Сервис на уровне Wodolei.ru
Затем по арене гарцевала на старой кляче полуобнаженная пышная наездница. Затем с трапеции на страховочную сетку и – для разнообразия – на противоположную трапецию летали акробаты. Потом гонял своих несчастных мартышек дрессировщик, – а паузы между номерами заполнял постоянно падающий клоун-мизантроп. Особого веселья он не вызывал, хотя его шутки о скором воссоединении Румынии с Молдавией неизменно встречались бурными патриотическими аплодисментами и одобрительным свистом.
Объявив последнее выступление, конферансье внушительно произнес, что заключительный номер можно увидеть только в одном кочевом месте планеты, а именно в их цирке:
– Волшебная обезьяна ответит на любые вопросы, поэтому от зрителей требуется только естественная любознательность и тишина… Прошу!
Врабий с достоинством удалился с манежа, на который тотчас, почти не шатаясь, вышел фокусник с рыжей обезьяной. Обезьяна держала в руках стопку больших карточек из плотного картона, на которых были крупно выведены тушью буквы алфавита.
– Задавайте вопросы! – громко обратился к залу маг. Публика ответила свистом и громким смехом. Наконец самый решительный выкрикнул:
– Слышь ты, хвостатый, кто я?
Обезьяна недолго думая выложила на манеже из карточек короткое слово «скотина».
От неожиданности зал затих, но тут же вскочил и взорвался аплодисментами: в любопытном узнали местного сплетника-парикмахера.
И тут зрителей прорвало. Перебивая друг друга и вскакивая с места, они выкрикивали вполне актуальные и вполне человеческие вопросы о росте цен на бензин, конце света и супружеских изменах.
Обезьяна по-прежнему отвечала карточками, хотя пару раз ее явно так и подмывало перейти на ненормативную румынскую лексику. В конце концов, утомившись, она повернулась и, опустив голову, длинными прыжками умчалась с манежа. Поклонившись зрителям, со сцены ушел и фокусник.
Покидая шатер, зрители не свистели, в ладоши не хлопали и вообще эмоций своих никак почти не выражали. Хозяин шапито подобной реакции публики никогда раньше не наблюдал и теперь задумчиво размышлял: успех это или провал?
Все опасения его были беспочвенны. На следующий день в цирк людей стремилось попасть больше, чем он мог вместить. Чтобы обуздать возникший ажиотаж, директор через местную газету официально объявил, что выступления будут проводиться до тех пор, пока номер с разумной обезьяной не увидят все желающие.
Слух о необыкновенных гастролях разнесся за пределами городка. Желающие увидеть чудо приезжали из соседних деревень и поселков. Аншлаг, как и восторг труппы, был полным, а директор только потирал руки, подсчитывая барыши. Грядущая зима виделась сытой, уютной и милой рождественской сказкой…
* * *
Осмотревшись по сторонам, разведчики двинулись в сторону города. На окраине, рядом с миниатюрными домиками под коричневой черепицей, поднимался ярко-красный купол цирка.
Когда большая часть пути осталась позади, Дуров произнес: «Простите, коллега» – и надел на Ашта клепаный ошейник с тонким кожаным поводком. Член Верховного Совета перенес унижение стоически.
В цирк они зашли со служебного входа и среди пустых клеток и ящиков с реквизитом проход на манеж нашли не сразу. На арене был только один жонглер, самозабвенно репетировавший номер с булавами, из экономии замененными пустыми бутылками из-под местного портвейна. Увидев Ашта, жонглер слегка удивился, однако, как и все цирковые любой реальности, в грязь лицом не ударил и промолчал, делая вид, что пришедших не замечает в упор. «Может быть, это поклонники», – с безумной надеждой подумал жонглер.
– Такого видел? – Выступив вперед, Малюта хмуро ткнул большим пальцем правой руки за спину.
– На Дурова похож, – весело скалясь, ответил жонглер, не переставая подбрасывать бутылки. – Был такой великий русский дрессировщик.
– Смешно, – ровным голосом произнес Малюта. – Но я тебя про макаку на поводке спрашиваю.
Ашт злобно прошипел:
– Я уже привык к унижению, но не до такой же степени.
