– Вот и ноги расколдовались, – тихонько заметил мистер Комшарр.
В этот самый миг Спринтер-Боб, проспавший приход гостей, но разбуженный шипением питона, вскочил с подстилки и оглушительно залаял.
– Тише, тише, все свои, – сказала псу миссис Комшарр.
Спринтер-Боб поворчал и улегся, внимательно наблюдая за происходящим. Фигура Рики постепенно проступала из воздуха. Коты, восседавшие на холодильнике, сохраняли полнейшую невозмутимость – будто не впервые видели подобную процедуру.
– Ох, бедный ребенок! Вы только посмотрите на эти лохмотья! – жалостливо покачала головой миссис Комшарр, когда из пустоты проявились коленки Рики, едва прикрытые остатками штанов. Питон, обвивая Рики по спирали, пополз выше, и вот показался обтрепанный серый свитер, явно тесный его хозяину, чьи кисти высовывались из заношенных рукавов.
– Боже правый! – всплеснула руками миссис Комшарр, когда наконец показалась растрепанная, давно не стриженная мальчишеская голова, бледное личико, большие голубые глаза, обведенные усталыми тенями, и длинный любопытный нос.
– Ах! Рики! – вырвалось у мисс Инглдью.
Питон мгновение-другое помедлил на голове у Рики, точно диковинный тяжелый тюрбан. Мальчик захлопал глазами.
– Ну что, я расколдовался? – спросил он. – По-моему, да.
– Полностью! – радостно объявил мистер Комшарр. – Теперь ты снова стал видимым, Рики Сверк. Поздравляю!
Все дружно зааплодировали, и Рики тоже, но очень осторожно, чтобы не потревожить питона. Змея утомленно подернула глаза пленкой и неподвижно лежала на голове у Рики. Миссис Комшарр бережно сняла питона и переложила в корзинку.
– Ну а теперь будем праздновать! – воскликнула она. – Орвил, голубчик, завари еще чаю. Пирожки сейчас подоспеют.
По окончании веселого чаепития, во время которого было принято немало важных решений, мисс Инглдью распростилась со всеми и поспешила в обратный путь. Она знала, что Рики теперь в надежных руках. Сейчас он впервые за год принимал ванну. Миссис Комшарр обещала позаботиться о мальчике, обеспечить ему одежду, стрижку, отдых и, главное, усиленное питание, чтобы привести в нормальный вид перед возвращением к родителям.
Мисс Инглдью была так довольна поворотом событий, что даже начала напевать на ходу. На перекрестке она машинально чуть не свернула на Филберт-стрит. Как бы ей хотелось поделиться новостями с Патоном Юбимом! Но нет, нельзя. Его ужасная сестра считает, что она, Джулия Инглдью, преследует мистера Юбима. Жгучая обида до сих пор кипела в душе мисс Инглдью.
– Я в жизни никого не преследовала, – пробормотала она. – И не позволю такое о себе говорить!
Дальше она пошла молча, уже не напевая, слегка ссутулившись и не в таком радужном настроении. Огромная летучая мышь, терпеливо просидевшая не один час под карнизом «Зоокафе», вновь преследовала мисс Инглдью по пятам, но та по-прежнему не замечала крылатого соглядатая, который в наступившей темноте был почти невидим. В Соборном переулке летучая мышь уцепилась коготками за водосточную трубу и, дождавшись, пока мисс Инглдью закроет за собой дверь книжного магазина, полетела дальше, к Банковской площади и в Сквозняковый проезд. Покружив над крышей третьего дома номер тринадцать, летучая мышь беззвучно скользнула в приоткрытое окно.
Мгновение – и Иоланда Юбим, уже в облике костлявой древней старухи, тяжелой поступью вошла в комнату своей племянницы Венеции, где та шила. «Великолепно», – прошептала старуха, обведя взглядом помещение, завешанное и заваленное яркими нарядами. На столе громоздились синие и зеленые плащи, шелковыми островками лежали платья, вздымались бархатные холмики курток и беретов, курчавились кружева воротников, топорщились оборки юбок, ручейками растекались пояса, простирали свои крылья шали и накидки.
Венеция сосредоточенно нашивала ряды бусин на подол длинной черной юбки. Перед ней на столе выстроились в ряд коробочки и шкатулочки. Время от времени портниха запускала в одну из них длинные пальцы с кроваво-красными ногтями и вытаскивала щепотку цветного порошка или истолченной травы, а раз даже набрала несколько капель какого-то состава пипеткой из аптечной бутылочки. Всем этим она то и дело посыпала и взбрызгивала ткань юбки.
– Плащ готов? – отрывисто и хрипло спросила Иоланда.
– Еще нет. – Венеция подняла глаза от шитья и вздрогнула.
– Девочкой-ангелочком я вам, конечно, больше по душе? – ядовито усмехнулась старуха, которая сейчас, в ярком свете лампы, казалась особенно дряхлой и отвратительной.
