше. А вот у Миюки было совсем другое благословение или проклятие, как посмотреть. Грустно, но факт – с первого взгляда любой мужик предпочтет Миюки, а не Афуро. А в таком городе, как Токио, броская внешность Миюки проложит дорогу в жизнь, навеки закрытую для Афуро, и плевать, насколько та умна, ловка или добра. И сколько после такого протянет дружба?
Улегшись рядом с Афуро, я уставился в потолок. Слава тебе господи, зеркало туда не присобачили, так что я избавился от лицезрения собственного жуткого отражения. Видок, пожалуй, был бы странный. Я, на вид старше своих лет, не сплю и таращусь в пространство, рукава закатаны, руки за головой, ноги скрещены в лодыжках, а носки ботинок нацелены в потолок. Рядом – молоденькая Афуро, свернулась калачиком, так что размером она вполовину меня, согнула узкую спину, короткие волосы разметались по подушке, ладони стиснуты между коленями, а ноги прижаты друг к другу. И оба мы окутаны блеклым красным свечением – почти плаваем в нем. Хотя, может, не такая уж и странная картинка. Просто двое людей – вместе и поодиночке, как многие другие.
Мысли мои разбрелись, и вскоре я уснул. Не думал, что смогу отключиться именно этой ночью, но мне, наверное, повезло. Если бы пятнадцать лет назад мне сказали, что сочту за везение спокойный сон, без всякой возни, рядом с двадцатилетней девушкой, – я бы не поверил. Если бы три дня назад мне сказали, что я окажусь с лучшей подружкой Миюки в лав-отеле – я бы тоже не поверил.
Расскажи вы мне обо всем, что случится завтра, – я бы в суд на вас подал.
В ту ночь мне снилось, как мужик косит траву.
Вот и весь сон. Никаких утопленниц, никаких растерянных девчонок, швыряющих мне в башку кирпичи. Ни курильщиков в белом, ни крутых бюрократов средних лет. Ни управляющих морских гостиниц, ни патинко-торчков с вечной ухмылочкой. Просто красивый здоровенный газон в пригороде и мужик, толкающий по нему газонокосилку. Время от времени он вырубал косилку, вытирал пот со лба и оглядывал двор, восхищаясь своей работой. Чирикали птички, дул приятный ветерок. Вдалеке надрывался телефон. Чувак врубал косилку и возвращался к работе. Так сон и продолжался, и ничего особо не происходило.
22
КРАСНО-БЕЛЫЙ КАРП
Афуро зевнула, потянулась и закурила, не сказав мне ни словечка. Когда я улыбнулся и сказал «доброе утро», она скривилась и ответила, что даже во сне у нее от красного света жутко болела голова, так что почему бы мне, пожалуйста, не заткнуться на несколько минут и не дать ей спокойно покурить. Если прошлым вечером между нами и возникла близость, утром она испарилась без следа, так что теперь мы – двое незнакомцев, загнанных в незнакомое место, каждый лицом к липу с собственными проблемами. И вряд ли утешительно, что эти проблемы отчасти совпадают.
– Извини, – помолчав, сказала Афуро. – Я просто, ну, не знаю. У меня, наверное, эмоциональный бодун, типа того.
Не мену ее винить. Если бы я попробовал кого-то укокошить, потом мне бы чуть не сломали челюсть, а потом я торчал бы всю ночь в лав-отеле, изливая душу и рассказывая печальную историю о том, как я потерял лучшего друга, мне бы тоже не помешали мир и тишина.
Была суббота, и Афуро объявила, что на работу ей не надо. Чем она займется вместо этого, она не сказала, а я не спросил. Докурив, она начала рыться в сумочке.
– Возьми. – Она протянула мне розовый мобильник, размером с кусок бесплатного мыла в отеле «Лазурный». – На тот случай, если мне надо будет тебе звякнуть. У меня все равно еще один есть. Модель поновее. А этому сотику где-то месяца четыре.
– И он все еще пашет?
– Ха-ха. Знаешь, как им пользоваться, да?
Я ответил, что уж наверное разберусь, как обращаться с телефоном.
– Если он заиграет «Пока-пока, Санта», просто забей. Это значит, что кто-то поблизости запрограммировал «Хамских Тигров» как свою любимую поп-группу. Если услышишь «Эти боты для прогулок», значит, где-то чересчур близко этот мудозвон по имени Дзюдзо Кусими, ну или его сотик. У него ярко-рыжие патлы, и он вечно таскает одну и ту же вонючую армейскую куртку, так что если его засечешь, врежь ему от меня по носу или еще что. Ой, погоди минутку, как раз вспомнила.
Выдернув у меня из руки телефон, Афуро потыкала в него большими пальцами и секунды через три отдала обратно.
– Вот, – сказала она. – Теперь, если мы пытаемся встретиться и потеряемся в толпе, твой мобильный заиграет песенку, когда я буду в пределах двадцати пяти метров. Гляди.
Она вытащила второй телефон и ткнула в кнопку «вкл.».
Мой мобильный заиграл «Незнакомцы в ночи».
– Мило, – заметил я.
– Если не высвечивается мое имя, не отвечай на звонок. Пожалуйста-пожалуйста. А если я узнаю, что ты слушал голосовую почту или читал мое старое мыло, я тебя прибью.
– Ты уже пыталась.
– Ха-ха. Так справишься с телефоном или нет?
– Ясное дело. А куда еду совать?
– Что?
– Ну, если захочу разогреть якитори или попкорн поджарить, типа того. Мне мобильник направить на еду или…
Афуро закатила глаза и сказала:
– Если десять минут им не пользуешься, сотик отключится, так что насчет аккумулятора не парься. Только не посей его, вдруг мне надо будет с тобой связаться.
Выбираясь из отеля «Офюлс», мы и двумя словами не обменялись, хотя, когда я отказался ехать в лифте и выбрал лестницу, Афуро слегка рассердилась. Мы слиняли через боковой вход, скрытый за стенкой из поддельных камней. Утреннее небо смахивало на плотный сгусток бело-серого цвета – может, наконец пойдет дождь.
Пока мы ждали такси, у светофора остановились мама с ребенком. Ему было года четыре – по-моему, мальчик, с огромными глазами и прелестным носиком, весь такой нарядный в оранжевом летнем комбинезончике. Я увидел, что Афуро смотрит на малыша и лицо у нее такое, какого я раньше не видел. Почти нежное.
– Симпатичный паренек, а? – спросил я.
Ее лицо снова переключилось в режим «крутизна» – это смотрелось почти комично в сочетании с яркой канареечно-желтой блузкой и прикольными красными туфлями с загнутыми носами.
– Конечно, сейчас он симпатичный. А через несколько лет станет еще одним взрослым. Придурком, который в метро тычет зонтиком тебе в спину или болтает в кино. Если даже он вырастет в хорошего парня, все равно будет еще одним человеком, который тратит кислород, жрет и норовит наплодить еще младенцев. И бедный пацан никак не сможет это остановить.
– Ты права. Ну что, пойдем и замочим его?
– Я просто в том смысле, что это грустно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35