Он начал дергать ошейник, тщетно пытаясь его сорвать. Дуров несколько раз для видимости и порядка хлестнул его свободным концом поводка по спине, но случайно попал по носу. Ашт завопил, и булавы-бутылки, звеня, попадали на опилки манежа.
– Такая же есть в синем вагончике директора. Он с ней не расстается, – сложил на груди руки жонглер.
Он не терял лица, но шутить с бородатым незнакомцем, одетым в длинную серую рясу с остроконечным капюшоном, ему почему-то уже не хотелось. Странная троица повернулась и медленно двинулась на выход – искать синий вагончик.
– Товарищ! – окликнул жонглер уходящих.
Дуров обернулся.
– Передайте Евгенио, товарищ, что он редкая сволочь!
Жонглер продолжил свои упражнения с бутылками, пытаясь припомнить, где он мог видеть последнего из несостоявшихся поклонников.
Директор цирка степенно сидел за столом в своем кабинете на колесах. Он был занят любимым делом: раскладывал деньги по стопкам, соответствующим местным номиналам. Рядом с его койкой стояла клетка с обезьяной.
Мохнатое чудо, приносившее в равной степени и прибыль, и успех, доверить он не мог никому. Клетка была закрыта на большой никелированный замок, специально заказанный у местного слесаря, преданного и неизменного поклонника номера со смышленым приматом, после того как тот раскрыл слесарю глаза на многообразие форм совокупления у амеб.
Дверь без стука резко распахнулась. В вагончик ввалилась пара незнакомцев. Их спутником была обезьяна, как две капли воды похожая на цирковую приму. Директор в испуге глянул на клетку, но его питомец был на месте, и Евгенио облегченно вздохнул.
Успокоился он рано, потому что бородатый мужик, одетый в серую рясу, шагнул к клетке и хмуро потыкал в замок мизинцем. Лямур, сидящий в клетке, приветственно помахал Ашту лапой. Директору стало ясно, что гости пришли именно за золотоносным приматом.
В ответ на приветствие заключенного Ашт показал ему кулак.
– Ключ! – Бородатый протянул мозолистую ладонь. Он был немногословен.
– Какой такой ключ?! Это моя собственность, я заплатил за нее целое состояние, – всполошился Врабий.
– Еще слово лжи… – не меняя выражения лица, заметил Малюта, поигрывая поясом своей рясы, – и ты, скоморох, получишь контрамарку на галерку мира боли. А экскурсоводом там буду я.
Вокруг талии Малюты была обернута пеньковая веревка с увесистыми свинцовыми гирьками-пряжками на перевязанных скифскими узлами концах.
– Обезьянки – мое хобби. У меня им хорошо, – запричитал Врабий и на всякий случай прикрыл рукой темечко.
По рассказам деда, вольнолюбивого виноградаря-молдаванина, он хорошо представлял себе, как румынские паны лупцуют по темечку своих крестьян за своеволие. Впрочем, своего происхождения Евгенио стыдился даже в мыслях.
– Отдайте ключ, пан директор. Вы и не представляете, какое хобби у моего коллеги, – вежливый Дуров кивнул на Малюту. – К счастью для вас, даже не представляете.
– Тоже зверюшек любите? – Директор подобострастно пытался затянуть разговор, надеясь на чудо.
– Нет! Я люблю выжигать. – Малюта осклабился и сделал грузный шаг к столу.
– По деревянным тросточкам? – еще не теряя надежды, уточнил Евгенио.
– По стоеросовым дубинам! – свирепея, заорал Малюта. – Каленым железом! И узоры всегда разные.
– Как занимательно… Всегда мечтал приобщиться, так сказать… – Трясущимися руками директор цирка открыл клетку.
Лямур выскочил из клетки и, виновато опустив голову, подошел к Ашту. Было видно, что свободе он рад, а своему соплеменнику не очень.
Ашт, уже научившийся обращаться с ошейником, торжественно снял его с себя и туго застегнул на соплеменнике. Тот только тяжело, но покорно вздохнул.
Несчастного Врабия постигла иная участь. Найденной в вагоне веревкой Дуров крепко связал ему руки за спиной, к рукам привязал ноги, а конец веревки захлестнул петлей вокруг шеи.