– Ну что вы, тетушка! – возразила Венеция. – Просто вы так неожиданно вошли…
– Я устала, – резко заявила Иоланда. – Потратила чуть не полдня на слежку за этой наглой особой. Мальчишка у нее, ручаюсь. Смешала нам все карты! Гризелда совершенно права, пора с ней расправиться. Да и с ее племянницей, этой летающей паршивкой, тоже!
– А как насчет пояса? – не прерывая работы и стараясь не смотреть на старуху, осведомилась Венеция.
– Наша услужливая маленькая Доркас взяла это на себя.
– Прекрасно. Что же вы стоите, тетушка? Присядьте отдохните, вы переутомились. – Венеция отложила иголку и придвинула Иоланде стул.
– Я не привыкла зря терять время, – отрезала Иоланда. – Займусь плащом. – Усевшись за электрическую швейную машинку, она принялась прострачивать кайму зеленого форменного плаща академии Блура. – Этот поганый мальчишка многовато о себе воображает! Ну ничего, он у меня попляшет!
– Кто, тетушка? – Венеция покосилась на зеленый плащ, вспомнив, что непокорный племянник Чарли носит синий.
– Этот нахал Торссон, кто ж еще! – Иоланда яростно строчила на машинке. – Он посмел обозвать меня каргой. Меня – каргой! Хорошо же, попомнит он меня!

Глава 18
ПОЯС ИЗ ЧЕРНЫХ БРИЛЛИАНТОВ

Хорошенькая Белла Доннер больше в академии Блура не появлялась – к немалому облегчению большинства учеников. Но Чарли Бон твердо знал, что Иоланда Юбим так просто от своих коварных планов не отступится. От кухарки он узнал, что эпопея с лазурным питоном завершилась удачно: Рики Сверка удалось расколдовать и он в безопасности. Чарли обрадовался, конечно, но вскоре приуныл: ведь мальчик-невидимка спрашивал про своего брата, а что ему ответить? Ведь никто не знает, куда подевался Сэмюель Сверк, он же мистер Краплак. Чарли решил потолковать об этом с Фиделио, который не принимал участия в событиях памятной ночи, когда по академии гуляла буря, и, будучи не у дел, уже начинал дуться на товарищей. Как только речь зашла о новых загадках, Фиделио оживился.
– До выходных все равно не сможем ничего предпринять, – веско заявил он. – Правда, на субботу мы с папой сговорились, что я буду играть на скрипке на свадьбе у кузины, но… я как-нибудь выкручусь. В конце концов, помочь тебе гораздо важнее. Тем более что остальные все заняты.
Фиделио был прав. Танкред и Лизандр, узнав об удачном побеге Рики, решили, что сделали все возможное и имеют право передохнуть. Габриэль увлеченно занимался фортепиано, а на Билли, по правде говоря, рассчитывать не приходилось – не потому, что он маленький и слабый, а потому, что альбинос бродил как в тумане после знакомства с питоном и в предвкушении долгожданного воссоединения с любимой крысой Босхом.
Можно было бы обратиться к Эмме, но у той дела шли совсем плохо. Чары, которые наложила на шнур Доркас, были слишком сильными, и с той самой ночи, когда пальцы Эммы чуть не превратились в перья, они немилосердно болели. Девочка едва могла удержать в руках карандаш. Но Эмма пообещала Оливии, что сошьет ей потрясающий пояс, и намеревалась любой ценой сдержать слово.
Пояс Оливии требовался для спектакля: миссис Маек, преподавательнице актерского мастерства, очень понравилось, как Оливия в прошлом году играла злую мачеху, и в этом ее утвердили на роль старшей принцессы. Эмма так обрадовалась за подругу, что решила сшить ей великолепный наряд, затмевающий прочие костюмы.
Само платье уже было готово и, вызывая всеобщую зависть, красовалось на вешалке в костюмерной: алого шелка, с черными атласными вставками, длинные рукава украшены манжетами из блестящего черного кружева, а подол расшит черным стеклярусом. Оливия то и дело бегала в костюмерную – полюбоваться на платье – и подолгу простаивала перед вешалкой в немом восхищении. Эмме оставалось только сшить к нему пояс, и вот теперь она нервничала и торопилась, боясь не уложиться в срок. Сегодня она успела нашить на пояс только две черные бусины, а пальцы уже отчаянно ломило.
– Хочешь, помогу? – внезапно предложила Доркас, сидевшая напротив Эммы за одним из больших рабочих столов в мастерской костюмеров.
– Нет, спасибо, я как-нибудь справлюсь, – отказалась Эмма, ловя непослушными ноющими пальцами очередную граненую бусину. Трудность заключалась в том, что все бусины следовало нанизать на отдельные крючки, пришитые к поясу: таким образом казалось, будто каждая бусина живет отдельной жизнью, а пояс переливался, как живой, чем-то напоминая змеиную шкурку. Особенно красиво выходило, когда на него падал свет: можно было подумать, что пояс расшит настоящими черными бриллиантами. Эмма подняла руку.
– Можно мне пойти попить воды? – слабым голосом спросила она мисс Зингер, преподавательницу шитья.
– Конечно, ступай. Ты не заболела, Эмма? – встревожилась учительница.