«Лежите спокойно, иначе удавитесь», – уже проверяя узлы, ласково посоветовал Дуров связанному Евгенио, и компания, оставив директора на диване, гурьбой двинулась на выход.
– Признаюсь, даже не ожидал, Леонид Владимирович, – тихо сказал Малюта, слегка наклонившись к плечу Дурова, – извиняйте уж. От вас, интеллигентов, оказывается, и в полевых условиях тоже прок бывает. Только что ж вы, коллега, так на него взъелись? Что до меня, так я бы постращал, но и отпустил, пожалуй. Но вы!
– Антисанитария в клетках. Животные болеют. Жонглер полуголодный, директор зарплату зажимает. Ворье, – отчеканил Дуров. – Как у нас в цирке при царе-батюшке. Антрепренеры и директора – первое ворье. Это было действительно жестко…
Малюта понимающе кивнул. При его Иоанне антрепренеров было не меньше.
– На кол пробовали? – профессионально и деловито поинтересовался он у Дурова, но, заметив, как из-под пенсне напарника сверкнули возмущенные искорки, только тяжело вздохнул про себя. – Понятно… А ведь этот еще из лучших.
Пробираясь между тяжелыми грузовиками и артистическими вагончиками, они спешили убраться с территории, на которой располагался цирк шапито.
Малюта, достав из-под серой рясы яблоко и связь-блюдце, на ходу запрашивал базу для вызова карусели:
– Груз получен. Все теплые. Забирайте.
Следом за Скуратовым, с непривычки задыхаясь, шел Дуров, а за Дуровым бывший прима местного цирка на поводке в лапах Ашта. Ашт и замыкал колонну, выражая свое неодобрение поведением соплеменника периодическими пинками в его тощий зад. Соплеменник, втянув голову в плечи, даже не оглядывался и только безуспешно пытался прикрыться лапками. Похоже, в отдаленной Лямурии, как и в большинстве цивилизованных реальностей, личные отношения власти и оппозиции строились на завидном взаимопонимании.
– Может, хватит? – неодобрительно оглянулся Дуров.
– Наш великий дрессировщик хочет посоветовать что-то новенькое? – язвительно ответил Ашт. – Ведь это вы, если мне не изменяет память, знаменитый укротитель самых непокорных тигров, львов и коал. Ваши звериные методы, сударь, нам хорошо известны.
– Ошибки молодости. Поверьте, это все в прошлом. Уже через неделю заблуждений я понял, что к каждому нужен свой подход, – с жаром начал оправдываться тотчас вспотевший Дуров, всегда со стыдом вспоминавший свои первые шаги на арене цирка.
– Верю! – проникновенно сказал Ашт. – Я тоже за индивидуальный подход. – И, отставив лапу далеко назад, пнул собрата особенно сильно, норовя попасть туда, где у людей находится копчик. Впереди закружился легкий смерч – карусель прибыла за ними секунда в секунду.
«Куда уехал цирк? Куда ушли слоны?» – печально интересовалась она у безответного серого осеннего неба, пока группа рассаживалась по местам.
Дождь прошел над пустошью, и на окраине маленького румынского городка исчезли следы обутых человеческих ног и легкие отпечатки обезьяньих босых лапок. В целом вторжение прошло практически незаметно для обывателей. Один только граф Дракула с усмешкой махнул им вслед, выглянув из подвала местной забегаловки.
* * *
…Кузнецов и Петька были высажены посреди огромного двора, окруженного со всех сторон желтыми и серыми громадами небоскребов. Рядом возвышался штабель стальных контейнеров, на каждом из которых красовалась красная надпись: «Оборудование. Собственность Научно-исследовательского центра природы». Кузнецов по привычке попытался одернуть китель, но, наткнувшись на еще влажную от стирки ткань халата, засунул руки в карманы:
– Поздравляю, Петр Трофимович, мы в Америке. Внутренний двор.
– Эвона! – выдохнул Петька, задрав голову и с восхищением рассматривая многоэтажные коробки корпусов. Потом задумался и лихо запел: «Негр Томми саженного роста…»
– Отставить вокал. Зарубите себе на носу, – оборвал коллегу Кузнецов, – а лучше просто запомните, товарищ Петро ибн Трофим, что в Америке негров больше нет.
Петруха с явным недоверием ухмыльнулся:
– А куда они делись? В Африку уехали?
– Точнее будет сказать – уплыли. Но это вряд ли. Негров больше нет, потому что их и не было. Есть афроамериканцы.
– Из песни слов не выкинешь, Николай Иванович, – возразил Петька, радостно сославшись на народную мудрость. – И наш Максимка*, помнится, завсегда негром был.
– Еще как выкинешь, товарищ Филиппов. Вот, к примеру, в одном мультфильме черный кентавр прислуживал за обедом белому человеку-пони. Так эту сценку вырезали. Политкорректность требует, – пояснил Кузнецов и с легкой завистью добавил: – Нам бы таких ребят, как эти цензоры… Мы бы всю Америку в паре реальностей прикрыли и открыли заново.
* Бюст легендарного Максимки, впоследствии М. Л. К (дело засекречено), величайшего русского негра в истории отряда, знаком Петрухе по аллее ветеранов во фруктовом саду за штабом. Убит куклуксклановцами в длительной командировке. Детство М., вероятно, известно читателю по одноименной киноленте.
– Как-как? Поллитр… помполит… полкур… – запнулся Петька, пытаясь выговорить незнакомое слово знакомым языком.
– Политкорректность. Все, гордый сын славян, хватит болтать. Пошли.
Далеко им идти не пришлось. Сразу за контейнерами с оборудованием обнаружилась лестница, а за ней – стеклянный проем под никелированным козырьком.
Подскочив к дверям, Петька озадаченно, но радостно объявил:
– А и вовсе никаких ручек не видать. Запад – дело тонкое. Рехнулись на экономии, как наш товарищ Хохел.
Открывая проход, стеклянная створка двинулась в сторону. В противоположном направлении шарахнулся Петруха. Кузнецов улыбнулся и спокойно пояснил:
– Обыкновенные фотоэлементы, как на турникетах в метро. Ты в метро-то был? Впрочем, да, не был.
Потом, немного поразмыслив, Николай снял фуражку, зажав ее под мышкой так, чтобы немецкий орел, вышитый на тулье тульскими кружевницами, был не так заметен. И, наклеив на уста гуттаперчевую голливудскую улыбку, первым шагнул внутрь.
За дверью оказался просторный холл. У стены стоял стол, поверхность которого была покрыта множеством кнопок и переключателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Объявив последнее выступление, конферансье внушительно произнес, что заключительный номер можно увидеть только в одном кочевом месте планеты, а именно в их цирке:
– Волшебная обезьяна ответит на любые вопросы, поэтому от зрителей требуется только естественная любознательность и тишина… Прошу!
Врабий с достоинством удалился с манежа, на который тотчас, почти не шатаясь, вышел фокусник с рыжей обезьяной. Обезьяна держала в руках стопку больших карточек из плотного картона, на которых были крупно выведены тушью буквы алфавита.
– Задавайте вопросы! – громко обратился к залу маг. Публика ответила свистом и громким смехом. Наконец самый решительный выкрикнул:
– Слышь ты, хвостатый, кто я?
Обезьяна недолго думая выложила на манеже из карточек короткое слово «скотина».
От неожиданности зал затих, но тут же вскочил и взорвался аплодисментами: в любопытном узнали местного сплетника-парикмахера.
И тут зрителей прорвало. Перебивая друг друга и вскакивая с места, они выкрикивали вполне актуальные и вполне человеческие вопросы о росте цен на бензин, конце света и супружеских изменах.
Обезьяна по-прежнему отвечала карточками, хотя пару раз ее явно так и подмывало перейти на ненормативную румынскую лексику. В конце концов, утомившись, она повернулась и, опустив голову, длинными прыжками умчалась с манежа. Поклонившись зрителям, со сцены ушел и фокусник.
Покидая шатер, зрители не свистели, в ладоши не хлопали и вообще эмоций своих никак почти не выражали. Хозяин шапито подобной реакции публики никогда раньше не наблюдал и теперь задумчиво размышлял: успех это или провал?
Все опасения его были беспочвенны. На следующий день в цирк людей стремилось попасть больше, чем он мог вместить. Чтобы обуздать возникший ажиотаж, директор через местную газету официально объявил, что выступления будут проводиться до тех пор, пока номер с разумной обезьяной не увидят все желающие.