Эмма была белее мела, и работа у нее продвигалась непривычно медленно.
– Все в порядке, просто пить хочется, – сказала Эмма и вышла из класса.
В умывальной она попила воды из-под крана, потом подержала ноющие руки под холодной струей и приложила к вискам. Больше всего она боялась, что никогда уже не сможет летать.
Девочка не знала, сколько простояла в умывальной, глядя на свое бледное лицо в зеркало, но когда она вернулась в класс, то сразу же увидела, что в ее отсутствие на поясе появилось с десяток новых бусин.
– Я все-таки решила тебе помочь, – елейным голосом объяснила Доркас.
– Спасибо, – выдавила Эмма, хотя в глубине души колебалась, стоит ли такая услуга благодарности или же нужно насторожиться. С тех пор как Белла Доннер исчезла из академии, Доркас была воплощенное дружелюбие. Может, старается загладить свою вину? Может, она и ловушку со шнуром устроила, потому что Белла на нее надавила? Ох, подозрительно все это…
Зазвенел звонок на перемену. Эмма аккуратно сложила пояс: придется взять его с собой домой и заканчивать в выходные. Поэтому она пересыпала в карман пригоршню черных бусин, а в отдельный пакетик – небольшой запас крючков. Пятница, наконец-то пятница! Можно будет всласть выспаться в маленькой уютной комнатке над книжной лавкой, а потом не спеша пить с тетей Джулией какао…
Чарли тоже радовался наступлению долгожданной пятницы. Он горел нетерпением поскорее повидаться с расколдованным Рики Сверком. И не он один: всем, кто принимал участие в этой рискованной эпопее, хотелось наконец посмотреть, как выглядит бывший невидимка. Даже Танкред с Лизандром заявили, что присоединятся к компании и перспектива столкнуться с пауками и летучими мышами их не пугает.
– Бутафорским пауком вас больше никто пугать не будет, а настоящий, он же старая мерзкая летучая мышь, наверняка уже обретается где-нибудь над Трансильванией* Почему именно Трансильвания? В этих краях, согласно легенде, жил самый известный из вампиров, граф Дракула, который, помимо прочих обличий, умел превращаться и в летучую мышь. – Прим. переводчика.

, – жизнерадостно заявил Габриэль, усаживаясь с друзьями в школьный автобус.
– Кабы знать наверняка… – с сомнением пробормотал Чарли.
Дома Чарли ждал приятный сюрприз: вернулась любимая бабушка Мейзи. Когда Чарли вошел в дом, она как раз сидела за чаем с дядей Патоном. После пылких объятий и даже слез (Мейзи нередко на радостях пускала слезу) она поставила перед внуком тарелку своей фирменной жареной картошки с рыбой и объявила:
– У меня есть интересные новости!
– Слушай внимательно, Чарли, – серьезно заметил дядя Патон. – Это многое объясняет.
– Ладно. Я весь внимание. – Чарли даже вилку отложил.
Мейзи придвинулась к нему поближе:
– Итак, Чарли, как тебе известно, я ездила навещать свою сестру Дорис.
– Она поправилась?
– Спасибо, лапочка, ей гораздо лучше. Она намного старше меня и хорошо знает историю семьи. Ума не приложу, почему она так долго обо всем этом молчала, но…
Тут вернулась из магазина мама Чарли, и вновь пошли объятия и счастливые всхлипывания соскучившейся Мейзи. Чарли вздохнул.
– Терпение, друг мой. Сведения стоят того, чтобы подождать.
Эти слова дяди Патона заинтриговали изнывавшего Чарли еще больше.
Наконец все уселись за стол, перед мамой тоже появилась тарелка картошки с рыбой, и только тогда Мейзи, успокоившись, продолжила рассказ:
– Так на чем я остановилась?
– Что бабушка Дорис долго о чем-то молчала! – нетерпеливо подсказал Чарли.
– Ах да. И вот, представь себе, уже чуть ли не на смертном одре она вдруг шепчет мне: «Мейзи, когда я умру, сразу же забери из секретера мои бумаги. Не допусти, чтобы они сожгли документы!» А сама еле губами шевелит, бедняжка. Я, конечно, успокоила ее – мол, непременно заберу и сохраню. А она мне на это: дескать, нет, лучше возьми-ка их из секретера прямо сейчас и разбери при мне, так оно надежнее будет. Ну что ты будешь делать! Не спорить же с человеком. Отпираю я секретер, а там просто склад. Дорис, наверно, годами складывала туда каждую бумажку – и театральные программки, и квитанции, и письма. Все вперемешку. Словом, я разложила все это на ковре подле постели, ну, думаю, тут дела дня на три. Но Дорис сразу показала мне самый важный документ – свиток в таком особом старинном мешочке. Наше фамильное древо! Угадай, что в нем написано, Чарли?
– Понятия не имею, – честно сказал мальчик.
– Прежде всего, весь род происходит от какого-то человека с совершенно непроизносимым именем. Я показала древо Дорис, а она в ответ: «Ах, этот. Он точно был чародеем. Валлийским чародеем, поэтому и имя такое».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33