Слух о необыкновенных гастролях разнесся за пределами городка. Желающие увидеть чудо приезжали из соседних деревень и поселков. Аншлаг, как и восторг труппы, был полным, а директор только потирал руки, подсчитывая барыши. Грядущая зима виделась сытой, уютной и милой рождественской сказкой…
* * *
Осмотревшись по сторонам, разведчики двинулись в сторону города. На окраине, рядом с миниатюрными домиками под коричневой черепицей, поднимался ярко-красный купол цирка.
Когда большая часть пути осталась позади, Дуров произнес: «Простите, коллега» – и надел на Ашта клепаный ошейник с тонким кожаным поводком. Член Верховного Совета перенес унижение стоически.
В цирк они зашли со служебного входа и среди пустых клеток и ящиков с реквизитом проход на манеж нашли не сразу. На арене был только один жонглер, самозабвенно репетировавший номер с булавами, из экономии замененными пустыми бутылками из-под местного портвейна. Увидев Ашта, жонглер слегка удивился, однако, как и все цирковые любой реальности, в грязь лицом не ударил и промолчал, делая вид, что пришедших не замечает в упор. «Может быть, это поклонники», – с безумной надеждой подумал жонглер.
– Такого видел? – Выступив вперед, Малюта хмуро ткнул большим пальцем правой руки за спину.
– На Дурова похож, – весело скалясь, ответил жонглер, не переставая подбрасывать бутылки. – Был такой великий русский дрессировщик.
– Смешно, – ровным голосом произнес Малюта. – Но я тебя про макаку на поводке спрашиваю.
Ашт злобно прошипел:
– Я уже привык к унижению, но не до такой же степени.
Он начал дергать ошейник, тщетно пытаясь его сорвать. Дуров несколько раз для видимости и порядка хлестнул его свободным концом поводка по спине, но случайно попал по носу. Ашт завопил, и булавы-бутылки, звеня, попадали на опилки манежа.
– Такая же есть в синем вагончике директора. Он с ней не расстается, – сложил на груди руки жонглер.
Он не терял лица, но шутить с бородатым незнакомцем, одетым в длинную серую рясу с остроконечным капюшоном, ему почему-то уже не хотелось. Странная троица повернулась и медленно двинулась на выход – искать синий вагончик.
– Товарищ! – окликнул жонглер уходящих.
Дуров обернулся.
– Передайте Евгенио, товарищ, что он редкая сволочь!
Жонглер продолжил свои упражнения с бутылками, пытаясь припомнить, где он мог видеть последнего из несостоявшихся поклонников.
Директор цирка степенно сидел за столом в своем кабинете на колесах. Он был занят любимым делом: раскладывал деньги по стопкам, соответствующим местным номиналам. Рядом с его койкой стояла клетка с обезьяной.
Мохнатое чудо, приносившее в равной степени и прибыль, и успех, доверить он не мог никому. Клетка была закрыта на большой никелированный замок, специально заказанный у местного слесаря, преданного и неизменного поклонника номера со смышленым приматом, после того как тот раскрыл слесарю глаза на многообразие форм совокупления у амеб.
Дверь без стука резко распахнулась. В вагончик ввалилась пара незнакомцев. Их спутником была обезьяна, как две капли воды похожая на цирковую приму. Директор в испуге глянул на клетку, но его питомец был на месте, и Евгенио облегченно вздохнул.
Успокоился он рано, потому что бородатый мужик, одетый в серую рясу, шагнул к клетке и хмуро потыкал в замок мизинцем. Лямур, сидящий в клетке, приветственно помахал Ашту лапой. Директору стало ясно, что гости пришли именно за золотоносным приматом.
В ответ на приветствие заключенного Ашт показал ему кулак.
– Ключ! – Бородатый протянул мозолистую ладонь. Он был немногословен.
– Какой такой ключ?! Это моя собственность, я заплатил за нее целое состояние, – всполошился Врабий.
– Еще слово лжи… – не меняя выражения лица, заметил Малюта, поигрывая поясом своей рясы, – и ты, скоморох, получишь контрамарку на галерку мира боли. А экскурсоводом там буду я.
Вокруг талии Малюты была обернута пеньковая веревка с увесистыми свинцовыми гирьками-пряжками на перевязанных скифскими узлами концах.
– Обезьянки – мое хобби. У меня им хорошо, – запричитал Врабий и на всякий случай прикрыл рукой темечко.
По рассказам деда, вольнолюбивого виноградаря-молдаванина, он хорошо представлял себе, как румынские паны лупцуют по темечку своих крестьян за своеволие. Впрочем, своего происхождения Евгенио стыдился даже в мыслях.
– Отдайте ключ, пан директор. Вы и не представляете, какое хобби у моего коллеги, – вежливый Дуров кивнул на Малюту. – К счастью для вас, даже не представляете.
– Тоже зверюшек любите? – Директор подобострастно пытался затянуть разговор, надеясь на чудо.
– Нет! Я люблю выжигать. – Малюта осклабился и сделал грузный шаг к столу.
– По деревянным тросточкам? – еще не теряя надежды, уточнил Евгенио.
– По стоеросовым дубинам! – свирепея, заорал Малюта. – Каленым железом! И узоры всегда разные.
– Как занимательно… Всегда мечтал приобщиться, так сказать… – Трясущимися руками директор цирка открыл клетку.
Лямур выскочил из клетки и, виновато опустив голову, подошел к Ашту. Было видно, что свободе он рад, а своему соплеменнику не очень.
Ашт, уже научившийся обращаться с ошейником, торжественно снял его с себя и туго застегнул на соплеменнике. Тот только тяжело, но покорно вздохнул.
Несчастного Врабия постигла иная участь. Найденной в вагоне веревкой Дуров крепко связал ему руки за спиной, к рукам привязал ноги, а конец веревки захлестнул петлей вокруг шеи.
«Лежите спокойно, иначе удавитесь», – уже проверяя узлы, ласково посоветовал Дуров связанному Евгенио, и компания, оставив директора на диване, гурьбой двинулась на выход.
– Признаюсь, даже не ожидал, Леонид Владимирович, – тихо сказал Малюта, слегка наклонившись к плечу Дурова, – извиняйте уж. От вас, интеллигентов, оказывается, и в полевых условиях тоже прок бывает. Только что ж вы, коллега, так на него взъелись? Что до меня, так я бы постращал, но и отпустил, пожалуй. Но вы!
– Антисанитария в клетках. Животные болеют. Жонглер полуголодный, директор зарплату зажимает. Ворье, – отчеканил Дуров. – Как у нас в цирке при царе-батюшке. Антрепренеры и директора – первое ворье. Это было действительно жестко…
Малюта понимающе кивнул. При его Иоанне антрепренеров было не меньше.
– На кол пробовали? – профессионально и деловито поинтересовался он у Дурова, но, заметив, как из-под пенсне напарника сверкнули возмущенные искорки, только тяжело вздохнул про себя. – Понятно… А ведь этот еще из лучших.
Пробираясь между тяжелыми грузовиками и артистическими вагончиками, они спешили убраться с территории, на которой располагался цирк шапито.
Малюта, достав из-под серой рясы яблоко и связь-блюдце, на ходу запрашивал базу для вызова карусели:
– Груз получен. Все теплые. Забирайте.
Следом за Скуратовым, с непривычки задыхаясь, шел Дуров, а за Дуровым бывший прима местного цирка на поводке в лапах Ашта. Ашт и замыкал колонну, выражая свое неодобрение поведением соплеменника периодическими пинками в его тощий зад. Соплеменник, втянув голову в плечи, даже не оглядывался и только безуспешно пытался прикрыться лапками. Похоже, в отдаленной Лямурии, как и в большинстве цивилизованных реальностей, личные отношения власти и оппозиции строились на завидном взаимопонимании.
– Может, хватит? – неодобрительно оглянулся Дуров.
– Наш великий дрессировщик хочет посоветовать что-то новенькое? – язвительно ответил Ашт. – Ведь это вы, если мне не изменяет память, знаменитый укротитель самых непокорных тигров, львов и коал. Ваши звериные методы, сударь, нам хорошо известны.
– Ошибки молодости. Поверьте, это все в прошлом. Уже через неделю заблуждений я понял, что к каждому нужен свой подход, – с жаром начал оправдываться тотчас вспотевший Дуров, всегда со стыдом вспоминавший свои первые шаги на арене цирка.
– Верю! – проникновенно сказал Ашт. – Я тоже за индивидуальный подход. – И, отставив лапу далеко назад, пнул собрата особенно сильно, норовя попасть туда, где у людей находится копчик. Впереди закружился легкий смерч – карусель прибыла за ними секунда в секунду.
«Куда уехал цирк? Куда ушли слоны?» – печально интересовалась она у безответного серого осеннего неба, пока группа рассаживалась по местам.
Дождь прошел над пустошью, и на окраине маленького румынского городка исчезли следы обутых человеческих ног и легкие отпечатки обезьяньих босых лапок. В целом вторжение прошло практически незаметно для обывателей. Один только граф Дракула с усмешкой махнул им вслед, выглянув из подвала местной забегаловки.
* * *
…Кузнецов и Петька были высажены посреди огромного двора, окруженного со всех сторон желтыми и серыми громадами небоскребов. Рядом возвышался штабель стальных контейнеров, на каждом из которых красовалась красная надпись: «Оборудование. Собственность Научно-исследовательского центра природы». Кузнецов по привычке попытался одернуть китель, но, наткнувшись на еще влажную от стирки ткань халата, засунул руки в карманы:
– Поздравляю, Петр Трофимович, мы в Америке. Внутренний двор.
– Эвона! – выдохнул Петька, задрав голову и с восхищением рассматривая многоэтажные коробки корпусов. Потом задумался и лихо запел: «Негр Томми саженного роста…»
– Отставить вокал. Зарубите себе на носу, – оборвал коллегу Кузнецов, – а лучше просто запомните, товарищ Петро ибн Трофим, что в Америке негров больше нет.
Петруха с явным недоверием ухмыльнулся:
– А куда они делись? В Африку уехали?
– Точнее будет сказать – уплыли. Но это вряд ли. Негров больше нет, потому что их и не было. Есть афроамериканцы.
– Из песни слов не выкинешь, Николай Иванович, – возразил Петька, радостно сославшись на народную мудрость. – И наш Максимка*, помнится, завсегда негром был.
– Еще как выкинешь, товарищ Филиппов. Вот, к примеру, в одном мультфильме черный кентавр прислуживал за обедом белому человеку-пони. Так эту сценку вырезали. Политкорректность требует, – пояснил Кузнецов и с легкой завистью добавил: – Нам бы таких ребят, как эти цензоры… Мы бы всю Америку в паре реальностей прикрыли и открыли заново.
* Бюст легендарного Максимки, впоследствии М. Л. К (дело засекречено), величайшего русского негра в истории отряда, знаком Петрухе по аллее ветеранов во фруктовом саду за штабом. Убит куклуксклановцами в длительной командировке. Детство М., вероятно, известно читателю по одноименной киноленте.
– Как-как? Поллитр… помполит… полкур… – запнулся Петька, пытаясь выговорить незнакомое слово знакомым языком.
– Политкорректность. Все, гордый сын славян, хватит болтать. Пошли.
Далеко им идти не пришлось. Сразу за контейнерами с оборудованием обнаружилась лестница, а за ней – стеклянный проем под никелированным козырьком.
Подскочив к дверям, Петька озадаченно, но радостно объявил:
– А и вовсе никаких ручек не видать. Запад – дело тонкое. Рехнулись на экономии, как наш товарищ Хохел.
Открывая проход, стеклянная створка двинулась в сторону. В противоположном направлении шарахнулся Петруха. Кузнецов улыбнулся и спокойно пояснил:
– Обыкновенные фотоэлементы, как на турникетах в метро. Ты в метро-то был? Впрочем, да, не был.
Потом, немного поразмыслив, Николай снял фуражку, зажав ее под мышкой так, чтобы немецкий орел, вышитый на тулье тульскими кружевницами, был не так заметен. И, наклеив на уста гуттаперчевую голливудскую улыбку, первым шагнул внутрь.
За дверью оказался просторный холл. У стены стоял стол, поверхность которого была покрыта множеством кнопок и переключателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38